Михаил Водопьянов - Путь летчика Страница 59

– Сейчас я слушал Рудольф. Зовет непрерывно! – сказал он.

– А ты не слушай, расстраиваться не будешь, – посоветовал я и, обнимая Симу, добавил: – Скоро Кренкель начнет работать, ничего, свяжемся.

Но прошло двенадцать часов, а связи все еще не было.

Сидя в радиорубке и ни на секунду не прекращая работы, Стромилов на всех волнах ловил самолет «Н-170» и станцию Кренкеля. Стромилов хорошо знал волны, на которых работали Иванов и Кренкель. Мало того, он сам сделал передатчик для Кренкеля, и ему предстояло остаться на Рудольфе, чтобы в случае необходимости консультировать радиста Северного полюса.

Стромилова клонило ко сну. Преодолевая усталость, он упорно прислушивался к звукам в эфире.

– Вот кто-то зовет!

– Нет, это не самолет, это не Кренкель…

Время от времени Стромилов вызывал сам, попрежнему не получая ответа.

В радиорубке было тихо. Вся зимовка погрузилась в сон. Вдруг Стромилов насторожился и замер: в наушниках послышались знакомые звуки.

Он чуть-чуть повернул ручку конденсатора, на мгновение затаил дыхание… и закричал так громко, что в соседней комнате все сразу вскочили со своих постелей.

– Зовет, зовет, - продолжал кричать Стромилов.

Начав что-то выстукивать ключом, он неожиданно снял наушники и стремительно выбежал из радиорубки.

Никто никогда не видел Стромилова в таком состоянии. Обычно он отличался спокойствием, а на этот раз вел себя, словно одержимый.

Пулей влетел он в соседний дом. Там все спали.

Радист выкрикнул во весь голос:

– Марк Иванович! Вставайте! Сели!

– Что такое? Кто сел?

– Аккумуляторы! Сели! Связался! Они на полюсе! – выпалил Стромилов и умчался обратно в рубку.

Не прошло и минуты, как здесь собралось все население станции. Стромилов принимал первую радиограмму с полюса.

Все с напряженным вниманием следили за движением карандаша. Наконец, Стромилов передал радиограмму Шевелеву. Марк Иванович пробежал ее глазами, а затем прочел вслух:

«Все живы. Самолет цел. У Симы сгорел умформер. Если связь прервется, то вызывайте в полночь. Отто Юльевич пишет радиограмму. Лед – мировой».

Сидя на запаянном бидоне с продовольствием, Шмидт держал на коленях тетрадь и писал текст радиограммы.

Окружив Кренкеля, мы наперебой просили передать товарищам наши приветы.

Отто Юльевич кончил писать и подошел к нам. Своим ровным, спокойным голосом он начал диктовать радиограмму в Москву и на остров Рудольфа:

«В 11 час. 10 мин. самолет «СССР Н-170» под управлением Водопьянова, Бабушкина, Спирина, старшего механика Бассейна пролетел над Северным полюсом.

Для страховки прошли еще несколько дальше. Затем Водопьянов снизился с 1750 метров до 200; пробив сплошную облачность, стали искать льдину для посадки и устройства научной станции.

В 11 час. 35 мин. Водопьянов блестяще совершил посадку. К сожалению, при отправке телеграммы о достижении полюса внезапно произошло короткое замыкание. Выбыл умформер рации, прекратилась радиосвязь, возобновившаяся только сейчас, после установки рации на новой полярной станции. Льдина, на которой мы остановились, расположена примерно в 20 километрах за полюсом по ту сторону и несколько на запад от меридиана Рудольфа. Положение уточним. Льдина вполне годится для научной станции, остающейся в дрейфе в центре Полярного бассейна. Здесь можно сделать прекрасный аэродром для приемки остальных самолетов с грузом станции.

Чувствуем, что перерывом связи невольно причинили вам много беспокойства. Очень жалеем. Сердечный привет.

Прошу доложить партии и правительству о выполнении первой части задания.

Начальник экспедиции Шмидт».

Мы не спали уже больше суток, а впереди еще предстояло много работы. Надо было набраться сил.

Зимовщики станции «Северный полюс»: Э. Т. Кренкель, И. Д. Папанин, Е. К. Федоров и П. П. Ширшов.

…Среди безграничных ледовых просторов, на льдине, обрамленной торосами, стояла большая оранжевая птица. Неподалеку от нее яркими, тоже оранжевыми пятнами выделялись шелковые палатки, где спокойно спали тринадцать человек – граждан великой страны Советов.

В меховых спальных мешках было так тепло, что мы совсем не чувствовали мороза.

Разбудил нас Папанин. Он уже успел переделать массу дел и сейчас принес нам чай и галеты.

– Пока попейте чайку, - потчевал нас любезный хозяин полюса, - а через десять минут состряпаю вам яичницу.

– Как погода, Иван Дмитриевич?-спросил Шмидт.

– Плохая. Туман. Ничего не видно.

Бабушкин разжег примус, и минуты через две-три и палатке стало так тепло, что мы могли вылезти из мешков в одном белье и спокойно одеться, не ежась от холода.

– Который теперь час?-спросил я товарищей.

– Десять, - уверенно ответил Спирин.

– Утра или вечера?

– По-моему, утра, -на этот раз уже с сомнением в голосе протянул Иван Тимофеевич.

– А по-моему, вечера. Мы спали часов двадцать, не меньше.

– Нет, не может быть, Михаил Васильевич. Сейчас должно быть утро.

– Откуда ты знаешь, что утро?-не отставал я от Спирина, натягивая меховые унты.

В разговор вмешался Бабушкин:

– Солнце здесь кружится над нами на одной высоте. Правда, сейчас его не видно, но это неважно. По солнцу все равно трудно определить. Ведь наша льдина тоже кружится.

– Ты лучше скажи, что сейчас – день или ночь? – перебил я рассуждения Бабушкина.

– Мне кажется, день, - ответил он.

– А мне кажется… впрочем, я не знаю, что мне кажется. Я знаю только одно: после длительной напряженной работы мы спали очень крепко и могли проспать целые сутки.

Так мы и не решили, что сейчас – утро или вечер, день или ночь. Только по радио или по хронометру можно было точно определить время.

Свернув спальные мешки, мы положили посреди палатки большой лист фанеры, который должен был служить нам столом, и, кто лежа, а кто сидя, начали пить чай.

– Спасибо начальнику зимовки, - наливая вторую кружку, заметил Михаил Сергеевич.-Люблю чаек!

– А Папанин любит о гостях позаботиться. Ведь мы его гости, - улыбнулся Отто Юльевич.

Послышался скрип снега. Кто-то шел к нам.

– Отто Юльевич, вы не спите?-раздался голос Кренкеля.

– Нет, не спим.

– Есть радостная радиограмма, - появляясь в палатке, объявил Кренкель.

Предчувствуя, от кого эта радиограмма, мы сразу заволновались. Отто Юльевич прочел ее про себя и попросил Кренкеля:

– Если вам не трудно, позовите остальных товарищей.

– Есть! Сейчас позову, - с готовностью ответил Кренкель.