Борис Илизаров - Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого Страница 59

«Человек-государство» или «творец»

«Человек-государство» – явление уникальное в истории. Многие сильные личности ставили перед собой цель добиться абсолютного личного господства, а значит, абсолютной личной свободы от общества. Но практически никому, даже самым известным диктаторам, этого не удавалось. Все они так или иначе были ставленниками каких-нибудь сил: военных, политических, клерикальных, либо бюрократии, капитала, олигархии или охлократии и т. д. В этих случаях правитель олицетворял какую-либо из сил или целую группу сил, действуя в той или иной степени в их интересах. Но «человек-государство» создает такую политическую систему, при которой ему подчинены не только базовые институты общества. Воле одного человека подчинена вся материальная, духовная и культурная сферы, им полностью порабощен государственный или партийно-государственный (церковно-государственный) аппарат. Не человек является ставленником аппарата, волей или неволей выражая его интересы. Наоборот, вождь, диктатор, император, президент, король, генеральный секретарь, как бы он ни назывался, полностью подчиняет его себе террором, интригой, интеллектом, духовным и моральным растлением – всеми возможными средствами. Человек, добившийся всего этого, приобретает не просто власть над страной, ее институтами и ресурсами, но и контроль над всеми людьми этой страны от младенца до старца. Его власть настолько безгранична, что он может свободно вмешиваться не только в текущие события, но и изменять в общественном сознании, по своему усмотрению, прошлое, то есть историю, и выстраивать по собственному плану будущее. И это не метафора. Это реальный результат деятельности Сталина.

Если бы в мире не было других государств, кроме СССР, или если бы Сталин добился мирового господства, то история человечества впервые стала бы при нем управляема. Сталин доказал на практике, в рамках одной страны, возможность управляемой, то есть планово-предсказуемой и инженерно-сконструированной, жизни человечества. Сталин доказал на практике возможность «конца истории» как непредсказуемого спонтанного процесса, в котором участвуют миллиардные массы и колоссальные социальные силы. Он доказал (пусть всего лишь на одно, по историческим меркам, мгновение), что воля одного далеко не гениального человека может их себе подчинить. Он же доказал, что никаких моральных и этических запретов в социальной инженерии нет. Все эти, вместе взятые, доказательства и есть «сталинизм».

Хорошо бы разобраться в том, что за общество было им сконструировано на практике и какие при этом избирались исторические модели и образцы, а что было воистину новаторским?

Троцкий был глубоко не прав, рисуя Сталина как ставленника новой партийной бюрократии, по существу нового эксплуататорского класса. Только однажды, в 1923–1924 годах, то есть на очень короткое время, Сталина поддержал партийно-государственный аппарат. Но уже тогда, с хорошим знанием дела, писал Ленин в своем «Завещании»: «…Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть…»[249] Поэтому, за вычетом одного-двух первых лет, все последующие годы Сталин по праву чувствовал себя владыкой. Литературно одаренная и очень искренняя дочь, вкус к истории которой привил отец, почти безошибочно определила хронологию сталинизма. «Двадцать семь лет – с 1926 по 1953 – было временем, – писала она, – которое историки называют “периодом сталинизма” в СССР, временем единоличного деспотизма, кровавого террора, экономических трудностей, жесточайшей войны и идеологической реакции»[250]. Если быть уж совсем точным – сразу же после смерти Ленина все последующие годы Сталин уничтожал, усмирял, перекраивал и подчинял себе лично самым жесточайшим образом в первую очередь именно госпартаппарат. Разве не были те же вожди оппозиции крупнейшими партийно-государственными чиновниками? Впрочем, то же самое он делал и со всеми другими слоями общества и своими близкими «соратниками».

Не Молотов, Каганович, Жданов, Маленков, Берия или Хрущев и иже с ними выпестовали в своей среде «Вождя» и держали его на своих плечах, а, напротив, он их всех выдвигал и «задвигал» по своему усмотрению. Все они рабски, даже с любовью ему служили и смертельно боялись всю жизнь. Конечно, они, как и большинство нашего народа, были рабами нового Навуходоносора. Рабами не только в социальном смысле (беспощадно эксплуатировал, в любое время мог направить на смерть и мучения!), но и духовно.

При всей своей проницательности и уме Лев Троцкий и Милован Джилас безнадежно ошибались, объясняя феномен возвышения Сталина поддержкой его обуржуазившейся контрреволюционной бюрократией, то есть «новым классом». Здесь сказалось привычное марксистское клише – искать скрытые классовые и групповые силы и интересы в любом историческом явлении. Феномен Сталина – это принципиально иное. Напротив, с помощью миллионов подсобников, помощников и слуг он по собственному усмотрению проектировал и перестраивал всю страну, не раз меняя «генеральные планы». Бухарин, сыгравший при хитроумном Улиссе-Сталине роль политического троянского коня, с глуповатой растерянностью говорил о своем недавнем друге Кобе: «Он с ума сошел. Он думает, что все может, что он один все удержит, что все другие только мешают»[251]. Несмотря ни на что, ни на свои болезни и стрессы, Сталин прекрасно все взвешивал и неплохо рассчитывал. Ему действительно все только мешали, и он доказал, что способен удержать все один. И удерживал – тридцать лет! Казалось бы, имея абсолютную свободу, безграничные ресурсы и огромный для смертного запас времени, он сможет в полную силу проявить свои творческие способности. Ан нет!

Вопреки его же официальному мнению, ставшему обязательным для всех жителей СССР на все времена, не содержание часто определяло для него форму. Форма выражения была более значима, как для многих людей с Востока интонация важнее смысла сказанного. Восток мудр – чаще это действительно так. Поэтому его официальные выступления обычно интонационно бесцветны. Это сделано нарочито. В них мало искренности и реальной правды, но много поучений. (Опять «учительство»!) Интонация может сыграть коварную шутку и выдать. Также интонационно бесцветно большинство его опубликованных статей и докладов. Но когда он взрывался не тостом, а яростью, в его интонации появлялись гремуче шипящие звуки. Тогда грузинский акцент не только не мешал, а придавал его речи особо зловещий оттенок. Эта интонация чувствуется не только на фонограммах и пластинках с его голосом, но и на письме. Конечно же, не случайно в официальном собрании сочинений опубликована масса клокочущих злобой и нетерпимостью писем, заметок, реплик. Стенограммы его выступлений, особенно на закрытых собраниях, где давались до глупости примитивные объяснения причин очередных смертоубийств, благоговейно хранят гробовую тишину зала, боящегося пропустить хотя бы одно слово, неумолимо несущее кому-то смерть.