Михаил Девятаев - Побег из ада Страница 6

Допрашивающий разгладил лист бумаги, записал мою фамилию, имя и отчество. Скрыть фамилию я не мог: в руках переводчика находились мои документы.

— Вы русский? — был следующий вопрос.

— Нет, я мордвин.

— Я не знаю такой национальности! — перевел слова офицера переводчик.

— Мало ли чего вы не знаете о нашей стране, — презрительно бросил я.

Гитлеровца перекосило. Он перелистал мое удостоверение личности, изъятое накануне из моего кармана. В удостоверении — фотокарточка моей жены. Только год прошел, как мы соединили свои судьбы.

— Кто эта женщина? — спрашивает фашист.

— Это моя жена!

— Где она живет?

— В Казани.

— Вряд ли ты ее еще увидишь… Впрочем, всё зависит от тебя. Если не будешь ничего скрывать, то можешь еще вернуться когда-нибудь в свою Казань. Нас интересует, какие полки действуют на нашем участке фронта?.. Сообщи подробные сведения о части, в которой ты служил. Предупреждаю, что говорить надо только правду, иначе ты рискуешь всем, и в первую очередь жизнью! Выбирай.

После такого вступления спросил у меня:

— Сколько боевых вылетов на твоем счету?

— Сто!

— А сколько сбитых самолетов? Разумеется, таковых нет?

Он думал, что я буду молить о пощаде, уверять его, что никакого ущерба их армии не причинил, поэтому был крайне удивлен, когда я спокойно заявил:

— В сорок первом и сорок втором годах я сбил девять ваших самолетов. Из них три бомбардировщика.

Допрашивающий нахмурился.

— Настроение в части?

— Хорошее. Все уверены в нашей победе.

Фашист беспокойно заерзал на стуле, покосился на меня. Достал из папки газетную вырезку с портретом нашего командира дивизии, Александра Покрышкина, показал его мне:

— Узнаете?

Какой же я воин, если бы не знал своего командира?! Не только на снимке, а даже в воздухе «по почерку» я всегда безошибочно узнавал, где летит Покрышкин! Как я радовался, что был зачислен в его соединение, или, как у нас говорили, в «хозяйство» Покрышкина! И вот теперь враг требует, чтобы я выдал все сведения об этом «хозяйстве», о своем командире. Нет, этого не будет! Присяги я не нарушу!

— Не знаю я этого человека, — заявил я. — У нас в части я его не видел.

— Как не знаешь?! — вскипел офицер. — Только летчики Покрышкина летают на самолетах такого типа, на котором вчера ты был сбит!.. Ты не можешь не знать Покрышкина! Я заставлю тебя говорить правду!

— Я служил в другой части, — утверждал я, зная, что по документам они ничего не установят: в своем удостоверении личности я еще не успел сделать отметку о переводе в это соединение, в нем стоял номер старой части, из которой я прибыл.

Это помогло.

Враг был сбит с толку. Еще раз перелистав мое удостоверение личности и не найдя никаких отметок, говорящих о моей принадлежности к соединению Покрышкина, он пожал плечами:

— Выходит, что русские на наше направление перебросили новую часть, оснащенную такими же самолетами, как у Покрышкина. Мы это проверим. Если врешь, расстреляю!.. Какова цель твоего последнего полета?

— Мы сопровождали штурмовиков, которые должны были бомбить воинские скопления северо-западнее Броды…

— Это мы без тебя знаем. А какую задачу выполнял полк в этом месяце?

— Я младший офицер. В задачи полка меня никто не посвящал.

Гитлеровец злился, грозил расстрелом, требовал сведений о командире дивизии Покрышкине, о сигналах радиосвязи.

— Такими данными не располагаю, — твердо отвечал к.

— Дурак! — крикнул подполковник.

Так шло и дальше. Стоять мне было тяжело, но я крепился.

Наконец допрос был прекращен. Подполковник, не получив от меня никаких нужных ему сведений, распорядился, чтобы мною занялись разведывательные органы. «Делай со мной, что хочешь, сволочь, — думал я, — все равно ничего не добьешься».

Среди документов, захваченных нашими войсками во время войны, был найден протокол этого допроса в фашистском плену. В этом протоколе имеется такая запись: «Военнопленный производит впечатление не очень умного человека. Не заслуживает доверия тот факт, что он располагает такими небольшими сведениями о своей части, будучи старшим лейтенантом. Нельзя проверить, насколько правдивы его показания».

Значит, враг ничего не выудил из моих показаний! Значит, цель моя была достигнута. Фашистам трудно было проверить правдивость моих показаний еще и потому, что все ближе и ближе гремели орудийные выстрелы, а в воздухе проносились советские самолеты. Наши части, развивая наступление, уверенно продвигались на Запад, к границам гитлеровской Германии.

Начало испытаний

Вскоре после допроса меня, Вандышева и Кравцова фашисты перебросили на транспортном самолете в свой тыл. Сначала нас поместили в один из пересыльных лагерей для военнопленных. В первое время гитлеровцы всячески заискивали перед нами, старались внушить нам, что они гуманно относятся к советским военнопленным. Вернули даже ранее отобранные у нас ордена, сохранили форму. На допросах нам обещали в любое время дать свободу, если… перейдем на их сторону! Это означало, что мы должны стать пособниками врага, изменить своему народу, своей любимой Родине. Таких среди нас не нашлось.

Каждый из нас по-своему, но глубоко переживал свою трагедию. Больше всего нас мучила мысль о том, что мы лишились возможности продолжать сражаться с фашистами в рядах нашей армии. И чем больше мы об этом думали, тем сильнее росла решимость и в плену продолжать борьбу с врагом. Об этом мы не раз беседовали с Вандышевым и Кравцовым. Прежде всего, конечно, мы думали о побеге. Десятки проектов освобождения из плена обсуждали ежедневно, стремясь использовать для побега малейшую возможность. Все это делалось в строгой тайне, ибо узнай об этом эсэсовцы, нам бы не избежать смерти.

Однажды, перед наступлением темноты, ко мне подошел Вандышев:

— Попробуем сегодня ночью? Кругом деревья, лагерь, кажется, не огорожен… Может, вырвемся…

Тяжело мне было слушать его: ведь я еще не в состоянии был бежать: нога сильно болела, и я передвигался с помощью палки, обожженное лицо все ещё было покрыто кровавой коркой.

— Бегите без меня, а я в другой раз, — сказал я. Ночью Вандышев и Кравцов вышли из барака. Но под утро вернулись обратно. Нет, не так просто было уйти, как им казалось. Они наткнулись на колючую проволоку, опоясывавшую лагерь. Это препятствие можно было бы как-то преодолеть, но за проволокой расхаживали часовые, рыскали сторожевые псы. Незадолго до этого из лагеря бежало двое смельчаков, но их постигла неудача: одного до смерти загрызли собаки, другого застрелил часовой. Решили более тщательно подготовиться к побегу и выбрать удачный момент, а там, может быть, и я встану на ноги.