Мартин Писториус - В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса Страница 6

– Да понимаешь ли ты, что это попросту смешно? – говорила она позднее своей подруге, после того как Вирна ушла. – Не может быть, чтобы кто-то из этих был способен к коммуникации.

Две женщины обвели взглядом палату.

– Может быть, Гертжи?

Они посмотрели на маленького мальчика, который играл с игрушечной машинкой.

– Он вроде бы немного смышленее, чем остальные, правда?

Женщины ненадолго умолкли, а потом их взгляды остановились на мне. Они ничего не сказали, глядя на меня, сидевшего в инвалидном кресле. В этом не было необходимости. Я знал, что они считают меня одним из наименее функциональных пациентов в стационаре, куда берут только пациентов с IQ в 30 пунктов или еще меньше.

Несмотря на все эти сомнения, Вирну ничто не могло поколебать. В ней загорелся огонь убежденности. Снова и снова твердя людям, что, по ее мнению, я способен понимать то, что мне говорят, она побеседовала с моими родителями, которые согласились, чтобы я прошел тестирование. Завтра они повезут меня туда, где мне, возможно, наконец вручат ключ от двери моей тюрьмы.

– Ты же постараешься как следует, правда? – говорит сейчас Вирна, глядя на меня.

Я вижу, что она тревожится. Сомнения мелькают по ее лицу, как тени облаков, бегущие по горизонту в солнечный день. Я пристально смотрю на нее в ответ, всем сердцем желая пообещать ей, что брошу все силы своего существа на то, чтобы как следует воспользоваться возможностью, которая, как я думал, никогда не представится. Меня впервые будут оценивать таким образом, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы хоть каким-нибудь знаком показать, что я достоин внимания.

– Пожалуйста, постарайся как следует, Мартин, – говорит Вирна. – Это очень важно – показать им, на что ты способен, потому что я ведь знаю, что ты это можешь.

Я смотрю на нее. Слезы поблескивают серебром в уголках ее глаз. Ее вера в меня настолько сильна, что я просто не могу оставить ее без вознаграждения.

6: Пробуждение

Две стеклянные двери скользят передо мною в стороны с тихим шипением. Я никогда прежде не видел таких дверей. Этот мир снова меня удивил. Порой, сидя в машине, я вижу, как он проносится мимо окна, но если не считать этих моментов, продолжаю оставаться отчужденным от него. Те крохи мира, которые попадаются на глаза, меня всегда интригуют. Как-то раз я несколько дней подряд размышлял о мобильном телефоне врача, который увидел пристегнутым к ремню: он был настолько меньше папиного, что я не мог не задуматься о том, какой аккумулятор его питает. В мире так много вещей, которые мне хотелось бы понять!

Отец толкает перед собой мою коляску, мы входим в Центр аугментативной[1] и альтернативной коммуникации в университете Претории. Сейчас июль 2001 года – 13 с половиной лет прошло с тех пор, как я заболел. На тротуаре снаружи центра вижу студентов, гуляющих в ярком солнечном свете, и живописные жакарандовые деревья, нависающие арками над головой, но внутри здания царит тишина. Плитки коврового покрытия цвета морской волны протянулись вдоль коридора; на стенах развешаны информационные плакаты. Мы – маленький отряд исследователей, вступающий в этот неведомый мир: родители, мой брат Дэвид и Вирна, а еще сиделка Мариетта и физиотерапевт Элиза, которые знают меня не один год.

– Мистер и миссис Писториус? – спрашивает голос. Поднимаю глаза и вижу женщину. – Меня зовут Шакила, я сегодня буду проводить исследование Мартина. Мы еще только готовим кабинет, но много времени это не займет.

Страх окатывает меня холодной волной. Не могу смотреть в лица людей, окружающих меня; не хочу видеть в их глазах ни сомнение, ни надежду, пока мы молча ждем. Вскоре нас просят пройти в небольшой кабинет, где ждет Шакила вместе с другой женщиной, которую зовут Ясмин. Я опускаю голову, когда они начинают разговаривать с моими родителями. У меня болит щека изнутри. Я случайно прикусил ее, когда меня сегодня кормили ланчем, и во рту остается неприятное ощущение, хотя кровотечение прекратилось.

Пока Шакила задает родителям вопросы об истории моей болезни, я пытаюсь угадать, что они думают теперь, столько лет спустя. Страшно ли им так же, как и мне?

– Мартин? – слышу я голос, и мою коляску везут в другой конец кабинета.

Мы останавливаемся перед большим листом плексигласа, укрепленным на металлической стойке прямо передо мной. Экран крест-накрест исчерчен красными линиями, делящими его на квадраты, в некоторые из них вклеены небольшие черно-белые картинки. Эти рисунки изображают разные вещи – мяч, кран с бегущей из него водой, собаку, – и Шакила встает по другую сторону экрана, пристально вглядываясь в меня, когда я смотрю на них.

– Я хочу, чтобы ты посмотрел на рисунок мяча, Мартин, – говорит Шакила.

Я немного приподнимаю голову и глазами обшариваю экран. Я не в состоянии достаточно контролировать движения головы, чтобы заставить ее как следует поворачиваться из стороны в сторону, так что глаза остаются единственной частью моего тела, которой я полностью владею. Они скользят взад-вперед по картинкам, пока, наконец, не отыскивают мяч. Я фиксирую взгляд и пристально смотрю на него.

– Хорошо, Мартин, просто очень хорошо, – тихо говорит Шакила, глядя на меня.

И вдруг я пугаюсь. На ту ли картинку я смотрю? Действительно ли мои глаза сфокусированы на мяче – или они смотрят на какой-то другой символ? Даже в этом я не могу быть уверен.

– А теперь я хочу, чтобы ты посмотрел на собаку, – говорит Шакила, и я вновь начинаю поиск.

Мой взгляд медленно движется по картинкам. Не хочу ошибиться или что-то пропустить. Я медленно ищу, наконец нахожу мультяшную собаку слева на экране и смотрю на нее.

– А теперь телевизор, – говорит она.

Вскоре я отыскиваю и картинку с изображением телевизора. Но хотя мне нужно смотреть прямо на нее, чтобы показать Шакиле, что я нашел нужный предмет, мой подбородок падает на грудь. Стараюсь не впадать в панику и гадаю, не провалил ли я тест.

– Давайте попробуем кое-что другое? – предлагает Шакила, и мою коляску подвозят к столу, сплошь покрытому карточками.

На каждой карточке написано одно слово и нарисована картинка. Ужас. Я не могу прочесть эти слова. Я не знаю, что они означают. Если я не смогу их прочесть, будет ли это значить, что я провалил тест? А если я провалю тест, то вернусь обратно в свой стационар и буду сидеть там вечно? Сердце начинает болезненно колотиться в груди.

– Покажи, пожалуйста, слово «мама», Мартин, – просит меня Ясмин, вторая женщина-логопед.

Я не знаю, как выглядит слово «мама», но все равно вглядываюсь в свою правую руку, усилием воли побуждая ее двинуться, желая, чтобы она сделала хоть какой-нибудь маленький жест, показывая, что я понимаю, о чем меня просят. Моя рука неистово трясется, когда я пытаюсь приподнять ее с коленей. В комнате воцаряется мертвенное безмолвие, рука медленно поднимается в воздух и начинает бешено дергаться из стороны в сторону. Я ненавижу ее.