Екатерина Джугашвили - Мой сын – Иосиф Сталин Страница 6

Большинство семинарских служителей, о которых нелицеприятно отзывается Сталин, были русскими. Они отличались негативным отношением к грузинской культуре и языку. Ректор семинарии архимандрит (10) Серафим (Мещеряков) называл грузинский язык собачьим. Такого же мнения был и экзарх (11) Грузии, архиепископ Владимир (Богоявленский). Семинарское начальство стояло на страже тех правил, которые запрещали чтение «посторонней» литературы на грузинском языке. Даже разговор семинаристов-грузин на родном языке не одобрялся. Использование грузинского языка было ограничено использованием его для чтения средневековых религиозных текстов. Однако обсуждение этих текстов шло уже на русском.

Еще за несколько лет до поступления Сосо в семинарию Ладо Кецховели уговорил одного тамошнего преподавателя разрешить один раз в неделю изучать произведения грузинских классиков на родном языке. Преподаватель согласился, но поставил условие, что и в этом случае обсуждение книг Шота Руставели, Ильи Чавчавадзе, Акакия Церетели, Давида Гурамишвили и других авторов должно вестись на русском. Семинаристы отказались от такой «уступки»[20].

Один из русских преподавателей семинарии впоследствии вспоминал:

«Семинаристы-грузины постоянно находились под прессом несправедливого обращения. Это способствовало неприятию всего русского и их сплачиванию в замкнутые группы»[21].

Русификаторский режим не мог заглушить интерес молодых людей к грузинской литературе, к национальным традициям. Более того, субкультура семинаристов, основанная на юношеской взаимовыручке и ненависти к обскурантам (12) в рясах, отторгала наихудшие проявления официозной русской культуры, догматизм, высокомерное отношение к нерусским, инородцам.

Вместе с тем надо отметить, что некоторые учащиеся относились к вопросам обучения серьезнее своих преподавателей. Учеба становилась для них своеобразным, первым актом протеста… Образование, которое можно использовать против самодержавия и для открытой идентификации себя с политической оппозицией, было для Сосо Джугашвили и многих его последователей бо́льшим стимулом, чем тайное чтение запрещенной литературы. (Этот путаный вывод нисколько не соответствовал действительности и расходится с тем, что сообщается во всех источниках, включая исходящие от самого Сталина. – В.Г.)

Интерес к социальным проблемам стал движущим мотивом для Сосо Джугашвили. Сокурсник Сеид Девдариани, гостивший у него в Гори, свидетельствует: «Сосо мог целый день сидеть и неотрывно читать. Помню в его руках запрещенную книгу «Борьба английских рабочих за свою свободу»[22].

…Сосо все реже навещал свою мать. Это ее очень беспокоило. Беспокойство переросло в тревогу, когда она узнала, что сын вовлечен в революционное движение против царя. Кеке не находила покоя – ведь бунтари всегда преследуемы властями. Мечтала увидеть сына епископом, а он бунтовать вздумал. Кеке немедленно выехала в Тбилиси. Сын встретил ее рассерженно: чего, мол, примчалась, не твое дело, чем я тут занимаюсь. Мать опешила, раньше он так с ней не разговаривал. Она взмолилась: сынок, не губи себя и меня, все равно тебе не победить царя Николая.

Сосо смягчился, обнял мать, поцеловал, успокоил. Обнадежил ее, сказав, что она введена в заблуждение. Видишь, мол, я нахожусь в семинарии, а не в Метехи (13). Это было первой ложью в жизни Сосо, но мать успокоилась и вернулась в Гори.

Несмотря на то, что Кеке была крайне расстроена отходом сына от церкви и его революционными настроениями, она никогда не оставляла его в беде, всегда была его заступницей.

Узнав об аресте Сосо, она снова выехала в Тбилиси. На беду встретилась с Бесо, который обвинил ее во всем и грозился собственноручно расправиться с опозорившим его сыном.

Кеке ответила, что не стыдится сына и, будь он хоть заключенным, хоть каторжником, для нее всегда останется родным.

Позднее сам Сталин указывал, что включился в революционную деятельность в ранней молодости после того, как связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших в Закавказье. Они оказали на него большое влияние и привили вкус к марксистской литературе.

В семинарии, где была налажена слежка за подозрительными, начали догадываться о нелегальной революционной работе Сосо. 28 мая 1999 года за пропаганду марксизма он был исключен из учебного заведения.

Когда он стал влиятельным человеком в стране, его мать заслуженно пользовалась любовью и уважением всех, кто теперь боготворил ее сына. Она была перевезена в Тбилиси и поселена в одной из комнат дворца царского наместника на Кавказе. Сталин регулярно писал матери; сохранилось 18 его писем к ней. Присылал фотографии своих детей – ее внуков. Однако виделись они редко. Последний раз он навестил ее в октябре 1935-го. Мать посылала сыну ореховое варенье, разные мелочи. В интернете размещены кадры, запечатлевшие, как она готовит это варенье. Русского языка мать не знала, поэтому Сталин писал ей на грузинском, хотя ему уже трудно было это делать. Поэтому писал он обычно коротко. (До конца своей жизни Сталин мог прекрасно говорить, читать и писать по-грузински. Краткость писем в данном случае свидетельствует о другом – о крайней занятости отправителя. – В.Г.) Самое пространное из его писем датировано 1934 годом:

«Здравствуй, мама-моя!

Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхелу (14), инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет. Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро. Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю вынесу.

Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет. На всякий случай посылаю тебе пятьсот рублей. Посылаю также фотокарточки – свою и детей.

Будь здорова, мама-моя! Не теряй бодрости духа!

Целую.

Твой сын Сосо.

24/III-34 года.

Дети кланяются тебе. После кончины Нади моя личная жизнь, конечно, тяжела. Но ничего. Мужественный человек должен всегда оставаться мужественным»[23].

Руководитель Компартии Грузии Лаврентий Берия и его жена Нина проявляли особую заботу о матери вождя. Ее переезд из Гори в Тбилиси организовал Берия. Ей предоставили двух домработниц. Она жила скромно, больше всего любила ходить в церковь. Дала несколько интервью, в том числе американским журналистам[24]. Ничего плохого она им не сообщила, и подчеркивала исключительность своего Сосо в детстве.

В мае 1937 года Кеке заболела воспалением легких, 4 июля того же года скончалась. Похороны состоялись не по церковному обряду, как это, вероятно, хотелось усопшей, а по гражданскому. Сталин не смог проводить мать в последний путь. За гробом шли высшие должностные лица республики. Похоронили ее в Пантеоне грузинских писателей и общественных деятелей на горе Мтацминда (15), близ храма Святого Давида.