Петр Боград - От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945 Страница 6

Довоенная армия

В августе 1939 года, после окончания Полтавского железнодорожного техникума, я работал прорабом подвижной экскаваторной колонны, участвовал в строительстве железной дороги Магнитогорск — Караганда. Я сам напросился на строительство новых магистралей, где применялись впервые появившиеся средства механизации (экскаваторы, прицепные грейдеры, самосвалы, путеукладчики инженера Платова и другие машины). Под моим началом был экскаватор с паровым двигателем, оснащенный ковшом — «прямой лопатой», — берущим за раз полкубометра грунта.

Жили мы в больших палатках, имелась небольшая походная кухня, на местах стоянок из досок сбивались столы и скамейки. Был даже магазин, размещенный тоже в палатке. Одевались мы кто во что мог. Общими для всех были легкие, сшитые из брезента сапоги на резиновом ходу. При непогоде использовались мешки из-под продовольствия. Начальство отличалось тем, что имело брезентовые плащи с капюшоном. В общем, романтики хоть отбавляй.

Дело было в двенадцати километрах от станции Комсомольская магистрали Карталы — Акмолинск. Мы вели насыпь основной дороги. Настроение преотличнейшее, лето в разгаре, воздух свежий и даже пьянящий какой-то.

Техника, обеспечивавшая мой участок, была серьезная: десять самосвалов ЯЗ-3, один самосвал на базе автомобиля ГАЗ, подвозивший уголь для котла экскаватора, и автоводовозка, часто выходящая из строя из-за неполадок древнего двигателя.

Паровой двигатель непрерывно расходует и горючее для топки и, особенно, воду. И вот к концу дня выходит из строя мотор водовозки. Чтобы не сорвать следующий рабочий день, я принимаю решение отбуксировать водовозку на станцию, которая находилась в райцентре Полтавка. Буксир — малый самосвал. В кабину рядом с водителем я усаживаю нормировщицу колонны Лиду, невесту моего коллеги Семена Сулковского; еще двое девчат — учетчица и нормировщица моего участка — вместе со мной занимают места в кузове. Мы втроем встаем позади кабины самосвала. Командую: «Вперед!» Позади на буксире неисправная водовозка, впереди дорога, ведущая не просто к станции, а в будущее, безоблачное, как небо над головами. Встречный ветер вихрится кругом нас, чуть ли не рвет ситцевые платьица, треплет мою брезентовую робу.

Одиннадцать километров пролетели в одно веселое мгновение, машина вышла на заключительный спуск, ведущий к станции и селу. Спуск не очень крутой, но длинный, и, подсознательно ощутив опасность, я оборачиваюсь и замечаю, что буксировочный трос оборвался. Я кричу водителю самосвала, чтобы он принял вправо, иначе плохо управляемая масса водовозки, набрав скорость, врежется в нас. Водитель или плохо меня понял, или испугался и резко крутнул руль. Борт кузова невысокий, я с девочками стою, опершись руками о гладкое железо кабины.

С силой инерции на скорости более шестидесяти километров в час трудно спорить. Девчата цепляются за меня, нас троих бросает влево-вперед, словно теннисные мячи. Я лечу за борт и приземляюсь на камни дороги вначале левым боком, затем головой. Тут же мне на грудь падают, одна за другой, девочки.

Помню ошеломляющую боль, чувствую — сердце от двойного удара (падение на каменистую дорогу и встречный вес двух крепких женских тел) останавливается. Сознание сохранилось, но в теле полное бессилие, ничего невозможно сделать, даже пальцем не пошевелить. Как я мог в тот момент предположить, что чудо уже произошло, что все обойдется потерей нескольких участков кожи? У девочек-то случилась мягкая посадка, не на дорогу приземлились, и сверху на них ничто не обрушилось, так они лишь ремонтом одежды отделались. Да и неуправляемая водовозка — как ее колеса промчались мимо, не задев никого из лежащих на дороге?

А наблюдатели происшествия единодушно решили, что я погиб, и отправили меня в районную больницу в качестве трупа. По моей колонне тут же разнесся слух о гибели прораба Бограда, попавшего между «молотом и наковальней».

Вот так двенадцатикилометровый участок пути мог стать для меня последним. То был первый в моей жизни случай, когда линия судьбы могла оборваться от внешнего физического воздействия. И этот случай поставил точку в моей гражданской биографии. Через месяц меня призвали в армию, и с октября 1939 года началась служба красноармейцем в железнодорожных войсках Дальнего Востока, в бригаде полковника Кабанова[5]. Того самого Кабанова, который в послевоенные годы стал генерал-полковником, начальником железнодорожных войск страны.

2 октября 1939 года я был призван Полтавским районным военным комиссариатом Челябинской области, на территории которой размещалось управление экскаваторной колонны ПЭК-2, и спустя 25 дней оказался в Приморье, на станции Манзовка, покрыв за это время в товарном вагоне на нарах путь от Южного Урала до почти Владивостока. Более 20 дней в пути. Везли строго, как арестантов, правда, кормили два раза в день и каждую неделю мыли в бане. Все эти строгости были связаны с событиями в Монголии в районе реки Халхин-Гол.

С октября 1939 года началась служба в железнодорожных войсках Дальнего Востока. Службу я начал в отдельном строительном путевом батальоне железнодорожных войск. Наш батальон занимался строительством и эксплуатацией железнодорожных веток в сторону китайской границы, а также в сторону океана, через уссурийскую тайгу.

На первых порах меня назначили преподавать своим же солдатам устройство железнодорожного пути. Вскоре был замечен начальством — военным комиссаром батальона старшим политруком Галареевым, который позднее, в первый месяц войны, погиб на станции Фастов, недалеко от Киева. Он предложил мне перейти к нему на комсомольскую работу — помощником по комсомолу с присвоением звания младшего политрука. Я отказался (опять боязнь рассказать о том исключении из комсомола и т. д.).

В это время, то есть в конце 1939 года, шла война с Финляндией. 18 декабря был выходной день, у нас был прием военной присяги, и здесь же объявили о записи добровольцев в лыжный батальон на финский фронт, и я записался — это для меня был выход из положения, позволивший отказаться от предложений комиссара и оправдать мои действия.

Время формирования лыжников тянулось очень долго, и лишь в начале февраля нас погрузили в эшелон, и начался обратный ход, как говорят на Дальнем Востоке, в Европу.

В дороге нам объявили, что всех нас оставят в Свердловске и направят во вновь формирующееся пехотное училище. И действительно, в первых числах марта нас выгрузили в городе Камышлове и разместили на базе военного городка бывшей 110-й стрелковой дивизии Уральского военного округа, ушедшей на финский фронт.