Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма Страница 60

Пьемонтцы в белых мундирах, зажатые между синей волной из поющих фанатиков-французов с одной стороны и жутким ледяным обрывом – с другой, увидели, что их собственные ружья в передней линии обороны поворачиваются против них, и «обратились в бегство перед храбрыми[645], торжествующими республиканцами» (говоря словами генерала Дюма), «бросая отличную и многочисленную артиллерию, снаряжение и огромные склады». Дюма повел своих солдат в погоню вниз на другую сторону перевала и преследовал противника на протяжении 15 километров от Мон-Сенис. «Мы взяли 900 пленных[646], убили много людей, а наши потери, что невероятно, составили лишь семь-восемь человек убитыми и около тридцати – ранеными. Изумленная Европа с восхищением узнает о великих подвигах неустрашимой Альпийской армии. Да здравствует Республика!»[647].

В последующих французских отчетах о сражении количество пленных значительно увеличится. Автор описания, опубликованного в 1833 году, утверждает, что генерал Дюма вел своих солдат «от позиции к позиции[648] и прибыл к подножию Мон-Сенис, вершину которой занимала мощная и хорошо укрепленная батарея. Но преграды лишь распаляли его храбрость. Он взобрался на скалы и взял батарею. Сардинские силы потерпели поражение, были разбиты наголову, оставив нам 1700 пленных и 40 орудий».

Впрочем, отступление пьемонтцев и переход Мон-Сенис в руки французской Альпийской армии сомнению не подлежат. Генерал Дюма захватил казавшиеся неприступными перевалы, которые открывали путь не только в Пьемонт, но и к ждущим внизу богатствам всего Итальянского полуострова.

Победа Дюма на Мон-Сенис подняла его на новое место в пантеоне героев французской революционной войны. До сих пор его подвиги соответствовали своего рода солдатской легенде: великий наездник, невероятный дуэлянт и мастер по нейтрализации вражеских аванпостов во главе небольших разъездов драгун. Это была легенда о человеке, за которым охотно идут другие люди, о лучшем среди воинов, но подобные истории по большей части рассказывают другие солдаты, перебрав несколько стаканов спиртного. Теперь же генерал Дюма привел тысячи подчиненных к великой и стратегически важной победе, при этом он шел под обстрелом вперед своих людей и рисковал своей жизнью вместе с ними.

Среди сотен боевых отчетов, регулярно отправляемых сослуживцами Дюма в адрес Комитета, я случайно наткнулся на документ, который реально отражал отношение людей к своим командирам. 28 июня 1794 года офицер по имени Жан-Жак Ружье, служивший под командованием Дюма всю весну, писал:

Рабы всюду терпят разгром[649], а мы берем множество пленных. Лишь несколько республиканцев были убиты. Храбрый Дюма не ведает усталости, он повсюду, и везде, где он появляется, рабов ждет поражение.

Как писал Ружье, солдаты чувствуют, что на волне побед генерала Дюма регион охватывают новые веяния.

Десятки дезертиров сдаются нам каждый день, недавно среди них оказались капитан и лейтенант-артиллерист. Они рассказали нам, что в Турине начинается революция. Патриотов… бросают в тюрьмы. Но тирании нисколько не удается помешать скорой победе разума. Страсти накаляются, умы возбуждены. И вскоре итальянцы будут достойны своих предков.

Комитет общественной безопасности демонстрировал почти такое же воодушевление по поводу побед Альпийской армии. В прокламации, подписанной лично организатором победы Лазаром Карно, говорится:

Слава победителям[650] Мон-Сенис и горы Сен-Бернар. Слава несокрушимой Альпийской армии и народным представителям, которые вели ее к победе! Мы не в силах описать, дорогие коллеги, восторг, в который привели нас полученные известия… Мы во всем полагаемся на вас и на энергию и таланты храброго генерала Дюма.

Дюма выполнил порученную миссию. Он овладел вершиной мира для Французской Республики свободы и равенства – высочайшей точкой, которой эта республика когда-либо достигнет.

Глава 13

Дно революции

24 июня 1794 года Дюма получил письмо[651], подписанное не только Карно, но и Робеспьером, с приказом немедленно прибыть в Париж и предстать перед Комитетом общественной безопасности.

Великий террор был в самом разгаре. За две недели до того, как Дюма получил вызов в столицу, Комитет узаконил до той поры неформальную практику умерщвления «врагов народа»[652], заподозренных «в нарушении принципов революции». В судах не было необходимости, поскольку подозреваемые сразу считались виновными, а права на самозащиту «заговорщикам» не предоставлялось. Наказанием за любой политический проступок была смертная казнь. Страна жила по столь гибельным и иррациональным принципам, что даже величайшая победа больше не могла защитить какого-либо генерала от «национальной бритвы»[653], если его имя попадалось на глаза членам Комитета[654].

«Граждане, я получил[655] ваше письмо, – ответил Дюма. – Согласно приказам Комитета я немедленно выезжаю в Париж».

Впрочем, часть текста в этом письме перечеркнута косой линией. Это указывает на то, что Дюма, вероятно, не отправил его. А я нашел второе письмо за ту же дату, из которого следует, что генерал передумал выезжать «немедленно». Ссылаясь на кое-какие дела, которые без него нельзя было решить, Дюма писал: «Полагаю, что смогу[656] выехать около 8 июля». Это промедление, возможно, спасло ему жизнь.

Через два дня весь Париж праздновал славную победу над австрийцами при Флерюсе, на бельгийской границе. Это была кульминационная точка в череде хороших новостей, приходивших на протяжении нескольких месяцев (включая победы Дюма в Альпах, которые обеспечили безопасность юго-восточной границы). К тому же Флерюс стал точкой, вокруг которой вращалась вся революционная война. Именно с этим районом был связан страх перед вторжением врагов.

Война сделала Террор возможным. Серия военных поражений на границах Франции подпитывала тягу к возмездию и оправдывала любые теории заговора, которые вздумалось сочинить самым радикальным членам Комитета. Теперь, когда ситуация на фронтах постоянно улучшалась, Карно и другие не столь фанатичные члены задумались о темпах узаконенных убийств.

К середине июля, когда Дюма поселился в Париже в ожидании своей очереди предстать перед Комитетом, правительство охватила паранойя: каждый депутат следил за соседом и дрожал за свою голову. У любого были основания ждать письма в почтовом ящике или стука в дверь. Всякое появление перед Комитетом могло закончиться обезглавливанием.