Людмила Штерн - Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском Страница 61

Итак, Роман Каплан – человек на своем месте, а «Русский самовар» – праздник для тела и души. Еда вкусная, декор элегантный, в центре зала стоит белый рояль – подарок Барышникова, музыка на все вкусы, и пианисты – первый класс. Можно послушать и Моцарта, и Шопена, и старинные романсы, и цыган, и песни о Сталине.

Но главное в «Самоваре» – атмосфера. Именно атмосфера – не чопорная и не разгульная, а неформальная и легкая, – делает «Самовар» русским оазисом в англоязычном мире.

Расположен он прекрасно, в сердце театрального района. Кто-то ужинает перед спектаклем, кто-то после, кто-то вместо. Народ приходит любопытный, список бывающих там знаменитостей мог бы составить телефонную книгу. Тут и мировые звезды – Жерар Депардье, Роберт де Ниро, Милош Форман. Как-то заглянула Лайза Минелли. Выпила стакан кока-колы, взяла микрофон и немножко попела.

Для гостей из России «Самовар» тоже отдушина, в нем можно встретить всех, с кем хочется встретиться. А кто приезжает по многу раз, становится завсегдатаем: Темирканов, Белла Ахмадулина, Галина Волчек, Козаков, Хворостовский. Никита Михалков праздновал в «Самоваре» своего «Оскара».

У Романа есть альбом, где гости рисуют картинки и карикатуры, пишут стишки и любовные послания хозяевам. Например: «Забудем грусть, забудем горечь. Мы в “Самоваре”... Ростропович».

Однажды после спектакля в «Метрополитен-опера», в «Самовар» заглянула компания, человек шесть. Среди них – Атлантов, Лейферкус и всемирно известная оперная дива Чечилия Бартолли.

Час ночи, ресторан почти пуст – занято всего два столика. Певчие гости пили, закусывали, мурлыкали что-то себе под нос, и вдруг Чечилия Бартолли и аккомпаниатор Лейферкуса Семен Скикин и подошли к роялю, и певица полчаса пела для гостей этих двух столиков.

Один из них, совершенно потрясенный, подошел к Роману: «Недавно в Лондоне, в “Ковент-Гарден”, был концерт Бартолли, и билеты стоили немыслимо дорого – двести фунтов. Я готов был заплатить, но так и не смог достать билет... И вот сегодня Чечилия Бартолли поет для меня и моих друзей бесплатно. Я не забуду этот день до конца своей жизни».

Несколько лет назад в театре «Вирджиния», напротив ресторана, с огромным успехом шел мюзикл «Джелли ласт джем» («Последний концерт Джелли»).

Главный герой, Джелли «Ролл» Мортон, реально существовавший в начале века музыкант, мулат из Нового Орлеана, вбил себе в голову, что именно он является родоначальником джаза. Это спектакль о его жизни, отношениях с коллегами и семьей, о его звездных годах и печальном, одиноком конце.

Играл Джелли несравненный Грегори Хайнс, который, кстати, был партнером Барышникова в фильме «Белые ночи».

Мюзикл яркий, красочный, динамичный, актеры превосходные, музыка – классная... Театральные критики захлебывались от восторга. Поставлен он талантливым черным режиссером Джорджем Вулфом, и вся труппа – негритянская.

После спектакля возбужденным актерам не хотелось расходиться по домам, и труппа, иногда в полном составе, переходила дорогу и вваливалась в «Самовар». Ужинали, выпивали бокал-другой, обсуждали спектакль и... пели.

А на заключительном представлении «Джелли ласт джем» случилось вот что. Режиссер Джорж Вулф попросил Романа прийти на последний спектакль. Роман уже два раза видел мюзикл, но обидеть Вулфа ему не хотелось.

И вот финал: занавес пошел вниз, театр взорвался аплодисментами. На просцениум вышел Вулф, поблагодарил актеров за прекрасную работу, ньюйоркцев за теплый прием, а потом сказал: «Леди и джентельмены, я также хочу от всей души выразить признательность хозяину ресторана “Русский самовар” за то, что он окружил нас теплом и заботой. На время гастролей это место стало нашим домом. Мы чувствовали себя среди своих... Спасибо тебе, дружище!»

На Романа направили юпитеры, ему пришлось встать, и Джордж попросил его выйти на сцену. Весь театр поднялся и аплодировал Роману, у которого глаза были на мокром месте.

Не исключены в «Самоваре» и нечаянные встречи. Как-то Роман сказал, что у него для меня есть билет на «Джелли». За двадцать минут до начала вхожу в ресторан и вижу такую картину. За баром, спиной к залу, сидит одинокий и заброшенный Евтушенко. Перед ним на стене – зеркало, и он видит, что происходит сзади. А в зале, в пальто и кепке, стоит Бродский с пакетами, набитыми «самоварной» едой на вынос, и оживленно беседует с Романом, то есть рассказывает анекдоты. Его пельмени грозят разморозиться, а студень – согреться, но поэт не уходит и тем самым длит Капланову муку. Роман не может отойти от него и уделить внимание Евтуху, а соединить поэтов невозможно. Мне хочется спеть: «Не засмеяться ль вам, пока не обагрилася рука, не разойтись ли полюбовно?» – но боюсь нарваться.

Бродский замечает унижение поэтического собрата, в третий раз повторяет, что машина запаркована вторым рядом и ему влепят штраф или даже утащут тачку, но... продолжает стоять как приклеенный. Несчастный Роман в преддверье инфаркта. На него с немым укором смотрит евтушенковскя спина.

Наконец Иосиф сжаливается: «Пока, Людка, пока, Ромка», – и отваливает.

Спектакль начинается через несколько минут, пора перебегать дорогу. «Давай билет, – говорю я Роману. – Билеты у Жени, вы оба идете».

Мы выходим с мрачным Евтушенкой на улицу, а у подъезда стоит... Кто бы вы думали? Жозефов «скорпион» в ожидании посмотреть, кто с кем идет в театр. Увидел, помахал мне рукой и отчалил.

С Евтушенкой я знакома шапочно. То есть виделись в разных компаниях, но персонального контакта не произошло. Каким-то образом он вычисляет, что мы из одного стада с Рейном.

«Ну как там Рейн?» – спрашивает он. Я отвечаю, что давно его не видела, потому что Рейн «там», а я как раз «тут». – «Ненадежный он господин», – говорит Евтушенко. «Да господь с вами, – отвечаю, – с Женей Рейном мы дружим с детства...» – «Вот поэтому я вас и предупреждаю, что он очень ненадежный господин».

И он нес этот бред, несмотря на то что сам прекрасно Рейна знает, более того, дружил с ним и пытался пробить его книгу.

Что это значит? Провоцирует он меня, что ли? Или чувствует насущную потребность отыграться за унижение, но на Бродского замахнуться не решается?

«Евгений Александрович, повторяю вам... Евгений Борисович – мой старый товарищ...»

Смотреть спектакль рядом с Евтушенко уже не хотелось, и я, сославшись, что впереди уселся некто высокий, поменяла свое место.

...Известно, что Евтушенко очень хотел наладить с Бродским цивилизованные отношения, и просил Романа посодействовать. Как-то, вспоминая унизительный для себя эпизод в «Самоваре», он сказал Роману: «Даже евреи с арабами разговаривают. Почему мы с Иосифом не можем встретиться у тебя, выпить и поговорить?» Роман передал это Бродскому и получил любезный ответ: «The messеnger gets killed first» («Первым убивают гонца»).