Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию! Страница 61

Минута эта настала. Генерал Скобелев пожертвовал собою и только чудом вышел живым из боя, в который беззаветно окунулся. Дав шпоры коню, генерал Скобелев быстро доскакал до оврага, опустился или, вернее, скатился к ручью и начал подниматься на противоположный скат к редуту № 1. Появление генерала было замечено даже в те минуты, настолько Скобелев уже был популярен между войсками. Отступавшие возвращались, лежавшие вставали и шли за ним на смерть. Его громкое: «Вперед, ребята!» – придавало новые силы. Турки, занимавшие ложементы[179] перед редутом № 1, не выдержали, оставили их и бегом отступили в редуты и траншею между ними. […]

Вид отступавших от ложементов турок воодушевил еще более наших. “Ура”, подхваченное тысячами грудей, грозно полилось по линии. Скользя, падая, вновь поднимаясь, теряя сотни убитыми и ранеными, запыхавшиеся, охрипшие от крика, наши войска за Скобелевым все лезли и лезли вперед. Двигались нестройными, но дружными кучками различных частей и одиночными людьми. Огонь турок точно ослабел или действие его, за захватившей всех решимостью дойти до турок и все возраставшей уверенностью в успехе, стало менее заметным. Казалось, в рядах турок замечалось колебание. Еще несколько тяжелых мгновений – и наши передовые ворвались с остервенением в траншею и затем, в 4 часа 25 минут пополудни, в редут № 1. […]

Генерал Скобелев, добравшись до редута, скатился с лошадью в ров, высвободился из-под нее и из числа первых ворвался в редут. Внутри и около редута завязалась короткая рукопашная схватка. Упорнейшие турки были перебиты, остальные отступили назад к своему лагерю, лежащему в 300 саженях к северу от линии редутов. Другие отступили к редуту № 2. […]

Интересен следующий эпизод: схватка еще не всюду была кончена, как офицеры и солдаты, шедшие на редут за Скобелевым, как за знаменем, окружили его и умоляли идти назад, умоляли поберечь себя. Тяжелораненый майор Либавского полка тащил его за ногу из седла. Лошадь, на которую Скобелев сел, была повернута и выведена из редута. В эти минуты каждый от сердца готов был прикрыть своею грудью начальника, раз уверовав в него и видя его личный пример, личное презрение к смерти…»[180]

Итак, редут № 1 и часть траншеи вправо от него остались за нами. Попытка овладеть редутом № 2 сначала была неудачна, и турки отразили наши атаки как с юга, так равно и со стороны редута № 1. Но зато и наши войска, занимавшие редут № 1 и ближайшую траншею, отбросили ружейным огнем турок, пытавшихся через полчаса после потери своего укрепления вновь его захватить.

Несколько позже, по прибытии свежих подкреплений, бойцы наши (суздальцы и либавцы) снова бросились на редут № 2, и, имея впереди достойного предводителя в лице подполковника Мосцевого[181], ворвались в него, переколов на бруствере отчаянно сопротивлявшихся фанатиков. Остальные в страхе бежали в Плевну.

Наконец, наступила ночь – тяжелая, страшная. Не ночь отдыха, успокоения, а напротив, ночь новых трудов, новых треволнений. Днем, когда видишь перед собой врага, стоящего на месте, приближающегося или удаляющегося, опасность не так страшна, но ночью нравственное состояние делается гораздо тяжелее, нервы слишком напрягаются. Каждую минуту ожидаешь неожиданного нападения… Не до отдыха, конечно, было в такие тяжелые минуты! Все ординарцы были разосланы с приказаниями и донесениями. Мне тоже было приказано отправиться с бумагами к князю Имеретинскому. Темень наступила страшная, дождь не прекращался ни на минуту. Завязая в грязи, доехал я до первого гребня, где возле шоссе была разбита палатка князя. Кроме него, в ней помещался начальник штаба полковник Паренсов[182] и несколько адъютантов. Все они, несмотря на поздний час, были заняты делом. Нашему брату, ординарцу, приехавшему с донесением, конечно, не нашлось места в палатке укрыться от дождя и непогоды.

Соскочив с коня, я завернулся в бурку и прилег на мокрой земле возле палатки. Веки скоро сомкнулись, и я уснул тяжелым, свинцовым сном. Недолго, впрочем, пришлось мне наслаждаться отдыхом. Вскоре я почувствовал, что меня кто-то расталкивает.

– Послушайте, бумаги готовы – поезжайте скорей. От души желаю вашему отряду полного успеха, – говорил мне Паренсов.

– Передайте, пожалуйста, Скобелеву, – сказал в это время вышедший из палатки князь, – что я ему буду посылать все, что только возможно собрать в тылу, а также что я послал в главную квартиру и просил подкреплений. Ну, поезжайте, дай Бог удачи!

Передав Скобелеву бумаги и слова князя, я думал на зорьке хоть немного вздремнуть, так как те несколько минут, которые я не заснул, а забылся возле палатки князя, не подкрепили, а, напротив, утомили меня еще более.

Но Скобелев не дал мне спать.

– Послушайте, Дукмасов, – обратился он ко мне, – возьмите человек двадцать казаков да займитесь подвозом патронов стрелкам на позиции, а то они жалуются на недостаток.

Снова вскочил на уставшего не менее меня Дона и всю ночь, до самого утра, ездил от патронных ящиков до редутов, снабжая стрелков патронами Бердана, которые казаки помещали в свои торбы и карманы.

Суровое пасмурное утро 31 августа осветило непроглядную, мрачную картину на Зеленых горах. Туман, пропитанный запахом крови, стоял в воздухе. Сотни молчаливых убитых и целые тысячи стонущих раненых, ожидание уцелевшими новых жертв, новой бойни – все это ухудшало нравственное настроение храбрых, но несчастных воинов. Лица их были суровы, угрюмы, разговоры были сдержанны… Хотя большинство и получило пищу, но немногим пришлось сомкнуть глаза и запастись силами для новых тяжелых испытаний. Ожидания наши не были напрасны. С раннего утра уже загремела канонада с обеих сторон. Туман мало-помалу стал рассеиваться. Кроме артиллерийского огня, турки участили и ружейный. Со всех сторон летели свинцовые и чугунные чудовища в Скобелевские редуты, защищаемые несколькими тысячами наших измученных солдат (суздальцев, эстляндцев, владимирцев).

Доступы к редутам – склон третьего гребня и подъем за Зеленогорским ручьем сильно обстреливались неприятельским перекрестным огнем. Сообщения по этому пространству производились большею частью одиночными людьми, и притом бегом. Самые редуты и траншеи между ними представляли для защитников очень слабое закрытие, и турецкий огонь убивал в них немало народу.

После короткой бомбардировки нашей передовой позиции турки густыми цепями двинулись в атаку на Скобелевский редут № 1, но, встреченные дружным огнем нашей пехоты с редутов и Горталовской траншеи, принуждены были немедленно отступить, несмотря на значительное превосходство в силах, понеся большие потери и оставив несколько сот убитых и раненых.