Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию! Страница 63

Вскоре после этого я получил новое поручение. Мне приказано было отправиться на левый фланг позиции и с сотней донских казаков 34-го полка охранять этот фланг со стороны Крышинского редута, удерживая этим турок от атаки в тыл наших войск, действовавших в центре Зеленых гор. Сотней командовал бравый есаул Енютин, с которым вместе мы направились в цепь. Выйдя из виноградников, Енютин рассыпал полусотню, которая тотчас завязала перестрелку с турецкой пехотой, занимавшей траншеи и ложементы близ Крышинского редута. Несмотря на близость неприятеля (шагов 500), казаки успешно состязались в стрельбе с турецкими пехотинцами и, прикрываясь деревьями и кустами, держались до самого вечера на позиции, не допуская турок атаковать наши войска, находившиеся в центре. Потери нашей сотни были довольно ничтожны: два-три казака и шесть-семь лошадей.

Исполнив это поручение, я снова вернулся к Скобелеву и застал его крайне встревоженным и огорченным. В руках он держал телеграмму от генерала Зотова[187] и говорил Куропаткину: «Черт знает что такое! Пишут, что нет подкреплений, а между тем мы видим у них целые колонны, ничего не делающие… Хоть бы произвели демонстрацию с той стороны и отвлекли от нас таким образом часть неприятельских сил! Ведь нам приходится бороться чуть не со всею армией Османа-паши! Отряд наш истощает свои последние силы в непосильной борьбе!» От внутреннего волнения у него показались даже слезы на глазах. Он опустил голову и отвернулся. «Если бы мне теперь свежую бригаду – я доказал бы…» – проговорил он тихо немного спустя (окончания фразы я не расслышал). Затем он поднял голову и, обратившись ко мне, сказал твердым голосом:

– Дукмасов! Поезжайте сейчас на оба редута и прочтите там вслух вот эту телеграмму, которую я получил от генерала Зотова.

Не зная содержания телеграммы и видя Скобелева крайне возбужденным, взволнованным, я немало был удивлен этим лаконическим приказанием.

– Слушаю, ваше превосходительство, – отвечал я, взяв под козырек. – Больше ничего не прикажете?

– Нет, ничего. Это решило все! Поезжайте и прочтите войскам эту телеграмму.

Ударив плетью своего коня, я рысью направился к редуту № 1, до которого было около тысячи шагов. Пули свистали вокруг меня точно рой пчел, но я не обращал на них никакого внимания и больше думал о Скобелеве. Мне стало жаль его, мне было грустно, что мы не выиграем дела, которое так славно начали. Лошадь моя часто спотыкалась о трупы наших солдат, многие из которых уже разложились и наполняли воздух ужасными зловониями. При подъеме на скат, где находились взятые нами редуты, огонь турок еще более усилился, и возле меня стали шлепаться со злобным шипеньем одна за другою неприятельские гранаты.

Я решил, что целый не выйду из этого царства смерти и ужаса… Один из осколков прогудел вдруг над самым моим ухом. Я схватился машинально за голову и думал, что контужен. Но счастье не покидало меня, и я невредимый добрался до цепи. Быстро вскочил я вовнутрь укрепления и был поражен той страшной картиной, которая открылась перед моими глазами: целые груды трупов – православных и мусульман – валялись возле редута и внутри его. Раненые, которых немыслимо было вынести из этой кровавой заколдованной горы, лежали тут же, рядом с убитыми, оглашая воздух стонами, мольбами и проклятиями. Та часть бруствера, которая обращена была к городу, состояла буквально из куч мертвых тел, присыпанных слегка с наружной стороны землей. Два русских орудия стояли безмолвно, подбитые и негодные к употреблению. Несколько сот солдат различных полков, в самых разнообразных позах, стояли, сидели и лежали на банкете[188], по временам стреляя через вал… Они как-то тупо, апатично посмотрели на меня, когда я верхом вскочил в редут.

– Послушайте, братцы, а где тут ваш командир? – обратился я к ним, не видя офицера.

– А вон там – в энтой траншее, что впереди, – ответило несколько голосов, указывая по направлению к Садовому редуту.

Пришлось скакать еще шагов полтораста, и снова под убийственным перекрестным огнем… Невредимый доехал я, наконец, до самой траншеи, занятой тоже нашими солдатами.

– Где тут командир? – повторил я тот же вопрос, останавливая на всем скаку своего коня.

– А я самый и есть! Что прикажете? – проговорил какой-то офицер, приподнимаясь с земли.

Я увидел перед собою человека небольшого роста, средних лет, довольно плотного, с симпатичным, добродушным и чисто русским лицом, в стареньком пальто с потертыми, древними капитанскими погонами и в такой же шапке.

– Позвольте познакомиться, – продолжал он, обращаясь ко мне, – майор Горталов[189]. Чем могу служить?

Майор Горталов – личность историческая в военном отношении, которая должна занять почетное место наряду со Скобелевым, Добровольским[190], Куропаткиным, Эрном и другими героями Зеленых гор.

– Очень приятно. Хорунжий Дукмасов, ординарец генерала Скобелева, – отвечал я, пожимая радушно протянутую мне руку храброго воина. – Только не с радостными вестями я к вам, майор! Генерал Скобелев прислал меня сюда и приказал прочесть телеграмму, которую он только-то получил от генерала Зотова.

Тут я громко прочитал телеграмму, гласившую, что подкрепления не могут быть присланы, ибо таковых не имеется, и что он, генерал Зотов, надеется, что войска Скобелева удержатся собственными силами.

Новость эта произвела на героев-защитников, изнемогавших в неравной борьбе с энергичным противником и каждую минуту ожидавших подмоги, видимо удручающее впечатление. Невольно закрадывалась мысль, что эти отважные бойцы, под впечатлением грустной вести, падут духом и будут обороняться далеко уже не с прежним энтузиазмом, не с прежнею отвагой…

Хотя меня и не уполномочил Скобелев говорить им что-либо еще, но я, тем не менее, стал уверять солдат, будто генерал вполне уверен, что они и без подкреплений сами удержатся на завоеванной позиции, что Великий князь, Главнокомандующий, обещал непременно прислать им помощь и проч. Словом, всеми силами старался хоть немного подбодрить их.

– Ну, до свиданья, дай Бог счастья! – проговорил я на прощанье, пожимая руку Горталова и поворачивая своего усталого коня.

В это время турки неожиданно перешли в наступление против этого участка. Увидев мою фигуру на лошади и принимая, вероятно, меня за какого-нибудь начальника, они открыли шагов с 300 самый убийственный огонь. Пули назойливо стали свистеть мимо моих ушей, и вдруг одна из них злобно влепилась в голову моего верного боевого товарища Дона. Зашаталось бедное животное, грохнулось затем на землю и жалобно застонало… Я едва успел соскочить на землю. «Это Бог меня наказывает за вранье!» – подумал я, прощаясь с несчастным любимым другом.