Михаил Гершензон - Избранное. Мудрость Пушкина Страница 64

Наконец, иногда душевное состояние представляется Пушкину в виде воздушного существа, выделившегося из человека и реющего над ним:

Мечта знакомая вокруг меня летает

(«Погасло дневное светило»).

Я ехал к вам: живые сныЗа мной вились толпой игривой

(«Приметы»).

И сны зловещие летаютНад их преступной головой

(«Братья разбойники»).

И снова милые виденьяВ часы ночного вдохновенья,Волнуясь, легкою толпойНесутся над моей главой

(«Евгений Онегин», I. 58–59, черн.).

Там доле яркие виденья…Вились, летали надо мной

и там же дальше:

Какой-то демон обладалМоими играми, досугом:За мной повсюду он летал

(«Разг. книгопр. с поэтом»).

как в стихотворении к княгине З. А. Волконской:

И над задумчивым челом…И вьется, и пылает гений.

Мы увидим дальше, что в «Илиаде» ярость Ахиллеса изображена совершенно так же – выделившейся наружу из него: вокруг его головы во время сражения пылает страшное пламя. Законы мифотворчества неизменны во все времена, им равно следуют и древнеэллинский рапсод, и русский поэт XIX столетия.

XIII

Столь же привычно Пушкину представление о душе как о жидкости, со всеми свойствами жидких тел. Душа в газообразном состоянии есть ее быстрое и равномерное движение в пространстве; душа как жидкость, во-первых, прикреплена к месту, заключена в некоторое вместилище, и во-вторых, подвержена температурным изменениям: согреваясь – волнуется или кипит, остывая – утихает. Здесь Пушкин чаще, чем где-нибудь, употребляет метонимии: грудь, сердце и кровь, либо как обозначения вместилищ, либо как синонимы душевной жидкости.

Для Пушкина нисколько не странно уподобление Байрона в его душевной жизни морю:

Твой образ был на нем означен,Он духом создан был твоим:Как ты, могущ, глубок и мрачен,Как ты, ничем неукротим

(«К морю»).

Точно так же, – как жидкость, заключенную в водоем, – он изображает и собственную жизнь в известном наброске 1823 г.:

Кто, волны, вас остановил,Кто оковал ваш бег могучий,Кто в пруд безмолвный и дремучийПоток мятежный обратил?

Как уже сказано, Пушкин изображает душевную жидкость в двух состояниях: более сильного движения на месте – кипения, и менее сильного – волнения.

Я закипел, затрепетал

(«Выздоровление»).

любовник под окномТрепещет и кипит

(«К вельможе»).

Младые граждане кипят и негодуют

(«Вадим»).

Он весь кипит, как самовар

(«Граф Нулин», черн.).

Вдруг витязь мой,Вскипев…

(«Руслан и Людмила», II).

Кипящий Ленский

(«Евгений Онегин», VI).

Нетерпеливый конь кипит

(«Руслан и Людмила», V).

Конь героя,Врага почуя, закипел

(Там же).

Кипят оседланные кони

(«Кавказский пленник»).

Я молод был.Моя душаВ то время радостно кипела

(«Цыганы»).

И, закипев душой, терялся в нем

(«Гавриилиада»).

Душа кипит и замирает

(«Погасло дневное светило»).

мечтаньяДуши кипящей и больной

(«Полтава»).

Любви безумные страданьяНе перестали волноватьМладой души, печали жадной

(«Евгений Онегин», VI).

Тоскующей души холодное волненье

(«Напрасно, милый друг»).

Умы кипят – их нужно остудить

(«Борис Годунов»).

С его озлобленным умом,Кипящим в действии пустом

(«Евгений Онегин», VI).

Младых повес счастливая семья,Где ум кипит

(«А. М. Горчакову»).

О, нет, хоть юность в нем кипит

(«Друзьям»).

Не юноше, кипящему безумно

(«Борис Годунов»).

Нет, никогда средь пылких днейКипящей младости моей

(«Евгений Онегин», I).

Страстей неопытная силаКипела в сердце молодом

(«Египетские ночи»).

Страстей кипящих буйный пир

(«Евгений Онегин», II, черн,).

Но чувства в нем кипят, и вновьМазепа ведает любовь

(«Полтава»).

И страсти в нем кипят с такою силой

(«Анджело», черн,),(Страсти)

С каким волнением кипелиВ его измученной груди!

(«Цыганы»).

И горькие кипели в сердце чувства

(«Вновь я посетил»).

Опять кипит воображенье

(«Евгений Онегин», I).

Мечты кипят

(«Воспоминание»).

Тобой кипят любви желанья

(«Подраж, на темы «Песни песней», черн,).

Желания кипят, я снова счастлив, молод

(«Осень»).

Но в нас кипят еще желанья

(«К Чаадаеву»).

В его груди кипит желанье

(«Какая ночь»).

Пой сердца юного кипящее желанье

(«А. А. Шишкову»).

Нет, не вотще в их пламенной грудиКипит восторг

(«Борис Годунов»).

Кипя враждой нетерпеливой

(«Евгений Онегин», VI).

Рогдай весельем закипел

(«Руслан и Людмила», II).

А в сердце грех кипел

(«Анджело»).

Надеждой новоюГермания кипела

(«Недвижный страж дремал»).

В нем пунша и вина кипит всегдашний жар

(«К портрету Каверина»).

В нем кровь и мысли волновалЖар ядовитого недуга

(«Братья разбойники»).

С младенчества дух песен в нас горелИ дивное волненье мы познали

(«19 октября»).

Пылать – и разумом всечасноСмирять волнение в крови

(«Евгений Онегин», VIII).

Младую грудь волнует новый жар

(«Гавриилиада»).

В те дни, когда от огненного взораМы чувствуем волнение в крови

(Там же).

Очнулась, пламенным волненьемИ смутным ужасом полна

(«Руслан и Людмила», II).

пламенным волненьемИ бурями души моей

(«Не тем горжусь я»).

Ум сомненьем взволновал

(«Дар напрасный»).

Невольно предавался умНеизъяснимому волненью

(«Бахчисарайский фонтан»).

В волненьи бурных дум своих

(«Евгений Онегин», IV).

В волненьи своенравных дум

(«Руслан и Людмила», III).

В душе утихло мрачных думОднообразное волненье

(«Таврида»).

И мыслей творческих напрасное волненье

(«Война»).

И сладостно мне было жарких думУединенное волненье

(«В. Ф. Раевскому»: «Ты прав, мой друг»).

в черновой было: «И полноту кипучих, жарких дум».

Нет, душу пылкую твоюВолнуют, ослепляют страсти

(«Полтава»).

Как юный жар твою волнует кровь

(«Брату»).

Когда нам кровь волнует женский лик

(«Борис Годунов»).

Когда возвышенные чувства,Свобода, слава и любовьИ вдохновенные искусстваТак сильно волновали кровь

(«Демон»).

Негодованье, сожаленье,Ко благу чистая любовьИ славы сладкое мученьеВ нем рано волновали кровь

(«Евгений Онегин», II).

Представление о душевной жизни, как жидкости, облеклось у Пушкина и в другой образ: жизнь, питающая душу впечатлениями, сама есть вместилище жидкости, откуда душа пьет любовь, ревность и прочее. Этот образ он не раз рисовал целиком; таковы «три ключа», которые поят человека горячей струей юности, волною вдохновенья и холодной влагой забвенья. Обыкновенно он изображает жизнь в виде чаши:

Давно ли тайными судьбамиНам жизни чаша подана?Еще для нас она полна;

К ее краям прильнув устами,Мы пьем восторги и любовь

(«Давно ли»).

Пусть остылой жизни чашуТянет медленно другой

(«Кривцову»).

В составе этого образа всякое чувство, переживаемое человеком, представляется напитком, сладким или горьким, целебным или ядовитым. Так, в стихотворении «А. Шенье» свобода изображена в виде чаши, откуда льется в души целебная влага: