Михаил Гершензон - Избранное. Мудрость Пушкина Страница 65

В составе этого образа всякое чувство, переживаемое человеком, представляется напитком, сладким или горьким, целебным или ядовитым. Так, в стихотворении «А. Шенье» свобода изображена в виде чаши, откуда льется в души целебная влага:

Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,Все ищет вновь упиться им;Как будто Вакхом разъяренный,Он бредит, жаждою томим.

Тот же образ, в особенности образ жидкого яда, повторен Пушкиным много раз.

Ты лесть его вкусил, земных богов напиток

В ее объятиях я негу пил душой

Не пей мучительной отравы

Ты пьешь волшебный яд желаний

Он пил огонь отравы сладкойВ ее смятеньи, в речи краткой

По каплям, медленно, глотаю скуки яд

До капли наслажденье пей

И чашу пьет отрады безмятежной

Я хладно пил из чаши сладострастья

Играть душой моей покорной,В нее вливать огонь и яд

Его улыбка, чудный взгляд,Его язвительные речиВливали в душу хладный яд

В груди кипучий яд нося

Я пил отраву в вашем взоре

О, если бы тебя, унылых чувств искатель,Постигло страшное безумие любви,Когда б весь яд ее кипел в твоей крови

До капли истощив раскаянья фиал

Мои небрежные напевыВливали негу в сердце девы

И вот уже с ФилиномВеселье пьет она

В таком же смысле Пушкин употребляет глагол «упиваться» (сравн, выше: «Все ищет вновь упиться им» – нектаром свободы):

Упиваясь неприятноХмелем светской суеты

Воспоминаньем упоенный

На жертву прихоти моейГляжу, упившись наслажденьем

Пред нею, страстью упоенный

новый ГайденМеня восторгом дивно упоил!

XIV

Наконец твердое состояние духа есть, по Пушкину, как показано выше, холодность и, следовательно, неподвижность духа. Чувство, не изменяющееся в своем составе и не поддающееся воздействию извне, представляется Пушкину отверделым, причем нередко он изображает такое чувство, по аналогии с газообразным, как выделившееся из человека и давящее его извне, то есть как бремя. Так, он говорит:

Твердея в умысле своем

Лежала в сердце, как свинец,Тоска любви без упованья

в уме, подавленном тоской,Теснится тяжких дум избыток

Забот и дум слагая груз

Влача в душе печали бремя

И тяжким бременем подавлен и согбен…Мучительное бремяТягчит меня… влача свою веригу

Не только отдельное чувство твердеет, по мысли Пушкина: неподвижным становится и весь дух в целом. Такое общее состояние духа Пушкин определяет как его окаменение, часто указывая и причину этого явления, именно – убыль тепла:

Не дай остыть душе поэта,Ожесточиться, очерстветьИ наконец окаменеть

Во дни гоненья – хладный камень{146}

На поединках твердый, хладный

Но все прошло, остыла в сердце кровь…Свою печать утратил резвый нрав,

Душа час от часу немеетВ ней чувств уж нет.Так легкий лист дубравВ ключах Кавказских каменеет.

Цветок полей, листок дубравВ ручье Кавказском каменеет:В волненьи жизни так мертвеетИ ветреный, и пылкий нрав

Здесь речи – лед, сердца – гранит

Тот их, кто с каменной душойПрошел все степени злодейства

В разврате каменейте смело:Не оживит вас лиры глас

Для нежных чувств окаменел

Окаменел мой дух жестокий

сердце старика,Окаменелое годами

К тому ж и без речей рыдающая младостьМягчит сердца людей(«Анджело»).

Режь меня, жги меня:Я тверда, не боюсьНи ножа, ни огня

Точное различение трех физических состояний души в поэзии Пушкина не подлежат сомнению. Оно до такой степени привычно ему, что он изображает эти формы и их превращения одна в другую так, как если бы речь шла о явлениях общеизвестных, нимало не подозревая головокружительной смелости своих образов и речений. Он пишет:

А ты, младое вдохновенье,Волнуй мое воображенье…В мой угол чаще прилетай,Не дай остыть душе поэта,Ожесточиться, очерстветьИ наконец окаменеть…{147}

то есть вдохновение – пламенно-газообразно: оно летает; воображение – жидкость: оно волнуется под действием жаркого вдохновения: и вся душа в целом подвержена обычным температурным превращениям жидкости: она остывает в жидком виде, потом все более сгущается, и наконец твердеет. Для Пушкина «огонь душевный» – синоним чрезвычайной подвижности духа, то есть быстрой смены чувств; напротив, твердое состояние души – косность души. Из этого представления естественно вырастает такой образ:

Мгновенно сердце молодоеГорит и гаснет. В нем любовьПроходит и приходит вновь,В нем чувство каждый день иное.Не столь послушно, не слегка,Не столь мгновенными страстямиПылает сердце старика,Окаменелое годами:Упорно, медленно оноВ огне страстей раскалено;Но поздний жар уж не остынетИ с жизнью лишь его покинет{148} —

точное изображение раскаленного камня. Пушкин точно различает три состояния ума: газообразное, когда «ум далече улетает»; жидкое, когда «ум кипит» или «взволнован», например, сомненьем (полужидкое – «ум, еще в сужденьях зыбкий»), и твердое, когда ум «твердеет в умысле своем». В тех же трех формах он изображает отдельные мысли или «думы»: думы газообразные, летящие по воздуху; это думы наиболее интимные, «думы сердца», по его любимому выражению: «Все думы сердца к ней летят», в отличие от дум более плотных, находящихся в жидком состоянии, например:

В душе утихло мрачных думОднообразное волненье{149}

и наконец, от дум еще более плотных, тяжкой массой «теснящихся в уме» или даже лежащих в уме, как «груз». В своем безотчетном созерцании, которое само клокочет огнем, Пушкин смешивает все обычные представления, опрокидывает установленные понятия и, как вулкан, выбрасывает наружу речения ослепительные и неожиданные; он способен сказать:

А в сердце грех кипел…{150}Мечта знакомая вокруг меня летает…{151}Мечты кипят…{152}Ты лесть его вкусил, земных богов напиток{153}

И т. п.

XV

Мне остается рассмотреть последний отдел психологии Пушкина – его представление о человеческой речи. Легко заметить, что высшее, огненное состояние духа, и низшее, окаменелость духа, представлены у него неизменно бессловесными. Ангел молчит, Мария в «Бахчисарайском фонтане» молчит; мало говорят Анджело и Мазепа. Только среднее, жидкое состояние духа – «кипение» или «волнение» духа – есть, по Пушкину, исток слова: жидкое чувство как бы непосредственно изливается жидким же словом. Характерна одна его описка в черновой, противоречащая его собственному словоупотреблению: