Владимир Казаков - Жить не напрасно Страница 7

– Она не испортила общего впечатления, Петр Ионович.

– Да-с, все хорошо. Пока, знаете-ли… пока – не испортила. И все же это происшествие записано в мой пассив; вам, Остап Никандрович, это известно не хуже.

Глава 3. Первые успехи

Лидия А. Гроховская вспоминает:

…Перед полетами на карте Павла я вычерчивала предстоящий маршрут красными, синими и черными карандашами, заправляла карту в планшет. Но однажды мы решили разрезать карту, наклеить куски ее на картон и собрать их в книгу: на первом листе начало маршрута, на втором и последующих – продолжение, чтобы не вытаскивать из планшета и не переворачивать карту в воздухе, а только переворачивать картонные страницы.

Такое нововведение одобрили все летчики. Оно им понравилось. Теперь из открытых кабин ветер не вырывал карты при их перекладке, и не нужно было отрывать руку от управления в самолетах с одним летчиком. Карты прочно крепились на колене.

Павел пошел дальше и придумал вращающийся валик для скрутки карт, но такое новшество не привилось. Кабины, особенно одноместных машин, были очень тесны.

Тем же летом он начал усовершенствовать воздушную мишень. Длинный матерчатый конус, буксируемый за самолетом, плохо надувался. И не наполнившись воздухом, плескался тряпкой, выделывая причудливые кренделя. Павел решил вставить во входное отверстие конуса металлический обруч. Диаметр кольца поначалу оказался слишком большим, громоздким и неудобным в эксплуатации. Решил – обруч должен быть складным!

«Пустяковое», как говорил Павел, решение, но оно дало возможность сделать воздушную мишень многоконусной, и теперь за одну буксировку тренировались в стрельбе несколько летчиков, притом на земле быстро узнавали о результатах стрельб, так как все три конуса один за другим сбрасывались.

Испытания прошли отлично, а чуть позже 44-я эскадрилья вышла на первое место в округе, стреляя по воздушным целям…

Наступила осень. Мы вернулись из лагерей в Новочеркасск, как говорится в армии – «на зимние квартиры». Сняли комнату на улице Красноармейской у одинокой старушки. За скромную обитель платили 16 рублей в месяц.

Опять занятия начинались по вечерам и далеко за полночь. В это время Павел нашёл решение, как заменить керамическую бомбу на дешёвую цементную, почти копию боевой, но, что самое удивительное, имитируя взрыв, она должна была оставаться целой, пригодной к последующему использованию. Чертили, составляли описание. Читали и разбирались в нужной технической литературе, а уж когда заходили в тупик – посылали письма с вопросами известным в стране изобретателям или ученым.

Не все отвечали, но с одним изобретателем, ленинградцем Владимиром Ивановичем Бекаури, подружились заочно.

На рассвете у Павла полеты, в это время, а я спала, сколько хотела и не понимала, как он выдерживает, длительное время, довольствуясь сном по четыре-пять часов в сутки, не больше.

Новая цементная облегченная бомба прошла испытания в части. Командование помогало Павлу, одобряло его технические усовершенствования авиационного учебного снаряда. Смекалка и изобретательность, инициатива и качественная работоспособность поощрялись как никогда. На одном из партийных собраний эскадрильи секретарь партбюро прямо сказал:

– Гроховский работает над серьезными вещами. Будем осуществлять его идеи, не сможем на месте – будем поддерживать, продвигать в центр…

Павел тогда разрабатывал «воздушный полигон», то есть целую систему на земле и в воздухе, максимально безопасную, но помогающую оттачивать боевое мастерство летчиков.

Говорю так, по-газетному, потому что почти дословно цитирую слова из статьи в окружной многотиражке.

Чувствуя громадную товарищескую поддержку, Павел вдохновлялся изобретательством все больше и больше. Вот он уже предлагает «пастообразный проявитель для работы с фотопленкой в воздухе», продумывает идею «безопасного самолета».

Поздней осенью 1928 года, по вызову штаба ВВС, Павла командируют в Москву с его изобретением «силикатная бомба».

Я остаюсь дома и получаю от него четкий план работ на две недели: изготовить начисто рабочие чертежи «воздушного полигона» и «планшета для летчика-наблюдателя»; набросать эскиз механизма для новой турельной11установки кормового пулемета; написать три небольших лозунга на красном полотне, нарисовать два художественных плаката для клуба.

Павел погрузил свои бомбы в вагон и отбыл из Новочеркасска.

Скучать без него мне было некогда. Я трудилась «в поте лица». Две недели промелькнули, и вот однажды, ранним утром, долгожданный стук в дверь. Муж радостный, с улыбкой до ушей. Командование ждет дальнейших изобретений. Дали премию 200 рублей,

…По вечерам я любила читать вслух или рассказывать прочитанное днем. Павлу это очень нравилось, у него для художественных книг времени почти не оставалось.

– Вот хорошо, – говорил он, – ты так живо все изобразила, и достаточно коротко. Осталось время полистать учебник по сопромату, а то я на этом курсе неустойчиво плыву.

У него не было высшего технического образования, он не мог делать точные расчеты своих изобретений, но зато тонко чувствовал реальные возможности своих идей, предугадывал действие нового объекта так верно, что иногда создавал на первый взгляд технически нелепое сооружение, а оно работало, и работало хорошо. Примеры немного погодя…

Из нашего скудного бюджета мы стали платить несколько рублей еще за каморку, из которой сделали фотолабораторию. Павел всю жизнь оставался заядлым фотографом, редко снимал с плеча фотоаппарат, даже в полеты его брал. Немало вечерних часов оставили в каморке, проявляя негативы, печатая фотографии и чертежи. Как и все, чем занимался Павел, фотографирование было доведено им до профессионального совершенства. Снимки сочные, контрастные окрашивались анилиновыми красками в разные, но скромные цвета, наклеивались на специальный картон. Составлялись альбомы аккуратно и методично. Подпись, дата.

Наступил 1929 год. Павла телеграммой вызвали в Москву. Понадобилась консультация автора по применению его изобретений. Готовимся тщательно и едем вместе.

Мы в столице. Катим на трамвае в Петровский парк, где живут знакомые.

Знакомые приветили нас, выделили комнату с мягкой тахтой и большим венецианским зеркалом.

Ближайшие два дня Павел ходил по делам изобретений. Не все было ладно. В прошлый раз он восторгался всеми, с кем встречался, теперь появились и «тормозки», так он назвал своих недругов. Они обходительны, вежливы, с ними трудно разговаривать прямо, ускользают куда-то, мешают издалека. Павел внес некоторые поправки в объекты, и они все-таки пошли в эксплуатацию.

– У тебя появились враги? – спрашиваю я.

– Не думаю. Просто неискренние люди, может, потому, что я для них малознакомый человек, темная лошадка. Да и не понравились мне всего двое-трое из десятков, с которыми встречался. Верю: есть перспектива, и не плохая.

В воскресенье мы отправились в Третьяковку. Ничего подобного я не видела! Павел оттаял совсем. Закусили в столовке, чем бог послал. Взяли билеты в кинозал на Тверской и вечером посмотрели немой фильм «Мулен Руж» с участием актрисы Чеховой. Сеанс сопровождался оркестром из трех человек, играли очаровательно, без фальши…

За пол месяца я многое увидела в столице, полюбила Москву. Вернувшись в Новочеркасск, Павел с энтузиазмом взялся за новые изобретения. У него уже выработались приемы и методы творчества. Когда появлялась новая идея, он с небольшим блокнотом и карандашом в руках садился в уголочек, дымил папиросой и прорисовывал эскизы будущих конструкций. В такие минуты ему совершенно необходим был слушатель, которого он посвящал в свои задумки.

Бывало, идея осеняла Павла ночью и требовала немедленного обсуждения. Тогда приходилось просыпаться, уверять, что хорошо отдохнула. Зажигали ночник. Вели длинные разговоры почти до утра. Из тысячи произнесенных слов на мою долю доставалось немного.

Зимой у Павла возникла мысль готовить «агитационную бомбу». Листовки, которые сбрасывались с самолета вручную, часто уносились ветром в ненужную сторону. Бывает – ветер рвал пачки еще в кабине, листы забивались в щели, попадали в управление самолетом.

– Агитационную бомбу делаем так: цементную болванку обложим мокрой бумагой, – учил меня Павел, – которая благодаря своей мокроте удержится в нужной форме. Затем куски кассовых лент, на которых кассиры отбивают чеки в магазинах, но только чистые и нетронутые, обмазываем клейстером, они обвивают цементную болванку, пока толщина слоя не достигнет пяти миллиметров. Закончим – бомба сушится. Высушенную корочку разрезаем вдоль на две части. На место стабилизатора поставим деревянную бобышку в виде пробки, похожей на печать с ручкой. На ручку мотаем метров триста тонкой магазинной тесьмы, закрепив, таким образом, верхний конец сомкнутых половинок бомбы. Нижние концы соединим форточной петлей. Получится что-то вроде каплевидного чемоданчика… Летчик сбрасывает с подвески бомбу. Один конец тесьмы прикреплен к самолету. При падении бомба стягивает с верхнего штыря тесьму и раскрывается, выбрасывая листовки на заданной высоте… Ладно, задумал?