Бо Грёнбек - Ханс Кристиан Андерсен Страница 70

Ее впечатление было правильным. Коллин всю жизнь помогал Андерсену и поддерживал его, не ставя этого себе в заслугу. Как бы он ни был занят, он в любую минуту готов был прийти с советом или руководством в практических делах. Он даже преданно переписывал рукописи Андерсена для издателей или переводчиков и решительно отказывался от выражений благодарности за это. Он был доверенным Андерсена и в личных делах. Тот мог рассчитывать на скромность друга.

Коллина, несомненно, связывала с Андерсеном большая и теплая дружба, хотя по семейному обычаю он не любил показывать своих чувств. Слава Андерсена не особенно его интересовала — и в этом он был истинный Коллин, — но радовала его потому, что радовала самого писателя. Он восхищался человеческими качествами Андерсена, если считал, что для этого есть основания, и тогда не скупился на похвалы. Услышав, что Андерсен решил предпринять рискованное путешествие из Константинополя по Дунаю в 1841 году, он написал ему: «Вы отчаянный человек в путешествиях; если вы вернетесь из этой поездки живым, немногие повторят ее за вами, а если вам не хватит смелости, то все же вы проявили волю, а это тоже немало, об этом свидетельствует нижеподписавшийся, который не имеет обыкновения вам льстить». Последнее было правдой. Ничто не было более чуждо педантичной искренности Коллина, чем говорить людям комплименты, в которые он не верил.

Со своей стороны Андерсен с юности питал к другу просто страстную любовь. Его неуверенная, нежная натура нуждалась в поддержке, а бурный темперамент требовал объекта — или нескольких — для своих чувств, а кто был ближе этим требованиям, чем брат-ровесник Коллин с его мужественным обаянием?

Само собой разумеется, в их отношениях возникали трудности. Принципиальность Коллина иногда оказывалась настолько негибкой, что при его характере и манере выражаться она превращалась в школярскую замкнутость и бюрократическую сдержанность, которая выводила из себя такую чувствительную, чтобы не сказать сентиментальную, натуру, как Андерсен. Дело не шло лучше и от того, что Коллин, подобно другим, пытался в молодые годы читать писателю нравоучения.

Поэтому поводов для раздражения было достаточно. Как ни странно, в их числе были семейные песенки Эдварда Коллина. Они всегда пользовались большим успехом. Но Андерсен иногда чувствовал себя немного не к месту и не мог принимать участие в шумном семейном веселье, особенно когда шутка касалась его самого. Например, ко дню его рождения, 2 апреля 1847 года, накануне его отъезда в Англию, Эдвард Коллин написал песенку, заканчивавшуюся такими куплетами:

По сути он — аист, и вотсия прелестная птицав Британию держит полет,за новыми лаврами мчится.Дай бог и ему поноветь,он дома безмерно упрямый,пускай попадется он в сетьнаходчивой английской дамы.Второго апреля герой!Ты едешь к врагам этой даты.Зато впереди пред тобой —славословия край непочатый.Вернешься ко времени ты —и с английской мисс, не иначе, —мы в восторге разинем ртыи устроим концертик кошачий.

Как семейная песенка, она отличается остроумием и веселостью, но Андерсен считал, что это совсем не смешно.

Писатель также не мог понять, что у Коллина и его жены есть другие обязанности, кроме как быть его друзьями, всегда готовыми ему услужить. Когда Коллин улаживал очередные дела Андерсена и поспешно написал короткое, в несколько строк письмо об этом прозаическом занятии, Андерсену показалось, что тон письма слишком резкий и холодный, не такой, как «друг пишет другу». Писателю трудно было угодить. Хенриэтта Коллин имела больше свободного времени, чем ее муж, и трогательно беседовала с Андерсеном, когда он — бывало, каждый день — приходил в гости, часто чтобы посетовать на что-нибудь. Но однажды, незадолго до поездки за границу, он не застал ее дома. Он рассердился и ушел, оставив короткую записку:

«Фру Коллин! Мне больно, что вы меня избегаете; сейчас я ухожу, послезавтра я уезжаю — скоро я умру.

Эта самоироничная шутка очаровательна, но бесспорна и его нетерпеливость.

Эдвард Коллин и Андерсен, собственно, никогда не имели общих интересов. Между ними постоянно возникали недоразумения, которые нужно было извлекать на свет божий и выяснять, и по крайней мере два раза произошли катастрофические столкновения, которые надолго оставили след в душе писателя. Первый раз это случилось в 1831 году, когда Коллин отказался перейти с ним на «ты». Легко понять, как подобный отказ мог подействовать на одинокого Андерсена, который всем сердцем желал быть принятым как равноправный брат в семью, ставшую его единственной гаванью в жизни. Но молодому Коллину недоставало жизненного опыта или фантазии, чтобы это себе представить. Конечно, он не хотел задеть писателя; но, видимо, для его трезвой натуры бурная и сентиментальная дружба Андерсена была до некоторой степени обузой, и он хотел сохранить менее интимную форму общения как практическое средство держать Андерсена на расстоянии.

Андерсен покорился желанию друга. Но жало отказа осталось в нем, и в последующие годы он то и дело возвращался в письмах к этому печальному эпизоду. Как это часто бывало, он облегчил свою горечь, излив ее в творчестве. Пятнадцать лет спустя история с переходом на «ты» возникла — совсем в других, более широких масштабах — в сказке «Тень».

Второй эпизод был хуже. Его вызвало злополучное письмо, которое Андерсен получил в Риме в январе 1834 года, где Коллин, как уже рассказывалось, сообщал ему приговор друзей об «Агнете». Только благодаря решительности старого Йонаса Коллина эта история не положила конец их дружбе. Разногласие было улажено и никогда больше не упоминалось; но Андерсен не забыл письмо друга, и оно внесло свой вклад в его неискоренимое и неверное представление о том, что в юности друзья только насмехались над его писательскими устремлениями.

Разница, чтобы не сказать пропасть, между этими двумя совершенно непохожими темпераментами ясно выступает в переписке. Их письма относятся к самым интересным и прекрасным документам датской культуры. Оба замечательно умели писать письма, каждый в своей манере. Стиль Андерсена многосторонен и сумбурен, каким был его ум. Стиль Коллина с поразительной точностью отражает его дерзкую и бодрую трезвость.

В ответ на письмо из Веймара в 1844 году, в котором Андерсен рассказывает о сверхблагородном обществе, где он вращается и где его чествуют и славят, Коллин написал несколько слов об ужасном в тот год датском лете. «А как обстоят дела у вас? Впрочем, вы, вероятно, не замечаете, какую погоду посылает господь в той сфере, где вы сейчас дышите. С вами заигрывает сатана, но это меня ужасно радует, во-первых, потому, что вы по праву веселитесь, во-вторых, это раздосадует других — тоже по праву. Постарайтесь вернуться домой с орденом, это было бы забавно…»