Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма Страница 72

В официальном армейском отчете за первую неделю марта, описывающем захват стратегически важного пункта на реке, Дюма изображен почти как герой голливудского военного фильма: «Исход битвы оставался неясным[763] до тех пор, пока генерал Дюма во главе отряда кавалерии не ворвался в деревню Трамин, где взял шестьсот пленных и захватил две пушки. В результате вражеская колонна… не смогла войти в Боцен [ключевой город в итальянском Тироле] и была рассеяна среди гор». Вскоре после этого Дюма ухитрился спасти самого генерала Жубера[764], когда его новый командир во время маневра угодил в расположение большого австрийского отряда. Дюма подкрался к вражеским солдатам и неожиданно обрушился на них с тыла, описывал Жубер в реляции для Наполеона, чуть ли не затаив дыхание от восхищения перед мощью человека, присланного служить под его командой.

Сам Дюма в боевых отчетах описывает неистовство рукопашных схваток с сухим профессионализмом: «Я атаковал вражескую кавалерию, которая наступала на мой отряд; мы полностью разбили ее, хотя противник превосходил нас в числе: я ранил их командира в лицо, а еще одного кавалериста – в шею. Полк, которым я командовал, убил, захватил в плен или ранил нескольких австрийских всадников». Однако Дюма не забыл также описать подвиги своих соратников-офицеров: «Адъютант генерал Блондо[765] выказал отменное мужество. Колонна генерала Бейара совместно с 8-м драгунским полком взяла 1200 пленных: этот генерал вновь отличился в бою».

В феврале и марте, несмотря на пронизывающий холод, Дюма предпочитал разбивать лагерь для своих драгун на берегах Адидже вместо того, чтобы квартировать в одном из речных австрийских городов или крепостей, занятых французами. Как отмечал Дермонкур, кампания Дюма «больше походила на гонку[766], чем на войну». Дюма никогда не сражался так хорошо.

Впрочем, за неистовством Дюма на поле битвы лежала не только жажда славы, но и самая глубокая тоска. 3 марта он написал Мари-Луизе: «Любимая[767], за девятнадцать дней я не получил от тебя ни единой драгоценной весточки. Не знаю, что и думать из-за этой проклятой задержки. Наши тревоги и так достигли пика, и, полагаю, у меня для этого есть более одной причины».

Он написал вновь спустя два дня, когда наконец получил вести от жены. Письмо, отправленное Мари-Луизой, пропало, но, кажется, в нем она намекала, что страхи Дюма обоснованны. С их младшей дочерью Луизой – тринадцатимесячным младенцем – стряслось ужасное несчастье.

Единственной женщине, до которой мне есть дело[768] на свете.

Мой бесценный друг, ты написала мне о несчастье, которое разом состарило меня вдвое. Думаю, тем самым подтвердились мои опасения, и на самом деле произошло нечто еще более ужасное. Если, увы, это так, ты должна открыть мне… (правду о) моей бедной Луизе, моей злосчастной малышке. Быть может, я напрасно взывал к тебе!.. Мой божественный друг, я не обрету покой, пока не получу от тебя письмо с правдой (но я все еще дрожу)…

Прощай, любимая, твое письмо слишком расстроило меня, чтобы оставались силы сказать что-нибудь еще. Передай крепкий поцелуй моему ребенку (я не осмеливаюсь сказать «моим детям») и нашим уважаемым родителям. Я люблю тебя больше всех на свете, навсегда.

Не ясно, что стало причиной – болезнь или несчастный случай, но Дюма вскоре узнает, что маленькая Луиза умерла. Как бы то ни было, в последующие недели и месяцы чувство утраты и скорбь, похоже, заставляли его сражаться еще неистовей. Человек, прозванный австрийцами Черным Дьяволом, продолжал гнать их по долине реки Адидже. Дюма действовал настолько эффективно, что Жубер стал называть его в отчетах дивизионным генералом, хотя у Дюма не было никакой дивизии. Жубер официально передал под командование своему подчиненному несколько полков, но Дюма при любой возможности бросался в бой впереди небольших отрядов своих драгун.

Примерно в двадцати пяти милях к северу от Боцена, под Клаузеном – тирольским городком с тихими площадями у храмов и улицами, которые упираются в отвесные скалы, что живописно нависают на фоне заснеженных горных пиков, не уступающих по высоте Швейцарским Альпам, – австрийские войска обустроили «ужасающую позицию»[769], как описал ее Дюма в отчете для Жубера. Австрийцы расставили над городом хорошо укрепленные артиллерийские батареи под защитой тысяч солдат. Сотни тирольских стрелков укрывались в лесах и скалах, открывая прицельный огонь по любому замеченному французу. Это было настоящее стрельбище, где австрийцы и их местные союзники занимали все господствующие высоты.

Утром 23 марта Дюма и Дермонкур въехали в городок во главе отряда из трех десятков драгун и, как позже сообщит Жубер Наполеону, «пересекли Клаузен под неприятельским огнем»[770], хотя основная масса французских солдат совсем рядом не могла сдвинуться с места из-за постоянных обстрелов. На противоположной стороне города находился стратегически важный мост через реку Айзак, которая в тот момент представляла собой череду узких стремнин и бушующих потоков, мчащихся под невообразимо крутым наклоном. Только перейдя по мосту, французы могли двинуться дальше на север и продолжить гнать австрийцев к границе. Последние были столь же полны решимости удержать мост, сколь Дюма – взять его. Они расставили повсюду на дороге груженные камнями телеги, с которыми, как вспоминал Дермонкур, Дюма «благодаря своей геркулесовой силе[771] в одиночку справлялся лучше, чем все наши двадцать пять солдат, вместе взятые. Когда я говорю двадцать пять, я преувеличиваю: австрийские пули делали свое дело, и пять-шесть наших людей выбыли из строя»[772].

Отряд получил подкрепление, и, как только последняя из телег была сброшена в реку, Дюма пересек мост и въехал в город Бриксен. Дюма и Дермонкур оказались там в одиночестве[773]. Враги обстреливали их с вершин прибрежных валунов и с противоположной стороны моста. Австрийские солдаты сошлись с французскими офицерами врукопашную. Дермонкур вспоминал, что Дюма «поднимал саблю, как молотильщик поднимает цеп, и каждый раз, когда сабля опускалась, падал человек». Сам Дермонкур, зажатый между тремя австрийскими кавалеристами, был серьезно ранен в плечо. У него оказалось перерезано сухожилие. Австрийцы «продолжали осыпать меня[774] сабельными ударами и вскоре наверняка продырявили бы насквозь, потому что я не мог вытащить пистолет из кобуры левой рукой».

Чуть раньше под Дюма застрелили лошадь[775], он упал так неудачно, что австрийцы были уверены в его гибели. Раздался крик: «Черный Дьявол мертв!»[776] Однако Дюма тут же воскрес из мертвых или, скорее, выбрался из-под павшего скакуна, которого затем использовал в качестве прикрытия для своей огневой точки. Он обнаружил небольшой запас заряженных австрийских ружей и стал стрелять из них по врагам.