Валентин Бадрак - Стратегии злых гениев Страница 74

В провозглашении себя посредником высших сил проявилось решение еще одной важной задачи. Будучи полуграмотным самоучкой, он боялся интеллектуалов и специалистов, противопоставляя фундаментальным знаниям неослабевающий натиск и асимметричность действий в виде вульгарного, а порой непристойного поведения, откровенных оскорблений и встречных обвинений в некомпетентности. Если до прихода к власти его занимали лишь позиции соперников и политических оппонентов, то по достижении формального могущества и превращения в значимую политическую фигуру мирового масштаба он заботился о другом – доказательствах состоятельности своего интеллекта. Ибо хорошо знал, что его однобокие поверхностные знания и навыки делают его уязвимым.

Вполне естественно, что фюрер не брезговал таким обкатанным римскими цезарями способом поддерживания имиджа великого вождя, как создание различных монументов и собственных медных бюстов. Порой они выглядели намного выразительнее самого псевдогероя, чем немало способствовали искаженному представлению народа о своем лидере. Даже сестра Евы Браун Ильзе, по ее признанию, была потрясена этим, когда ее впервые представили «одомашненному» Гитлеру. Любопытно, но психоаналитик В. Лангер расценивает страсть Гитлера к сооружению колонн еще и как компенсацию потенции зрительными проекциями фаллических символов, которые он с болезненным упорством помещал «в любом удобном и неудобном месте».

Адольф Гитлер почти постоянно апеллировал к символике, упоминая свою божественность и предначертанность деяний. Он часто использовал слово «вечность», и вслед за ним это слово заговорщицки повторяли все глашатаи величия фюрера. Решившийся шагать по Европе рейхсканцлер уже в 1935 году называет погибших при Фельд-хенхалле «мои апостолы». Позже с пафосом Гитлер провозгласил себя «знаменосцем веры», а слово «аминь» не раз повторял в своих экзальтированных речах. Вообще, в публичной жизни Гитлер исповедовал максимальную театрализацию событий. Пребывать в зоне внимания публики стало ненасытной потребностью его ущербной натуры, поэтому любое его перемещение сопровождали кортежи блестящих автомобилей, фанфары и оркестровая музыка. Он входил в залы под звучный марш и громогласные выкрики «хайль», всячески стараясь произвести впечатление, потрясти внешним блеском и атрибутами власти. Любую, даже самую маленькую победу он умел превратить в громадное событие, поражающее позерством актеров. Конечно же это производило впечатление на окружающих и способствовало пополнению рядов его приверженцев, преимущественно из числа неспособных к иной самореализации, кроме как через чины, высокие должности и достижение такого социального статуса, когда можно устрашать ближних.

Начав войну, фюрер облачился в военную униформу, чем подчеркивал, что все в рейхе, включая первое лицо, перешли на чрезвычайное положение военного времени. На самом деле тут была еще одна причина: человек, который поднялся до высшей власти за счет кризисов и катастроф, чувствовал себя уютнее и комфортнее в форме, отвечающей времени потрясений. Чем сильнее лихорадило мир, тем радостнее были ощущения главного поджигателя своего века. Процесс угнетения и ощущения себя всемогущим эксплуататором мирового масштаба доводил его ликование до умопомрачительного экстаза.

Стоит признать, что в целом Гитлер проявил себя как неслыханный, поистине уникальный фальсификатор. Благодаря изворотливости и хитроумному представлению событий ему удавалось явные провалы преподносить как триумфальное шествие. Например, хотя провал путча вверг Гитлера в состояние полной беспомощности (что среди прочего является одним из ключевых отличий его психики от психики победителей, таких как Цезарь, Македонский или даже Наполеон) и он бежал с места перестрелки, к началу судебного процесса он настолько оправился, что сумел не только в глазах преданных поклонников, но и в представлении судей предстать героем, лидером и радетелем за лучшее будущее Германии. Однако его психическая уязвимость всякий раз проявлялась в моменты поражений: он казался абсолютно подавленным после проигрыша на выборах Гинденбургу, а когда осознал, что война с Советским Союзом проиграна, впал в многомесячную, близкую к помешательству депрессию, лишь периодически возвращаясь к своему привычному состоянию диктатора.

Значительная часть фальсификаций Гитлера служила тому, чтобы представить его интеллектуалом, осведомленным в самых различных областях знаний. Будучи самоучкой, выхватывающим разрозненные куски неструктурированных знаний, он заявлял, правда, без указаний трудов и их авторов, что досконально изучил целые направления науки. В этих безапелляционных заявлениях, как и в широко растиражированной книге, историки и психоаналитики легко усматривают контуры полуобразованного человека, озабоченного созданием портрета компетентного и маститого лидера.

Умелые фальсификации своего прошлого и формирование умопомрачительной легенды о герое Адольфе Гитлере стали неотъемлемой частью его противоречивой личности. Фальсификации касались и образа жизни фашистского вождя: его представляли крайне воздержанным во всем, обитающим в скромных, почти аскетических условиях, человеком, занятым лишь одной мыслью – возвеличиванием Германии. На самом деле он был занят единственной мыслью – увековечиванием себя. На первых порах лидер немецких национал-социалистов действительно жил без намека на размах и роскошь, однако, став недостижимым для масс, он быстро изменил эту составляющую своей жизни. Его же отказ от алкоголя и табака, как и вегетарианство, имеют совсем иные мотивы, они были связаны с фобиями, однако были ловко использованы пропагандистской машиной Третьего рейха.

Трансформация реалий оказалась настолько существенной и настолько всеобъемлющей, что нередко Гитлеру удавалось очевидный негатив, который невозможно скрыть, превратить в бесспорный козырь. Так, маскируя свою вопиющую для лидера партии и нации необразованность, Гитлер противопоставлял университетам «суровую школу жизни, нужду и нищету», через которые он якобы прошел. А ведь Гитлер никогда ни в чем не нуждался и, ведя беззаботный образ жизни в молодости, долго плыл по течению, предаваясь откровенному безделью и, в лучшем случае, походам по театрам и музеям. В этом диком искажении действительности огромную роль играла его воля и безапелляционность заявлений. Он не желал слышать ни о каких компромиссах, яростно навязывая, насаждая свое мнение во всем, и в том числе в создании своей биографии.

Но Адольф Гитлер работал не только над собой. Он всегда уделял серьезное внимание подбору ближайшего окружения, которое должно было с самого начала его восхождения воссоздавать образ большого двора с королем и множеством придворных. И они же потом превратились в высокопоставленных и влиятельных чиновников Третьего рейха и глашатаев его величия. Кажется, именно способностью беззастенчиво восхвалять Гитлера обеспечил свое беспрецедентное возвышение Геббельс. А прикрыванием своим телом фюрера от холостых выстрелов – Гимлер. Борману Гитлер мог доверить любое, даже самое гнусное дело. Зато самодостаточные личности его пугали, и он безжалостно уничтожал их, как, например, Рэма. Любопытно, что единственным критерием Гитлера при отборе кадров была личная преданность фюреру, чего он никогда не скрывал. Относительно воров и преступников, окружавших его, он многозначительно заметил: «Их частная жизнь меня не касается». Гитлер никогда не придавал большого значения моральным качествам своих соратников и позволял им творить все, что заблагорассудится. Концлагеря, истязания неугодных, истребление конкурентов – им поощрялось все дьявольское, что прорывалось наружу у приближенных, потому что тут он с удовлетворением констатировал сходство со своими иррациональными, зверскими побуждениями. Пробудив чужих демонов, он не мешал им расти, возможно даже испытывая наслаждение от того, что взрастил и развил деструктивное в человеке в противовес вытравленному чувству любви к ближнему. Он не протестовал и против странных пристрастий своих приближенных. Кажется, его даже забавляло, что, например, Рэм и Гесс были гомосексуалистами, ненасытный и практичный Борман в любом деле, пусть даже за счет угнетения немцев, имел коммерческую выгоду, а Геринг и Геббельс, люто ненавидя друг друга, отчаянно плели интриги. Одним из методов управления людьми у Гитлера было расширение до безумных масштабов полномочий своих вассалов. Он позволял им совершать поступки, обнажающие нечеловеческое, то, что составляло часть их дремлющих подсознательных стремлений и побуждений, на реализацию которых они никогда бы не решились, если бы не были опьянены ощущением, что им дозволено все и расплаты не будет. Однако фюрер не забывал им напоминать, что он может в любую минуту уничтожить их. Были и редкие чистки, например, через год после прихода к власти он учинил кровавое «очищение» партии от тех элементов, в чьей преданности сомневался. Память об этом времени всегда напоминала приспешникам Гитлера, что его показная либеральность является лишь игрой, а его милость в любой момент может обернуться казнью.