Василий Захарченко - Олег Антонов Страница 84

«Если без конца воспевать землянки и палатки, еду всухомятку и тяжелые рюкзаки за спиной, — говорит Антонов, — то некоторые незадачливые руководители окончательно привыкнут к этому, как к стандартным условиям, вынужденное геройство возведут в стандарт, опошляя высокий порыв людей, возводя его до уровня поставляемого в бидонах смазочного масла для заржавленного механизма управления.

Настоящим героизмом было бы организовать труд так, чтобы и в тайге, и в степи, и в горах советский труженик работал в полную силу, направляя свой пыл, свою изобретательность, энергию на решение тех основных задач, которые поставлены перед коллективом, а не на то, как разжечь на снегу и при ветре костер из сырых веток или чем заделать дыру в палатке…»

Этот призыв — не «дегероизация», которая в последнее время, увы, кое-какими наиболее ретивыми словесными перестройщиками выдается чуть ли не за признаки перестройки. Это в первую очередь призыв к рациональной и грамотной организации труда и строительства.

Наоборот, Антонов резко выступает против того, чтобы героическое начало, существующее в душе молодого человека, замазывать обязательным наличием недостатков и темных пятен.

В своей статье с парадоксальным названием «Давайте съедим пудинг», помещенной в журнале «Искусство кино», Антонов выступает за чистоту героического образа.

«Каков должен быть положительный герой нашего времени?

Договорились и дописались до того, что якобы не может быть положительным герой без недостатков, иначе он будет „неправдоподобен“, так как таких людей, мол, в природе нет, даже в нашем самом передовом в мире обществе…

Мне кажется, совершенно необходимо оживить на экране образ молодого человека, достойного подражания без оговорок, без поправок, своего рода советского рыцаря без страха и упрека.

Слишком часто в наших картинах показывают, как молодой человек, преимущественно парень, перековывается на глазах у зрителя…

Герой, исправившийся и ставший наконец полноценным гражданином своей Родины, уже не представляет интереса для кино. Золотые крупинки конфликта отмыты, все остальное, как пустую породу, — на свалку!

Таким образом, наше кино как бы непрестанно создает образ идеального героя и так же непрестанно отказывается от него.

А я за такого героя, я хочу видеть его на экране!

Убежден, что наша молодежь, как только познакомится с ним, захочет встретиться с ним снова и снова. Может, вы боитесь, что такой герой будет „нежизненным“, ходульным, скучным?

„Проверка пудинга, — сказал Энгельс, — состоит в том, что его съедают“.

Образ современного рыцаря без страха и упрека необходим нашей романтической молодежи как живой пример для подражания».

— Неужели худосочный юнец с магнитофоном? Тоже мне первый парень на деревне, — сказал как-то Олег Константинович. — Однако кое-кому удалось повернуть нашу жизнь именно к этому идеалу…

Антонов был за романтику. За трезвую романтику нашего времени. Он стремился зафиксировать ее не только в человеке, но и в том, что составляет сущность человеческого труда.

Читаем в его статье «Сверхзамедленная съемка» в «Искусстве кино»:

«…Время — непостижимое, вечно длящееся мгновение. Время — стержень киноискусства. Отнимите у кино время — оно перестанет быть киноискусством, превратится в фотографию, живопись, муляж.

Кино — искусство временное наряду с драмой, музыкой, балетом, рассказом.

— Как запечатлеть этот неукротимый ход времени?

Если твердо зафиксировать один или несколько киноаппаратов, охватывающих стройку своим объективом с одного заранее выбранного места, можно показать в динамике все развитие строительства.

Делая один кадр в день — 365 кадров в год, мы зафиксируем за 2,5 минуты все, что произошло за год. За десять минут перед глазами пройдут все события и изменения за четыре года.

Сверхзамедленная съемка даст нам возможность видеть стройку во всем ее героическом развороте времени.

Что же касается начала в людях — оно воспитывается, и этого не следует забывать. Такое не купить ни за деньги, ни за награды.

Вспоминается, как Герой Советского Союза лет-чик-испытатель Юрий Курлин, выполняя задание, много раз сажал свой „Антей“ на небольшую для такого гиганта заснеженную площадку в тайге, кончавшуюся оврагом.

Он перевозил остро необходимое нефтяникам оборудование, которое нельзя было быстро доставить ни водным, ни наземным путем.

— Что двигало героическим экипажем, работавшим в суровых условиях полярной зимы?

Никаких выгод людям это не сулило, а риск был велик. Малейшая неточность в расчете при посадке сулила гибель экипажу и самолету. Куда спокойнее было бы проводить обычные испытательные полеты у себя дома.

Экипажем двигало сознание долга, необходимость во что бы то ни стало выполнить задания, понимание обстановки, коммунистического отношения к труду…»

Интересно, что бы сказал конструктор сейчас, в 1995-м?

Исключительный интерес представляют суждения Олега Константиновича о кинематографе.

Его статья «Чего я ищу в кино?», опубликованная в 1964 году, прозвучала как своеобразная пощечина общественному вкусу.

Достаточно сказать, что она вызвала многочисленные отклики в прессе.

«Итак, чего я ищу в кино?

Информации. Позвольте мне употребить этот общепринятый ныне в науке и технике термин вместо расплывчатых и неопределенных выражений.

Позвольте говорить с вами, деятели искусства, на нашем языке, не снисходя к вашей мнимой неосведомленности в науке, как это часто делаете вы, снисходя к нашей (так же часто мнимой) неосведомленности в области искусства и эстетики.

Какой информации я ищу в кино?

…Я иду в кино, чтобы получить новую, свежую информацию, чтобы уйти из кино обогащенным чем-то, чем я не обладал раньше.

Информация — понятие точное, но широкое. Информация может вмещать события, факты (например, хроника), пространство (видовые фильмы, путешествия и т. п.), и, наконец, самое важное — мысли, идеи, которые доносит нам экран с помощью всех этих разновидностей информации.

В кибернетике отсутствие полезной информации называется шумом. Не мешает это иметь в виду!

…Итак, я, как зритель, ищу в каждом фильме информацию. И мне хотелось бы, чтобы наши замечательные мастера киноискусства, между прочим, проверили себя, кроме всего остального, и с этой точки зрения: а какую информацию любого вида несет зрителю моя работа? Что он узнает из нее нового? Ценного для себя? Ведь пошлость — это и есть бедность информации. Одному начинающему поэту опытный мастер сказал: