Глеб Елисеев - Великий князь Андрей Боголюбский Страница 9

К сожалению, до нашего времени от дворца сохранились лишь лестничная башня, над которой позже была надстроена колокольня монастыря, да переход, что вел из дворца в Рождественскую церковь.

Дворец стал излюбленным местом пребывания князя в собственном княжестве. Здесь он принимал приезжавших к нему купцов и посланников от соседей, здесь решал важные государственные дела, отсюда любил ездить на охоту, иногда совершая ловчие экспедиции в самые отдаленные пределы Суздальщины. А еще Андрей Юрьевич любил молиться в Рождественском храме, куда по переходу он мог попасть прямо из дворца и сразу – на хоры.

В постоянном стремлении князя к молитве, которую он совершал нередко и в одиночестве по ночам, проявилась не только искренняя вера, но и глубокая любовь к православной обрядовой традиции. А также Андрею Юрьевичу было свойственно качество, нехарактерное для большинства земных владык – милосердие к обычным людям, к нищим и убогим, даже к прокаженным. Летописец специально подчеркивал: «Нищих же и прокаженных возлюбил, даже и очами своими много смотрел на них, иногда же и руками их касался, и кротко и тихо, и милостиво говорил с ними, и утешал, и кормил, и насыщал».

Но не только радость приносили князю заботы церковные. К сожалению, внутреннее неустройство в Русской церкви, охватившее ее в середине двенадцатого века, догнало Андрея Юрьевича и в родном княжестве. Ему годами пришлось вмешиваться во внутрицерковные дела, выступать третейским судьей, а то и безжалостно карать местных иерархов, заподозренных в расколах и ересях.

«Еретики» и «раскольники»

Церковная неразбериха в Суздальской земле началась, когда в 1168 году в нее прибыл новый епископ Леон, рукоположенный митрополитом Константином. С рукоположением этим изначально было не все ясно, и известный русский историк В. Н. Татищев даже утверждал, будто Леон купил назначение на ростовскую кафедру.

И произошло это, притом что не так давно на эту же кафедру был возвращен неправедно осужденный епископ Нестор. Возникла ненормальная ситуация, когда на одну епархию претендовали сразу два епископа. Леон же сразу вызвал недовольство местной паствы, так как не только повысил епископскую пошлину на церкви, но и потребовал ее выплаты даже с пустых и заброшенных храмов. В результате разгневанные ростовцы и суздальцы, при молчаливом попустительстве князя Андрея, попросили убраться именно епископа Леона, а не Нестора.

Любви к князю со стороны сребролюбивого архиерея эта история не добавила. Равно как не вызвал приязни со стороны Андрея Юрьевича напористый и бесцеремонный владыка.

Поэтому, когда в 1161 году Леон все же угнездился на ростовской кафедре, продержался он на ней всего четыре месяца. Причем в этот раз инициатором изгнания выступил именно князь Андрей, заодно обвинивший епископа ни много ни мало в настоящей ереси.

Грозное обвинение выглядит вроде бы перебором, так как неудовольствие князя вызвало всего лишь стремление епископа ввести греческие обычаи соблюдения поста – согласно им в постные дни (среду и пятницу) пост надо было держать, даже если на них выпадали крупные христианские праздники.

Корень вопроса зиждился все в том же подспудном стремлении русских верующих постепенно освободиться от административной и дисциплинарной зависимости от Греческой церкви.

На Руси всегда было принято в праздничные дни пост прекращать, и усилия Леона по изменению обычая были восприняты не как наведение дисциплины, а как злостная и неслыханная ересь. На диспуте, который организовал князь Андрей, доводы епископа легко опроверг священник Феодор. (Кстати, по происхождению тоже грек, племянник смоленского епископа Мануила.) Посрамленный Леон бежал из Ростова в Чернигов, надеясь позже добраться до Константинополя, где планировал получить поддержку со стороны патриарха.

Ситуацию с «леонтианской ересью» дополнительно осложнило то, что князь Андрей Юрьевич хотел в своей земле образовать еще одну епархию, наряду с Ростовской – с центром во Владимире.

У него уже и кандидатура была готова на должность нового епископа – тот самый Феодор, который так лихо одолел епископа Леона.

Началась долгая церковно-дипломатическая игра, кульминацией которой стал спор о постах, который Леон провел с очередным оппонентом. Только теперь уже в Константинополе и в присутствии византийского императора.

Аргументы ростовского изгнанника наголову разгромил охридский архиепископ Иоанн, и Леон потерпел еще одно публичное унижение, продемонстрировав полную богословскую некомпетентность.

Боголюбский монастырь. Современный вид

Однако дела его были вовсе не так плохи, как могло показаться. Константинопольский патриарх Лука Хрисоверг, хоть и согласился с богословскими доводами архиепископа Иоанна, с точки зрения административной решил поддержать права епископа Леона. Делать слишком большие уступки дерзким русским он не желал, тем более что разохотившийся князь Андрей Боголюбский теперь просил уже не просто о новой епархии с кафедрой во Владимире, а об отдельной митрополии со своим митрополитом.

Между князем и патриархом завязалась оживленная переписка, а епископ Леон в 1163 году вновь отправился на Русь, в свите только что назначенного нового киевского митрополита Иоанна. В Киеве же был проведен и небольшой собор, который подтвердил все права Леона на Ростовскую епархию. Изгнанник вернулся, и князю Андрею пришлось смириться с этим решением и патриарха, и митрополита.

Впрочем, Лука Хрисоверг поспешил подсластить эту горькую пилюлю, сделав так, чтобы и Леон не слишком торжествовал. В специальном послании к князю патриарх указал: «Если же случится Господень праздник Рождества Христова и Богоявления в среду или в пятницу, разрешает епископ мирянам есть мясо и все остальное, инокам же – молоко, и масло коровье, и сыр, и яйца». Формально ростовские и суздальские верующие оказались правы, а их традиция была на самом высоком уровне признана глубоко верной. Леону оставалось только помалкивать да не ворошить прошлое, чтобы вновь не всплывали воспоминания о «леонтианской ереси».

Отдельную архиерейскую кафедру Владимир тоже не получил, прав митрополии – тем паче. Князь Андрей Юрьевич не стал противиться решению патриарха и ради церковного мира пошел на разумный компромисс. К тому же решению явно пришел и Леон, действовавший отныне куда более осторожно и дипломатично. За свои заслуги перед церковью он даже получил почетный титул архиепископа.

Испытания добавили ему мудрости, и Леон, надолго переживший князя Андрея, снискал за годы последующего архиерейства самую добрую память у православных Ростова и Суздаля.