Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья Страница 9

Тут же в бору, на речках Ивнице и Усманке, каким-то чудом уцелели истребленные повсеместно бобры. Усманский лес, населенный оленями и бобрами, решено было объявить заповедником.

Если теперь летом на лодке вы бы двинулись по болотистой Усманке, то непременно увидали бы срубленные бобрами осины, увидали бы плотины на лесных ручьях, впадающих в Усманку, и хатки, сработанные странными пугливыми существами.

Оленя чаще всего увидишь весною, когда лес еще сквозит и звери, истощенные зимней бескормицей, собираются на больших теплых полянах. Но лучшее время – осень. По всему бору стон стоит от оленьего рева. Если идти осторожно, можно услышать сухой стук рогов. Можно даже увидеть противников с налитыми кровью глазами, с морозным паром из раздутых ноздрей и тут же невдалеке – пугливый косячок самок, поджидающих победителя. В лесу в это время пахнет мускусом, опавшими листьями, подмороженной помятой крапивой. Но главное, что остается в памяти, – олений рев. Со всех сторон – могучие трубные звуки…

Лоси.

Уже после войны объявились в бору нежданные гости. С севера в воронежские леса пришли лоси, с юга неизвестно какими путями пришли кабаны. Сегодня на лесной просеке совсем нередкое дело встретить рогатого великана, неохотно уступающего дорогу твоей лошади. И тут же с боку просеки увидишь как будто плугом изрытое место – кабаны!

Бобры, олени и кабаны в лесах расплодились таким числом, что появилась возможность ловить и отправлять их в другие места. Нынешней зимой ловили и отправляли оленей и кабанов. А бобры уже давно живут на многих российских речках, в Сибири, в Карелии, Белоруссии, на Украине, в Польше, Германии, Чехословакии… Многотысячный бобровый род пошел по Европе с болотистой воронежской речки…

Конечно, рядом с большим и заметным зверем живут в заповедном лесу и барсуки, еноты, зайцы, лисицы, белки, великое число птицы и разной другой мелкоты. От обилия жизни воронежский лес кажется веселым, звонким и радостным царством.

Дорожка кончается у копны сена…

В детстве я знал Усманский бор не глубже пяти километров от края. Потом с рюкзаком пересек бор от южной опушки до северной за неделю. Пять дней назад на вертолете мы в три часа облетели лесные кварталы.

Нынешняя зима – великое бедствие для лесных обитателей. Снег выше пояса, морозы. Корм не достанешь. И каждый шаг по снегу мучительно труден. Олени сбились в стада – так легче друг за дружкой по узкой тропе идти на поиски корма. И все оленьи тропы в этом году ведут к человеку.

Вот дорожка идет прямо к лесному кордону и кончается у съеденной копны сена. Вот тропы узлом собираются на поляне. Там стоит трактор. Двое рабочих валят в кучу свекольный жом. Нам сверху хорошо видно: десятка четыре оленей ждут, когда трактор уйдет, чтобы кинуться на поляну. В другом месте лошадь с возком, а впереди по расчищенной просеке рысью бежит стайка оленей, спешит к месту, где свалят солому. Вот цепочка оленей. Бредут в гущине леса один за другим. Этим еще предстоит обнаружить подкормку. Один упал на тропе. Его обходят. Упавший услышал вертолет, пытается встать на передние ноги, но роняет голову. Попадаются уже занесенные снегом… Вон возле падшего пирует кабан… О, их тут целое стадо! Испугались шума, галопом несутся в убежище – в густые заросли тальников… А вон вместе кормятся на дороге: кабанье стадо и стадо оленей. По лесной иерархии кабанам полагается у стола первое место. Олени терпеливо ждут в стороне. Шутки с кабанами плохие. Обессиленный тут же будет разорван.

Кабаны, однако, бедствуют больше оленей и не щадят даже собратьев, упавших на лесных тропах. Проходя на лыжах по заповеднику, я выпугнул из кучи соломы отощавшего зверя. Он не бежал, а шел впереди меня, покачиваясь, как пьяный, – бока плоски, шерсть дыбом, и только два желтых клыка напоминали: тот самый вепрь, держаться надо подальше…

Пожалуй, только лоси без потерь перенесли зиму. С вертолета мы видели трех великанов, спокойно объедавших тальники в пойме. Оленей же и кабанов пало большое число. Для поддержания жизни в лесу люди сделали все, что могли. Но в эту зиму особенно стало ясно: лес может прокормить не бессчетное число едоков. Всему должна быть разумная мера: и оленьему стаду, и числу кабанов и лосей. Только тогда и дорогие для этих краев леса будут развиваться нормально, и звери найдут в лесу все, что им надо для жизни.

Сверху в первый раз я увидал и речку своего детства. Маленькая речка просыпалась под снегом в лесу. Я глядел вниз и кричал на ухо спутникам в вертолете: «Кордон Веневитинский! Вон место, где ловилась плотва!». «А тут мы тушили пожар… Пожар лесной тушили!» Сосед в вертолете понимающе улыбался…

Все мы вышли из нашего детства, и встреча с родными местами – всегда большой праздник.

Снимок оленей сделан с помощью военных летчиков. Пилот вертолета – Александр Мамаев.

Деревня российского академика

Широка страна моя…

Одна из бесчисленных деревень. Не лучше и не хуже других. В разговоре о наших просторах можно было бы рассказать о ней просто как о деревне, одной из тысячи тысяч. Но выбор наш не случайный, в этой деревне родился Михаил Васильевич Ломоносов.

Не ищите на фотографии старый дом. Время не пощадило ничего, кроме маленького пруда, вырытого его отцом. В пруду семья Ломоносовых держала к столу карасей. Вон там, у дороги, темнеет елка, как раз против нее и находится этот пруд, поросший лозинками. За прудом справа – домик-музей. Он построен как раз на том месте, где когда-то стояла изба Ломоносовых. Слева – в верхнем левом углу белеет Двина, вернее, один из многих ее рукавов, называемый тут Курополка. По реке вниз уходили когда-то на промысел зверобои. По реке мимо этой деревни не один раз проплывал Петр I. Завидев его в этом месте, соседнее село Холмогоры било в колокола и палило из пушек. И совсем недавняя история: рядом с деревней находилась площадка, с которой в 37-м году поднимались самолеты и увозили на полюс папанинцев.

Деревня, где родился Михаил Ломоносов.

Деревню называли Денисовкой. По заблуждению же многие из нас родиной Ломоносова считают село Холмогоры. Холмогоры стоят через реку, в трех километрах. Заблуждение проистекает из того, что Денисовка в древности не была известной. Холмогоры же старше Москвы и были известны по всей России как самый крупный северный город, принимавший заморские корабли, а из глубин российских встречавший корабли с медом, льном, воском, мехами и хлебом.