Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII Страница 9

— Ты замолвишь за меня словечко перед хозяином, Курт?

— Он — дрянь, хам, какой-то фюрер у штурмовиков. Не связывайся с ним, Грета. А что говорят на бирже труда?

— Ничего. У меня нет специальности, кроме умения водить машину.

— Скверно.

— Проклятый герр фон Вернер! Проклятый герр Штиннес! Я ненавижу богачей и гитлеровцев!

Чумазый Курт улыбается.

— Смотри не стань коммунисткой!

— Нет. Даже эти подлецы не могут отнять у меня графское достоинство. Так не забудь моей просьбы, Курт!

Салон автомобиля сзади. Видны спина Греты, сидящей у руля, и широкий затылок герра Ратке.

— Да, поедем дальше, но медленно! Отдыхайте, моя кошечка.

Он грубо обнимает ее сзади. Она отшвыривает его руки. Машина рыскает вправо, влево и останавливается. Грета оборачивается:

— Как вы смеете, герр Ратке?

— А почему бы и нет, кошечка? Вы — мой шофер!

Обнимает ее опять, но уже грубее. Она дает ему пощечину. Они борются через спинку сиденья. Она выскакивает на тротуар. За ней, оправляя костюм, — герр Ратке. Мимо проходят люди. Появляются знакомые герра Ратке. Приветливый обмен улыбками:

— Гайль Гитлер!

— Гайль Гитлер!

На тротуаре пусто. Герр Ратке вынимает деньги, аккуратно отсчитывает, оглядывается и торопливо сует кредитки в руки Греты. Прячет портмоне в карман, еще раз оглядывается, затем несколько раз хлещет ее по щекам:

— Пошла вон, комсомольская тварь! Скажи спасибо, что я не отвез тебя к нашему блокварту! Вон!

Грета, опустив голову, уходит.

«Как я их всех ненавижу! Герра Ратке больше, чем тех двоих — Штиннеса и фон Вернера. Как ужасно чувство собственного бессилия и одиночества! А герр Люкс? Я думала, он разузнал все обо мне из-за любви. Нет, он не влюблен. Так чего же он ждет и хочет от меня?»

Парк. Уединенная аллея. Ганс и Альдона докладывают Сергею:

— Капельдудкер медленно тонет: евреям-фронтовикам запретили иметь свои предприятия. Грете тоже живется плохо. Хорошо бы поторопиться с вербовкой? Не из жалости, а потому, что рядом с ней живет Курт. Он в любой день может влипнуть сам и завалить все наши планы с Гретой.

— Да, надо! А чем он занят?

— Под носом у хозяина мастерской делает зажимы для листовок.

— Какие зажимы?

Группа парней и девушек крадется между стоящими вдоль тротуара машинами. Выбирает одну черную побольше и побогаче. Девушка вынимает из-под плаща кипу листовок, края которых слегка зажаты проволочным зажимом, прикрепленным к тяжелой дощечке. Боковые края стопки закрашены в черный цвет. Парни кладут дощечку с листовками на верх машины и отбегают в сторону. Издали смотрят. Подходит пожилой человек, открывает дверцу, садится за руль и дает ход. Когда машина набрала скорость, то с ее крыши ровной струей летят листовки. Прохожие их подбирают и с интересом читают. Парни и девушки довольны и хохочут.

Степан беседует в автомобиле с Иштваном:

— Знакомство Сергея с Чиновником из Министерства иностранных дел, мне кажется, Иштван, обещает в будущем новую линию. Согласен? Удачно развивается и дружба с Инженером. Пусть только Сергей не сыплет деньгами — деньги возбуждают подозрение. Парадокс: дружба вернее денег, Иштван! Наши источники — живые люди. Они должны чувствовать нашу заботу о них и наше внимание. Руководи разумно, чтобы чаще наши враги переходили к нам. Это — ключ к успеху!

— Постараюсь.

— Зачем Сергею этот Капельдудкер?

— Сергей просил навести о нем справки и хочет его использовать в Амстердаме для организации фирмы.

— Ладно. Справки будут. Ну а как насчет Греты? С ней что-то не вижу прогресса!

— Прогресс есть. Ее сиятельство обучается пролетарскому классовому сознанию.

— А не слишком ли дорого это обходится Сергею?

— Ни гроша. Ее учит не он, а сама жизнь.

Жаркий летний полдень. Торговая улица. Угол магазина спортивных принадлежностей. Сверху видны вывеска «Sport-waren. F. Schultz» и верх витрины с развешенным товаром. Спины небольшой толпы молодых мужчин — человек десять, один солдат и два штурмовика. Между ними Ганс, Капельдудкер и Валле в форме. Подходит эсэсовец.

— Гайль Гитлер!

— Гайль Гитлер!

— В чем дело, ребята?

— Да девка в окне. Посмотри-ка! Эй, расступись, дайте пройти ближе! Ну как?

В узком просвете между стеклом и задней стенкой стоит Грета. На ней белая узенькая полоска бюстгальтера, белые крохотные трусики и белые туфли. В руках она держит две ракетки и непрерывно и быстро принимает позы играющей в теннис. На лице ручьи пота. Затем она садится на тренажер для гребцов и начинает быстро грести. Лицо худое, потное, измученное.

Внутренний вид магазина. У дверей стоит низенький, толстенький хозяин, герр Шульц, и выпроваживает последних посетителей.

— Обеденный перерыв, герршафтен! Прошу зайти после перерыва! До свидания, молодые люди! Всего наилучшего, моя дама! Гайль Гитлер!

Он запирает стеклянную дверь, прислушивается и на цыпочках быстро семенит к витрине. Осторожно открывает стенку. Пошатываясь, выходит Грета. Хозяин торопливо обнимает ее, все время оглядываясь на внутреннюю дверь.

— Оставьте меня в покое! Как вам не совестно? Я едва стою на ногах…

— Вечером встретимся около кино, а? Там в темной ложе я тебя укачаю как ребенка, моя цыпочка!

Грета стоит, в изнеможении опустив руки. Она в отчаянии и не сопротивляется. Задняя дверь с треском распахивается и оттуда в ярости вылетает супруга хозяина с ручкой и бумагами в руках. Фрау Шульц в бешенстве:

— Ага, Фриц, наконец-то я тебя поймала, негодяй! Не отпирайся! Я все видела в щель! А ты — потаскуха, при такой безработице мы подобрали тебя с улицы, дали кусок хлеба, и вот твоя благодарность!

Она дает Грете несколько пощечин. Бежит в заднюю комнату и тащит ворох ее одежды. Швыряет на грязный пол.

— Вон, потаскуха! Одевайся! Фриц, дай ей деньги — двадцать марок и шестьдесят пфеннигов. Говорю: одевайся живей, ну! Фриц, да отвернись же! Девка, вон на улицу!

Сквозь стеклянную дверь видна фигура Кепельдудкера.

Угол центральных деловых улиц. Капельдудкер и Сергей.

— Да, это наш обычный ресторан, но мне уже нельзя туда входить. Я себе еврей, что поделаешь? Такая теперь мода! Моя семья арестована. Куда посадили? Не знаю, какая разница! Я купил себе паспорт из Лихтенштейна, но куда мне ехать, если жена и дети здесь? Зачем еврею какой-то Лихтенштейн, если он должен жить и умереть в Германии? Что, я вас спрашиваю?

— Я разузнаю кое-что о судьбе вашей семьи, герр Капельдудкер. Ждите новостей, хотя, может быть, пока не совсем благоприятных.