Георгий Осипов - «Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает Страница 9

Стрелок-радист нашего экипажа старшина Жданов тоже написал телеграмму и передал для отправки технику Крысину. В ней было только три слова: «Здоров, целую, Жданов». Ежедневные телеграммы Жданова жене сначала возмущали меня, как проявление неуверенности, потом я привык и не обращал на них внимания.

До вылета осталось еще полчаса. Чтобы скоротать время, я еще раз осмотрел кабину, карту, пистолет и все, что было в карманах. Отойдя в сторону от самолета, лег на траву. Мысли мои улетели домой. Вспомнил о том, что осталось до войны не сделанным. Не закончил подготовку в академию, многое не прочитал и кое-что не сделал. Все откладывал. А откладывать, оказывается, некуда. Надо жить несколько по-иному, подумал я, и все задуманное стараться сделать быстро, до конца и полностью.

Тихий светлый вечер. После взлета берем курс на Спасск-Деменск. Истребители сопровождения догнали нас и скрылись в высоте. От Спасск-Деменска поворачиваем на Ельню. Солнце еще ярко светит над горизонтом. На фоне предзакатного неба Ельня выглядит темно-синей.

Ожесточенно бьют зенитки. Разрывов вокруг самолетов так много, что пороховой дым наполняет кабину и раздражает горло.

— Бомбы сброшены, веду разведку, — докладывает Желонкин.

Начинаю маневрировать и разворачиваться от цели. В этот момент зенитный снаряд попал в самолет Голубкова. Подбитый бомбардировщик вошел в крутое пикирование и врезался в пристанционные постройки. Над местом падения поднялся огромный смерч огня и черного дыма. При отходе от цели нас атаковали два истребителя «Хейнкель-113». Маневрирую, чтобы уйти из-под их обстрела и создать благоприятные условия стрелкам для отражения атак.

— Вижу большой взрыв. Наши зажигательные бомбы попали в цель. Ельня горит, — докладывает штурман[9].

Трассы снарядов истребителей противника пролетают то выше, то ниже наших самолетов. Прекратил огонь стрелок самолета Устинова. Жданов отстреливается. Но вот «хейнкель» хлестнул очередью по моему самолету. Разбита приборная доска. Брызги стекол от боковой форточки кабины осыпали лицо. Запахло спиртом. Жданов доложил, что огнем истребителя разворотило левый бок фюзеляжа и пробита гидросистема, затем выстрелил еще несколько очередей и сообщил, что патроны кончились.

Один из атаковавших нас истребителей отстал. Очевидно, огонь наших стрелков-радистов достал до него, а у другого, наверное, кончились боеприпасы, и он пристроился к моему самолету слева так, что мне хорошо было видно лицо врага. Но таранить мой самолет над нашей территорией он, видимо, не решился. Несколько секунд мы с ненавистью смотрели один на другого, а потом он скрылся.

Перед аэродромом аварийно выпускаю шасси и благополучно приземляюсь. Пока техники считали и латали пробоины в моем самолете и в бомбардировщике Устинова, доложил командиру полка о выполнении задания, о гибели Голубкова и о том, что Ельня горит.

Выслушав доклад, Суржин приказал по готовности самолета снова нанести удар по скоплению войск противника в центре Ельни. Пока техники ремонтировали самолет, заправляли его бензином и снаряжали бомбами и патронами, мы поужинали и немного отдохнули.

Наконец самолет отремонтирован, на бомбодержателях висят фугасные и зажигательные термитные бомбы. Выруливаю на старт. Миганием аэронавигационных огней запрашиваю разрешение на взлет. Светового ориентира для взлета не выставили, но я выбираю в качестве ориентира звезду на горизонте и по сигналу руководителя полетов, поданного взмахом фонаря «Летучая мышь», взлетаю.

На разбеге спина привычно прижимается к спинке сиденья. Нагруженный бомбами самолет отрывается от земли в конце аэродрома. Делаю круг над аэродромом и убеждаюсь, что на нем не видно ни одного огонька, нет световых ориентиров и в окрестностях. Только около Мятлева крутится светомаяк Дальней авиации.

Беру курс на Ельню. Ориентируемся по хорошо различимому Варшавскому шоссе, а потом по Спасск-Деменску. Ельню обнаружили по зареву и пожарам — город бомбили. На небе ни одного облачка. Заходим на цель с юга вдоль линии фронта.

— До цели три минуты, — доложил штурман.

— Не промажешь, Федя?

— Не промажу. Выдержи хорошо боевой, а ветерок я уже заранее промерил, — отвечает Желонкин.

— Боевой!

Вокруг самолета вспыхивают красные звездочки разрывов снарядов. Через тридцать секунд зажигательные и фугасные бомбы полетели на врага. Разворачиваюсь на запад и через пять минут снова иду на цель. Сброшенные зажигательные бомбы перечеркнули цель яркой полосой огня. Кажется, что этот огонь освещает самолет и демаскирует его. Впереди по курсу опять мельтешат красные вспышки разрывов зенитных снарядов. Сбросив на цель остальные фугасные бомбы, берем курс на аэродром[10].

Но найти свой аэродром оказалось очень трудно. Светомаяк у Мятлева прекратил работу. Световых ориентиров на аэродроме ни одного нет. Даже стартовый наряд держал посадочный знак из фонарей все время под колпаками, чтобы не подвергнуться удару фашистских бомбардировщиков. Несколько раз безуспешно мы заходили от перекрестка Варшавского шоссе и железной дороги в попытке обнаружить аэродром. Наконец нам это удалось. Стали в круг, зажгли бортовые огни. После этого нам открыли посадочный знак и перед приземлением включили посадочный прожектор.

Первая же ночь боевой работы полка показала недостаточность навигационного обеспечения и аэродромного обслуживания. Из-за отсутствия приводных средств на аэродроме четыре экипажа в ночь после выполнения ударов по фашистским войскам в Ельне не смогли найти свой аэродром и произвели посадку на запасных.

12 августа я повел на боевое задание звено с задачей уничтожать и изнурять живую силу противника в районе Ельни, Леонидово и Данино. Ночь была светлая, и ведомые летчики быстро пристроились и уверенно держались в боевом порядке. Зайдя на цель вдоль железной дороги, мы на первом заходе сбросили по две бомбы по войскам противника в Ельне и ушли на запад без всякого противодействия. На втором заходе мы нанесли удар с тыла по скоплению фашистских войску Леонидово. Здесь зенитная артиллерия противника встретила наши самолеты плотным заградительным огнем. Я терялся в догадках о том, как немцы определяли данные для стрельбы без освещения нас прожекторами. На последнем заходе по две оставшиеся фугаски мы сбросили на фашистов в Данино. Как только бомбы были сброшены, я начал противозенитный маневр. Во время маневра летчик Устинов не удержался в боевом порядке, отстал и потерял мой самолет. Возвратились на свой аэродром парой и благополучно произвели посадку. Утром вернулся на свой аэродром и Устинов, севший ночью на запасном аэродроме Россошное[11].