Максим Дубаев - Рерих Страница 15

И вот за эти несколько дней решилась вся судьба Елены Ивановны. Вот тот человек, которого так долго ожидала ее душа! Вот оно то вдохновение, которое она так давно искала! Любовь взаимная решила все!»[61]

В имении Путятина, в ожидании князя, Николай Рерих провел всего три дня, но и за это время успел расположить к себе всех родственников юной племянницы Путятина тем, что хорошо знал историю своего древнего рода, а вся семья Павла Арсеньевича увлекалась тогда старинными родословными. Оказалось, что фамилии Рерихов и Шапошниковых имеют много общего, а именно скандинавские корни.

Елена Ивановна о своих предках рассказывала: «Прадед отца моего приехал в Россию при Петре Великом. Во время посещения Петром Прибалтийского края прадед состоял бургомистром города Риги и преподнес Петру великолепную шапку Мономаха, шитую драгоценными камнями и отороченную бобром. Император остался доволен оказанным ему приемом и пригласил прадеда приехать в Россию и принять русское подданство с новым именем Шапошникова, намек на полученный дар. И тогда же император подарил прадеду свой походный кубок, вернее, серебряную стопу с привинченной ко дну походной чернильницей. При стопе была и жалованная грамота»[62].

Всем вспомнилась и картина «Сходятся старцы», которую недавно видели на выставке в академии. И со смехом Елена Ивановна рассказывала, что когда она с матерью обошла всю выставку, вдруг остановилась именно перед картиной Николая Рериха «Сходятся старцы» и с авторитетным видом заявила:

— Вот истинный талант, только жаль, что так аляповато пишет.

Мать поинтересовалась, как зовут художника, Елена с трудом прочитала под картиной «Рерих», и эта фамилия ей не понравилась, так как не сразу смогла ее разобрать.

2 апреля 1898 года газета «Новое время» писала: «Екатерина Васильевна с дочерью с душевным прискорбием извещают о внезапной кончине мужа и отца Ивана Ивановича Шапошникова, последовавшей 31 марта. Панихиды в 2 часа дня и в 8 ч. вечера. Вынос тела последует в пятницу, 3-го апреля, в 10 ч. утра в церковь Института Гражданских Инженеров (3-я рота Изм. полка); богослужение начнется в 10 ½ ч. утра. Погребение состоится на кладбище Ново-Девичьего монастыря»[63].

26 апреля 1898 года в приложении к журналу «Зодчий» был помещен некролог:

«На днях скончался один из старейших преподавателей Института Гражданских Инженеров, архитектор Иван Иванович Шапошников. Покойный родился в 1833 году и, окончив курс в Императорской академии художеств в 1864 году со званием классного художника 3-й степени, определился тогда же на службу в строительное училище преподавателем черчения. В 1882 году покойный перешел на службу в Главное Инженерное Управление исправляющим должность архитектора, не оставляя своих занятий в строительном училище, где в последнее время он преподавал акварельное рисование.

Из многочисленных построек, произведенных по проектам и под наблюдением покойного И. И. Шапошникова, следует упомянуть: синагогу на углу Офицерской и Б. Мастерской в С.-Петербурге, выполненную им совместно с арх. Бахманом; дом Осоргиной на Сергиевской ул. Им же произведена перестройка церкви Лейб-гвардии Ея Величества Уланского полка в Петергофе и отделка актового зала в Михайловском Артиллерийском училище и академии. Кроме того, будучи знатоком деревянной архитектуры, Иван Иванович построил много дач; в последние же годы жизни деятельность его сосредоточивалась главным образом на постройках Александровского сталелитейного завода.

Будучи человеком редкой доброты, Иван Иванович много помогал студентам Института в выполнении ими графических работ, не жалея на это ни времени, ни труда, и пользовался всеобщею любовью. Мир праху его!»[64]

После смерти главы семейства Елена с матерью Екатериной Васильевной переехали на новую квартиру ближе к своим родственникам Путятиным.

Шел 1900 год, в семье Николая Константиновича начались финансовые неурядицы. Его отец Константин Федорович тяжело заболел и был вынужден на время закрыть нотариальную контору. Николай не смог заменить отца, у него был свой путь. Вся семья переехала в дом матери Марии Васильевны, на 16-ю линию Васильевского острова. Положение семьи несколько облегчало то, что старшая сестра Н. К. Рериха, Лидия, уже была выдана замуж за петербургского врача А. Д. Озерова и жила отдельно со своим мужем на Казанской улице. Помогли и родственники, приехавшие в Петербург поддержать Рерихов.

В эти тяжелые дни Николай писал своей невесте Елене:

«27-е июня. Теперь у меня настроение отчаянное, да и у всех нас такое же. Завтра будет окончательная консультация относительно отца. А если его не возьмутся поместить? — тогда нам всем останется погибать. А если с ним что-либо произойдет во время помещения? — тогда вечный упрек будет. А если ему худо будет в больнице? Всякие такие вопросы мучают всех ужасно, все ходят с головною болью. Я боюсь, что мама в решительную минуту воспротивится. Сегодня у отца явилась идея, что его хочет отравить медик, что при нем. Дядя охает и стонет: „Я не знаю, как и быть“. Завтра вечером допишу, чем окончилась консультация…

28-е, 2 часа дня… Мне все страшно, не задержало бы меня помещение отца, ну это выяснится через несколько часов — доктора придут через ¾ часа…

Сейчас придут доктора. Как пошлет он к черту и нас вместе с ними!..

4 часа. Сейчас в доме мертвая тишина — перед грозой. Были доктора, и все ушли к знакомому А. А. Труммеру для совещанья. После их ухода отец запихал в карман пенсне и сказал, что один из докторов стащил его. Маменька за это время стала как бы прозрачная, и все плачет, даже у медика и у того синяки под глазами. Даже и мне, хотя, как Ты знаешь, мы с отцом не много-то понимали друг друга, но и то делается жутко. Не знаю, на чем-то там порешат. Пришел отец, стоит сзади меня и спрашивает сестру, кто посылал за докторами и зачем они приезжали. От Труммера мама с Борей уедут на Сиверскую, Володя же на Бологово, и останемся мы с сестрой последними свидетелями. Хотя из дому уйдем, когда будут помешать, но мне сдается, что его не поместят, ибо при докторах он держит себя слишком прилично…

5-й час. Результат консультации: решили помещать в частную лечебницу Нижегородцева, что на Песках. Помещение должно состояться послезавтра, 30-го. У меня щемит сердце, чую скверное…»[65]

Константин Федорович лег в больницу, дом на Университетской набережной опустел. Все хлопоты о благосостоянии семьи легли на плечи Николая. Уже 7 июля, после посещения больницы, он писал своей невесте:

«Добрая и хорошая моя Ладушка. Сейчас я вернулся из мастерской — сегодня писал „Воронов“, и вероятно, до приезда к Тебе все буду писать их же. Никак не удается остаться одному, все ходят по комнате то дядя, то наши. Идет усиленная укладка, завтра, в субботу, они уезжают. Отец чувствует себя хорошо. Вчера я навестил его; редко я чувствовал себя в таком скверном положении, особенно было скверно, когда он собрался провожать меня до станции — ибо из больницы ему выходить, конечно, не разрешено…»[66]

26 июля в больнице умер отец Николая.

«…Господи, какие у меня ужасные эти дни, — писал Н. К. Рерих своей Елене, — прямо ноги отнимаются, хотя настроение теперь спокойное, ибо все хорошо выходит. Только по вечерам мне становится скучно в пустой квартире, что уже вторую ночь у Свиньина. Похороны только в понедельник. Сейчас сижу и не могу собрать мыслей — такую уйму всякого разнообразного народа приходится теперь видеть.

Вчера перенесли в церковь; никто не знает об этом, были лишь 5 самых близких семей. Наши вернутся лишь в понедельник утром.

Как-то Твое настроение? и Екатерины Васильевны?

Гроб вчера запаяли, ибо страшно уже меняется. Вчера я даже не видал лица, после того как сказали, что лицо стало страшное, мне не хотелось портить впечатления, ибо третьего дня выражение лица было спокойное и черты еще тонкие. Последние дни отец вел себя спокойно, бреда было мало. Я думаю, что мама не очень волнуется.

Нет, ни о чем не могу писать, передо мной стоит лицо Твое. У Тебя были такие грустные, грустные глаза. Милая Ты моя!

Опять идут со счетами — все плачу, не дают писать, а сейчас надо отослать, иначе сегодня не пойдет… Целую Тебя крепко и Екатерину Васильевну. Пиши. Твой Николай Рерих»[67].

Константин Федорович Рерих был похоронен на лютеранском кладбище в Петербурге. Прошла череда неизбежных забот по ликвидации нотариальной конторы отца и необходимых формальностей. Осенью 1900 года Николай Рерих уехал в Париж учиться живописи у Фернана Кормона.

Многие русские художники учились в ателье живописца, кавалера ордена Почетного легиона Фернана Кормона. Учениками его были А. Тулуз-Лотрек и В. Ван Гог — ставшие всемирно известными.