Максим Дубаев - Рерих Страница 16

Многие русские художники учились в ателье живописца, кавалера ордена Почетного легиона Фернана Кормона. Учениками его были А. Тулуз-Лотрек и В. Ван Гог — ставшие всемирно известными.

Фернану Кормону исполнилось 55 лет, когда Н. К. Рерих приехал на учебу в Париж. Это был невысокого роста, худой энергичный человек. Говорил он очень быстро и много, не стесняясь того, что его не понимают иностранцы. Ученики боялись этого маленького, бородатого чернявого человека, прямо глядящего из-под больших век немигающими, выпуклыми с темными зрачками глазами.

Игорь Грабарь рассказывал об учебе в Парижском художественном Atelier, что Кормон мог целыми месяцами не показываться ученикам, хотя и полагалось приходить в мастерскую по средам и субботам. Редко случалось, чтобы он действительно два раза в неделю был в мастерской. «Он сам себе на уме, целый день пишет картины — такие огромные фрески, несколько штук, что-то вроде переселения народов для Jardin des Plantes. Кроме того, он председатель жюри в Елисейском салоне и занят с утра до вечера. Деньгами и приемом учеников занимается какой-то еврей — его компаньон (они вдвоем держат Atelier — компаньон только по части денег, он совсем не художник). А Кормон… знать ничего не знает…»[68]

Школа располагалась на улице Констанс в просторной, но грязной мастерской. В дни, когда в Atelier появлялся сам Кормон в своем неизменном элегантном темном сюртуке, жилете, с ослепительно белым стоячим воротничком и такими же белоснежными манишками, вся мастерская затихала. Тишину прорезал его окрик, и ученики замирали, вытянув руки по швам, словно нашкодившие мальчишки. Его жиденькая бородка на свету казалась рыжеватой. Но в его жестких волосах с аккуратным пробором не было видно седины. Большой открытый лоб, бледное нервно-худое лицо и тонкий нос с легкой горбинкой только подчеркивали всю строгость преподавателя.

Художник Н. Ф. Холявин писал, что школа Кормона была сравнительно немногочисленна и непопулярна среди европейцев, зато русских она привлекала своей строгой дисциплиной. Кроме того, в художественных школах Парижа был обычай давать очередные премии, чаще иностранцам и богатым ученикам. Однако Кормон таких рекламных премий не давал, и само преподавание носило чисто деловой характер.

Именно в эту студию направлялся Николай Рерих, когда поезд из Петербурга повез его впервые в жизни за границу.

Уже в поезде Рерих писал Елене Шапошниковой:

«Поезд. 3 часа 16-го сентября

Милая моя Лада, итак, я еду. Не многим пожелаю я такого состояния, каково мое теперь. Что-то сломалось, не я — наоборот, я после вчерашнего конца разговора нашего я стал даже цельнее, но сломалось что-то вокруг меня; я чувствую, что я что-то порвал, вырвался из какого-то заколдованного круга. И все же мое самое хорошее осталось невредимо, осталось, чтобы расти и крепнуть. Я верю в Тебя, моя хорошая, и, быть может, все к хорошему. Знаешь, у Тебя большая душа и глубокая. Когда ехал на вокзал, вдруг нестерпимо захотелось мне заехать к Тебе, и еще раз, хоть минутку, посмотреть и разок поцеловать Тебя, мою славную…

Как Ты себя чувствуешь? Пиши на Берлин, я там еще пробуду. Вчера я спать так и не ложился. Собирал письма, соображал и ощущал какое-то странное чувство — оно у меня впервые — странной решимости. Ведь если я когда-нибудь окажусь не простым пустомелей, ведь если Ты когда-нибудь будешь в состоянии бросить всем насмешку в том, что чувство Тебя не обмануло — ведь тогда Ты полюбишь меня еще сильней — и какая это будет награда!..

Ужасно трясет скорый поезд, пожалуй, не разберешь.

А все-таки трудно мне ехать и скучно, и сиротливо как-то. Весною, быть может, приедете в Париж. Ох, а до весны-то сколько времени.

Никто, кроме Зарубина, не знает, на какой срок я еду…

У меня в кармане все Твои письма, хотел их сейчас положить в хронологическом порядке, но, свинство, из-за слез не могу этого.

Целую Тебя крепко и добрую Екатерину Васильевну и ради Господа пиши и пиши подлинней. Играешь ли Ты? Как здоровье? Как все? Николай Рерих»[69].

ПАРИЖ

Рерих учился во Франции, когда в Петербурге началась газетная шумиха, связанная со Всемирной выставкой, проводившейся в Париже. На этой выставке среди других работ была представлена и картина Н. К. Рериха «Сходятся старцы». Премии и медали были вручены нескольким русским художникам, но среди награжденных не было таких уважаемых живописцев, как В. М. Васнецов, И. Е. Репин и Н. К. Рерих. 26 сентября 1900 года в петербургской газете «Новое время» А. А. Тевяшов, под псевдонимом «Сторонний», с подачи В. В. Стасова, опубликовал статью, в которой возмущался, что такие выдающиеся художники, как Репин, Васнецов и Рерих, не получили на выставке никаких наград.

В ответ журнал «Мир искусства» в сдвоенном номере № 17–18 напечатал статью под названием «О наградах» — очень едкую, а местами и просто оскорбительную, подписанную тоже псевдонимом «Силэн». Под этим именем скрывался заведующий музыкальным отделом журнала Альфред Павлович Нурок. «Что же делать, если у г. Рериха нет такого таланта, как у г. Малявина, — писал А. П. Нурок. — …Доныне его (Рериха) две мамки кормили. Общество поощрения художеств и г. Стасов — теперь же он ухватился еще и за Стороннего»[70].

30 сентября в газете «Россия» появилась заметка И. Е. Репина, озаглавленная «Письмо в редакцию»: он оправдывал себя как члена жюри выставки, рассказывал о том, как проходило голосование, и что «картине г. Рериха не посчастливилось»[71]. Главному редактору журнала «Мир искусства» С. П. Дягилеву показалось, что достаточно громкого скандала не получилось, и лично, за своей подписью, он отправил комментарий в редакцию газеты «Россия», который был опубликован 3 октября, спустя три номера после письма И. Е. Репина. В своей статье, названной «Русские художники на Всемирной выставке», С. П. Дягилев иронизировал насчет неудобного положения, в которое был поставлен Н. К. Рерих неким «Сторонним», и высмеивал художника как соратника В. В. Стасова. Кроме всего прочего, С. П. Дягилев в статье придерживался довольно резкого тона, что вызвало сильный резонанс в петербургских художественных кругах.

Известный художник Михаил Васильевич Нестеров, чья картина была на Всемирной выставке, в октябре 1900 года писал об этом газетном скандале с наградами:

«По газетам теперь идет сильная перепалка в художественном мире. Письма Репина и Дягилева в „России“ подняли опять всех на ноги. Забавно! „Сторонний“ по своей глупости оказал медвежью услугу Виктору Васнецову, да и Рериху тоже»[72].

В ноябре 1900 года Н. К. Рерих написал из Парижа одному из своих друзей в Петербург:

«Вы, я думаю, будете изумлены, получив от меня письмо из Парижа, да еще с известием, что остаюсь я здесь надолго, чтобы работать среди суеты внешней, но в тишине внутренней.

Задавило меня Петербургское болото, и захотелось мне на свежую воду, чтобы не жить все старыми соками, а собрать в мою житницу что-либо из вековой культуры Запада, на фоне которой еще рельефнее выступает наша оригинальная самобытность и хочется разрабатывать именно ее.

Теперь рисую у Кормона, который очень одобряет мои русские эскизы; я уверен, что Вы некоторым моим темам очень бы порадовались.

До меня доходят весьма странные известия из Санкт-Петербурга. Оказывается, гг. Дягилевцы окончательно разгневались на меня за мое непокорство и за нежелание идти в их… шайку. Они взводят на меня личные клеветы, но последние вести об их нападках на моих бедных „старцев“ меня прямо обидели.

В этой картине очень неудовлетворительна техника, масса пробелов в сочинении, но именно если что есть в ней — это историчность — на что единогласно указывали все газеты русские. Конечно, г. Бенуа мешает чувствовать русскую старину, его национальность, но тогда нечего ему и говорить о недосягаемом для него предмете.

На днях я послал в „Россию“ письмо относительно клеветы на меня г. Дягилева в смысле эксплуатации Общества поощрения художеств; если услышите что-либо по этому поводу — не откажите черкнуть мне… Предан Вам Н. Рерих»[73].

Письмо, о котором упоминал Николай Рерих, было послано 12 ноября 1900 года в редакцию газеты «Россия». Он хотел хоть как-то выразить свое возмущение статьей С. П. Дягилева. В Петербурге письмо Рериха было напечатано газетой только 2 декабря 1900 года:

«Не откажите дать место следующему письму на страницах уважаемой газеты вашей (письму, быть может, несколько запоздавшему, но заграничные переезды не позволяли мне находиться в курсе наших художественных дел).

В Париже до меня дошли странные известия: г. Дягилев в журнале „Мир искусства“ позволил себе выходку против меня, похожую на клевету. Он пишет: Рерих — „эта ласковая телка не двух, а целых трех маток сосет. Доныне его две матки кормили. Общество поощрения художеств и г. Стасов, теперь же он ухватился еще и за г. Стороннего“.