Артемий Троицкий - Back in the USSR Страница 17

Что я мог ответить? Да, все было в порядке, конечно. «Машина времени» проросла сквозь асфальт, и смешно было бы затаптывать их. Просто появились люди — тот же «Аквариум», — которые пошли дальше и бросили новый вызов. Мне это было интереснее. Не-большое выяснение отношений вскоре нашло свое отражение в песне Макаревича под названием «Барьер»:

Ты шел, как бык, на красный цвет.Ты был герой, сомнений нет,Никто не мог тебя с пути свернуть.Но если все открыть пути.Куда идти и с кем идти?И как бы ты тогда нашел свой путь?

О да... В самом деле, если не все, то многие пути вдруг оказались открытыми. В центральной прессе появилось много комплиментарных статей об отечественном роке*

*Я написал первую статью о «Машине времени» в 1976 году. Она не была напечатана. Весной 1980-го вышло сразу две!

(публикации изредка попадались и раньше, но в них наши рокеры представали в основном в амплуа отрицательных героев — малокультурных ребят, попавших под «дурное влияние»). По радио начали передавать считавшиеся ранее «непроходными» песни; особенно в этом преуспела Всемирная служба Московского радио, на какое-то время благодаря року (и диск-жокею Диме Линнику) ставшая едва ли не популярнее «Маяка», несмотря на английский язык.

В московском «Ленкоме» и некоторых других театрах с феноменальным успехом шли рок-мюзиклы (самый известный из них — «„Юнона" и „Авось"» Алексея Рыбникова). И самое главное — «Машина времени», «Автограф», «Араке», «Диалог», «Магнетик бэнд» начали триумфальные гастроли по стадионам и дворцам спорта больших городов. По улицам были расклеены настоящие афиши, где было крупно напечатано: «Рок- группа».

Мощный прорыв рок-музыки на профессиональную сцену во многом объяснялся коммерческими причинами: ВИА, несмотря на массированную теле- и радиопропаганду, изрядно надоели массовой аудитории и перестали приносить верный доход. Концертные организации терпели убытки и не выполняли план. Молодая публика ждала рока и готова была его принять: десятилетие упоенного слушания иностранных пластинок и паломничества на «неофициальные» концерты создало все предпосылки. Фактически, несмотря на полное отсутствие поддержки со стороны государственных культурных органов, рок стал любимой музыкой миллионов, стал нормой, примерно в той же степени, что в любой европейской стране. Теперь эта «норма» принимала и «нормальные» формы. Слушатели ждали мощного звука, ритмического «завода» и понятных русских слов, не ограничивающихся банальной лирикой. И они это получили.

«Машина времени» била все рекорды популярности. Их первые гастроли в Ленинграде по накалу ажиотажа вполне можно сравнить с массовым безумием времени «битломании». Тысячи подростков атаковали Дворец спорта «Юбилейный»; автобусы, в которых везли музыкантов, совершали хитрые обманные маневры, чтобы спасти Макаревича, Кутикова, Ефремова и Подгородецкого от восторженной толпы. В Минске поклонники, не доставшие билетов, прорвались на концерт, выломав двери. Аналогичное происходило практически во всех городах, куда приезжала группа. Конечно, многих это раздражало. После гастролей в Сибири «Комсомольская правда» опубликовала под заголовком «Рагу из синей птицы» открытое письмо местных деятелей культуры о «несоответствии нашим идеалам» с призывами дезавуировать новых фальшивых «идолов». В ответ, однако, редакция получила двести пятьдесят тысяч (!!!) возмущенных писем, под многими из которых стояло по сто и более подписей. Газете ничего не оставалось, кроме как предоставить трибуну «гласу народному», вставшему на защиту своих любимцев от консерваторов.

Тронулся лед и в сфере граммоин- дустрии. Рок-дискография*

* Я имею в виду долгоиграющие пластинки. Отдельные синглы и гибкие пластинки выходили и раньше.

началась с пластинки эстонского «Апельсина» (кантри-рок, рокабилли и музыкальные пародии). Затем вышел и первый значительный альбом — «Русские песни» Александра Градского. Это удивительно яркие и смелые интерпретации восьми аутентичных народных песен, созданных на протяжении тысячи лет, — от языческих ритуалов до революционного марша. К сладкому фолк-попу «Песняров» или «Ариэля» это не имеет никакого отношения — все номера предельно насыщены, эмоциональны, с выдумкой аранжированы и в целом складываются в осмысленную историческую ретроспективу. Интересная, местами даже страшноватая музыка. Одна песня — «Плач» — абсолютно фантастична и не похожа ни на что. Градский сделал наложение порядка десяти партий, где ) пел за мужчин, женщин и безумных  старух, причитающих на древнем похоронном обряде. У Градского великолепно поставлен голос, певец даже проходил прослушивание в Большом театре, но здесь он клянется, что после записи неделю не мог говорить. Если это не рок, то что-то еще покруче. Из множества альбомов Градского «Русские песни» остаются непревзойденными. Наверное, дело тут в уникальности фольклорного музыкального материала: собственные композиции Градского довольно скучны, и даже замечательное пение их не спасает.

Бестселлером сезона, однако, были не «Русские песни» и даже не очередной диск Аллы Пугачевой, а альбом под названием «Диско-альянс», записанный абсолютно неизвестной латвийской группой «Зодиак». В десяти инструментальных электронных пьесах, очень сильно напоминавших продукцию модной тогда французской группы «Спейс», не было ничего примечательного, за исключением одного — качества записи. Продюсером альбома был сам директор рижского филиала «Мелодии» Александр Грива. И он не пожалел ни студийного времени, ни пленки, чтобы поработать с группой совсем молодых студентов консерватории (среди которых случайно оказалась и его родная дочь...). Некогда сенсационный альбом сейчас почти забыт, но он сыграл свою роль в «культурной эволюции», установив некие нормы качества и внушив многим верную мысль, что мало уметь хорошо играть и интересно сочинять, надо еще и работать со звуком. «Мелодия» по не очень понятным причинам никогда не разглашает тиражей своих пластинок, но по приблизительным оценкам «Диско-альянс», как в свое время первый альбом «Песняров» и диски Давида Тухманова, разошелся в количестве пяти миллионов экземпляров.

Олимпийские игры не сыграли в судьбе советского рока никакой роли. Культурная программа была насыщена стандартными «экспортными» экспонатами — фольклорными хорами и классическим балетом — и, разумеется, спортивными маршами. Я запомнил 0лимпиаду-80 только по обилию финских прохладительных напитков, смешным английским объявлениям станций метро и странно пустынным улицам и магазинам. Да, это был не фестиваль 1957 года (как некоторые рассчитывали)...

Но одно важное событие в конце июля произошло. Умер Владимир Высоцкий, великий русский бард. На его похороны пришло несколько десятков тысяч человек — без преувеличения можно сказать, что это был национальный траур... Сила и магия Высоцкого будоражили всех — от школьников до ветеранов войны. Его пение было взрывной смесью боли, юмора, сарказма и отчаянного правдоискательства. Притом в отличие от традиционной для наших «поющих поэтов» абстрактной лиричности и массы художественных метафор творчество Высоцкого наполнялось всеми реалиями ежедневной жизни и очень конкретными колоритными персонажами. Его не смущали темные и болезненные стороны действительности, и среди героев песен были пьяницы, воры, сумасшедшие. И он сам, сделавший в одной из песен душераздирающее признание — «И ни церковь, ни кабак — ничего не свято», — вряд ли мог считаться «благополучной» личностью.

Высоцкий был профессиональным актером, но его песни были настолько выстраданы и достоверны, что в сознании людей он отождествлялся и с их персонажами, и с самими слушателями, и сам вырастал в подлинно фольклорного героя. Чиновники относились к нему с большой опаской, но не могли не считаться со всенародной популярностью. К нему существовало то же двойственное, «сумеречное» отношение, что и к рок-группам до 1980 года: ни формального запрета, ни официальной поддержки. Только после смерти выпустили несколько пластинок и сборник стихов, но это была капля в море — ведь Высоцкий написал около тысячи песен!

У Владимира Высоцкого не было контактов с рок-миром — ив этом была вина рокеров, которые по наивности своей и беспечности просто не доросли до той степени осмысления мира и его боли, что питала творчество Высоцкого. И потом, мы слилжом любили музыку, и большинство по традиции мало интересовалось «словами». Многие продолжали воспринимать пение по-русски как неприятную повинность и отбывали ее исправно, но без всякой заинтересованности. Да, английский стал старомоден и непрестижен, к тому же улучшившееся качество голосовой аппаратуры раскрывало все недостатки произношения. Но большинство русских текстов были настолько формальны, а часто и безграмотны, что Макаревич, при всей его пресной аллегоричности, оставался единственным осмысленным рок-поэтом.