Елена Грицак - Архангельское Страница 23

В отношении России парковый бум способствовал повышению культуры, и не в отдельно взятой усадьбе, а вообще, пусть не по всей стране, то хотя бы в центральной ее части. Дворцово-парковый комплекс в Архангельском формировался очень долго. Сменявшие друг друга владельцы, художники, землекопы, каменщики строили и перестраивали его долгие годы, если не сказать века, добиваясь не столько совершенства, сколько соответствия той или иной моде, которая в старину, слава Богу, менялась не так быстро, как сейчас. Лишь сегодня, по прошествии многих лет, можно уверенно заявить, что старания не пропали даром. Созданное ими продолжает восхищать, особенно изумляя тем, чего трудно ожидать от коллективного творения – художественной цельностью и единством замысла, совсем уж немыслимым в данной ситуации.

Между тем при ближайшем знакомстве усадьба сама раскрывает свои секреты. По мере погружения в ее мир перестает удивлять наличие в Архангельском, так часто переходившем из рук в руки, причем не всегда родственные, преемственности идей. Дело в том, что все знатные хозяева, словно сговорившись, видели в нем нечто похожее на дорогую игрушку или, как говорили сами, забаву. Имея желание и средства, они вкладывали в усадьбу колоссальные суммы, порой превышавшие их возможности, что, впрочем, относится лишь к Голицыным. У Юсупова денег было много, но и ему для того, чтобы купить и обустроить Архангельское, пришлось пожертвовать одним из петербургских дворцов; князя не смутило даже то, что его дом на Фонтанке строил сам Кваренги. Выручив, благодаря имени великого итальянца, солидную сумму, он передал здание Департаменту путей сообщения, а его содержимое – старинную мебель, картины и «собрание мраморов» – вывез в только что купленную вотчину.

Большой партер в Архангельском – сооружение в крайней степени регулярное – построен по французскому образцу

Взявшись за перестройку поместья, Николай Борисович еще до начала войны воплотил в жизнь нереализованные замыслы прежнего хозяина и создал много нового. О том, что у него получилось, современникам поведал Александр Герцен, посетивший усадьбу по приглашению одного из потомков князя: «Посмотрите, как мил этот маленький кусочек земли от Москвы-реки до дороги. Здесь человек встретился с природой под другими условиями, нежели обыкновенно. Он потребовал от нее одного удовольствия, одной красоты…; он потребовал от нее одной перемены декораций, для того, чтобы придать естественной красоте красоту художественную, очеловечить ее на ее же пространных страницах, словом из леса сделать парк, а из рощицы сад».

В ансамбле Архангельского важную роль играет парк, разбитый князем Голицыным по образцу французских регулярных парков и в следующем столетии уже Юсуповым переделанный в английском пейзажном духе. Интересно, что не замеченные в педантизме французы упорно держались за регулярную – геометрически правильную – планировку парков, когда вся Европа по примеру англичан уже давно перешла к свободным линиям и формам. Принципом построения пейзажного парка стала иррегулярность. Здесь не было ни прямых аллей, ни подстриженного кустарника, ни цветников, ни боскетов (от итал. boschetto – «рощица»), как именовались замкнутые участки с насаждениями той же геометрической формы, как правило, обрамленные живой изгородью. Приверженцы английского парка воспроизводили естественный ландшафт с его свободным, близким к природе расположением посадок, водоемов, дорожек, павильонов и садовой скульптуры.

Г. Робер. Павильон Аполлона и обелиск. Настенное панно из фондов музея-усадьбы «Архангельское»

В Архангельском огромный зеленый массив, не считая отдаленных рощ, занимал свыше 140 000 м2. Центром основной (прилегающей ко дворцу) части парка – геометрически распланированной, то есть регулярной, – являлся Большой партер, по обеим сторонам которого с нестрогой симметрией располагались аллеи. Каждое место их пересечения было отмечено каким-либо садовым элементом: статуей, фонтаном, беседкой. Все новое – юсуповское – полукольцом охватывало и парк, сохранивший свой регулярный вид, и 6 огромных террас, гигантской лестницей спускавшихся от дома до берега Москвы-реки. Опорные стены, необходимые для подобных сооружений, были сложены из белого камня, украшены балюстрадами, мраморными вазами, бюстами и теми же статуями.

Задумывая переделку своих владений, Николай Борисович, хотел видеть у себя подобие царской загородной резиденции, имея в виду прежде всего Царское Село и Павловск. Под влиянием последнего оформлялись отдельные участки (самые большие и удаленные от дома) английского пейзажного парка, здесь все же сменившего парк французский, регулярный, который существовал при Голицыне. По тому же царскому образцу были возведены дворцовые флигели, устроены некоторые парковые затеи, в частности птичий двор, разбиты рощи – Быкова и Прусская – перед Большим домом, а также Князьборисова, названная в честь отца хозяина, Горятинская и Аполлонова, облагородившие пустые участки с западной стороны.

«Увеселительные лесочки служат великим украшением сада и никакой сад не может называться совершенным, если не имеет оного или нескольких. Служат они не к одному только украшению, но и к прохлаждению во время больших солнечных жаров, ибо доставляют тень, когда в жаркие часы дневные другие части сада к прогулке не удобны» (В. А. Левшин. «Садоводство полное», 1808). Скорее всего, в старом Архангельском были и другие искусственные лесочки, но до наших дней сохранились только эти, как и прежде засаженные кустами шиповника и подобранными еще в старину различными породами деревьев: березой, рябиной, черемухой и той же липой.

Сегодня в каждой роще можно заметить следы старых просек и тропинок, ведущих к Горятинским и Воронковским прудам, – расположенные за пределами усадьбы, водоемы тем не менее принадлежали к парку, составляя его пейзажную часть. Каждый гость современной усадьбы может прогуляться в Аполлоновой роще, правда, теперь она мало похожа на ту, которую писал Робер. Нетрудно догадаться, что название ей дала статуя бога солнечного света и покровителя искусств, любимого древними греками и русскими поклонниками классицизма. Несмотря на иное название, эта роща представляет собой точную копию Старой Сильвии в Павловске, во всяком случае и здесь, и там прямые аллеи звездой расходятся от белоснежной статуи Аполлона в центре ярко-зеленого газона.

Усадебный парк начала XIX века не мог обойтись без затей, непременно таких, какие были у государей. Идея устройства частного зверинца к тому времени уже давно не была новинкой. Отличаясь по величине, числу и разнообразию зверей (от мелких рептилий до слонов), они имелись почти у всех европейских монархов. Сначала Юсупов решил ограничиться птицами. К 1818 году пернатые освоились в вольере за одним из боскетов налево от Большого партера – нарядном, огороженном со всех сторон домике с высокой крышей, ярко раскрашенном и причудливо декорированном. Известно, что на птичьем дворе содержали павлинов, фазанов и разных экзотических пташек. Никто не знает, чем эта очаровательная затея помешала хозяину, но вскоре вольер перенесли подальше от дворца, в одну из восточных рощ, где он просуществовал до конца столетия. Возможно, птицы никому и не мешали, просто в рощицу из Царского Села прибыли верблюды и ламы, а князь захотел объединить зверинец с птичником.

Вид с безымянной боковой аллеи парка на главную, Липовую

Для того чтобы не просто осмотреть, а увидеть Архангельское, почувствовать его истинную красоту и осознать, как много вложил в свои владения Николай Борисович, стоит пройти ко дворцу по Липовой аллее, которая в прежние времена именовалась Императорской. Путь не короткий (1,5 км), поэтому раньше гости князя преодолевали его в экипажах. Сегодняшнему посетителю придется шагать пешком, что ему, не такому неженке, как дворянин XIX века, наверняка не покажется утомительным.

В те времена, когда московский тракт лежал немного в стороне от места, где проходит нынешняя магистраль, Липовая аллея была длиннее и являлась началом оси, определявшей построение всего ансамбля. Однако и тогда, и сейчас Архангельское начинается от заставы, миновав которую, можно попасть на главную 600-метровую перспективу и далее следовать ко дворцу, ориентируясь на высокий шпиль бельведера. Дорога, обрамленная старыми деревьями (к липам разные годы присоединялись менее раскидистые ели, березы, сосны), незаметно взбирается на холм, исподволь открывая взгляду дворец и арочные ворота. Сначала путь кажется бесконечным, но примерно с середины своей длины аллея так же медленно начинает спускаться с горы, и уже через несколько минут становятся заметными такие мелкие детали, как узор чугунной решетки ворот. При взгляде отсюда может показаться, что Большой дом стоит посреди леса. Во всяком случае деревья подступают к дворцовым постройкам настолько плотно, что различить, где кончается лес и начинается собственно усадьба, не так просто.