100 арт-манифестов: от футуристов до стакистов - Алекс Данчев Страница 25

4. Романские народы всегда будут, по своей сути, его защитниками.

5. Например, сегодня романские народы в своем «открытии» спорта, своем футуристском увлечении машинами, аэропланами и пр. питают самые романтические и сентиментальные чувства к современности.

6. Во Франции и Италии только второсортные люди становятся настоящими революционерами.

7. В Англии же в протесте нет пошлости.

8. Или, скорее, нет протеста, это нормальное состояние.

9. Так часто бунтари Севера и Юга — это диаметрально противоположные виды.

10. Ближе всего в Англии к великому французскому художнику-традиционалисту стоит великий английский художник-бунтарь.

М18. Уиндем Льюис и другие.

Наш вихрь (1914)

 Впервые опубликован в первом номере журнала BLAST от 20 июня 1914 г. О вихре, рецензии и авторе см. примечание к М17.

* * *

I

Наш вихрь не боится Прошлого: он забыл о его существовании.

Наш вихрь считает Будущее столь же сентиментальным, как и Прошлое.

Будущее далеко от нас, как и Прошлое, и потому сентиментально.

Сам элемент Прошлого нужно сохранить, чтобы впитать и поглотить нашу меланхолию.

Все, что далеко от нас, все, что отсутствует или требует проекции в скрытой слабости ума, — сентиментально.

Настоящее может оказаться чрезвычайно сентиментальным, особенно если исключить этот элемент Прошлого.

Наш вихрь — не только для реактивного Действия или определения Настоящего ошеломительными проявлениями жизни.

Новый вихрь погружается в самое сердце Настоящего.

Химия Настоящего отличается от химии Прошлого. При помощи этой новой химии мы создаем Новую Живую Абстракцию.

Вихрь Рембрандта затопил Нидерланды потоком сновидений.

Вихрь Тернера обрушился на Европу волной света.

Мы желаем, чтобы Прошлое и Будущее оставались с нами, чтобы Прошлое унесло нашу меланхолию, а Будущее впитало наш беспокойный оптимизм. В нашем Вихре Настоящее — единственное, что активно.

Жизнь — это Прошлое и Будущее.

Настоящее — это Искусство.

II

Наш Вихрь настаивает на разделении.

Настоящего нет — есть Прошлое и Будущее и есть Искусство.

Любой момент, кроме того, когда ты, откинувшись назад, предаешься оптимистическим мечтаниям, есть Искусство.

«Просто Жизнь» или так называемая «Реальность» — это четвертое измерение, состоящее из Прошлого, Будущего и Искусства.

Вот это нечистое Настоящее наш Вихрь презирает и игнорирует.

Ибо наш Вихрь бескомпромиссен.

У нас должно быть Прошлое и Будущее, простота Жизни, чтобы разрядиться и остаться чистыми для не-жизни, то есть для Искусства.

Прошлое и Будущее — проститутки, которых привела сама Природа.

А Искусство — периодические побеги из этого Борделя.

Художники вкладывают столько же сил и наслаждения в эту святыню и побег из нее, сколько большинство людей тратят на побег в подобные места от своей респектабельной жизни.

Вортицист находится на пике своей энергии, когда наиболее спокоен.

Вортицист — не Раб Волнения, он его Хозяин.

Вортицист не заискивает перед жизнью.

Он позволяет жизни знать свое место во Вселенной Вортицизма!

III

Во Вселенной Вортицизма мы не восторгаемся тем, что изобрели. А если бы восторгались, то изобретение показалось бы случайностью.

Но это не случайность.

У нас нет Запретов.

Есть одна Истина — мы сами, — и нам можно все. Но мы не Тамплиеры.

Мы гордые, красивые и хищные.

Мы охотимся на машины, это наша любимая дичь.

Мы их изобретаем, а потом выслеживаем.

Это великая эпоха Вихря, великий спокойный век художников.

IV

Что же касается постного запоздалого Импрессионизма, который сейчас пытается обосноваться на этих островах:

Наш Вихрь сыт по горло вашей рассредоточенностью, рациональные трусы.

Наш Вихрь гордится своими безупречными сторонами.

Наш Вихрь не услышит ничего, кроме своего разрушительного элегантного танца.

Наш Вихрь жаждет неподвижного ритма стремительности.

Наш Вихрь обрушивается, как разъяренный пес, на вашу импрессионистскую возню.

Наш Вихрь бел и абстрактен, а стремительность его раскалена.

М19. Антонио Сант-Элиа.

Манифест футуристской архитектуры (1914)

 Впервые опубликован 11 июля 1914 г.; после появления во вступлении к каталогу выставки Nuove Tendenze (1914) в Милане дополнен и опубликован в Lacerba 1 августа 1914 г.

Антонио Сант-Элиа (1888–1916) был, вероятно, самой важной творческой движущей силой среди футуристов, не считая Маринетти, а также самым амбициозным из них, что уже говорит о многом. У Сант-Элиа был свой стиль. Он был денди, лучший миланский портной бесплатно обеспечивал его одеждой, а Сант-Элиа служил ее ходячей рекламой. Строил он мало, но имел влияние. Знаменитое сочинение, или прозелитизм, Ле Корбюзье (см. М45), больше напоминающее шквал аксиом и утверждений, чем цельную прозу, многим обязано манифесту Сант-Элиа. Эти двое разделяли общее стремление отказаться от прошлого, революционизировать настоящее и найти новое применение каждой конструкции, от чердака до подвала. «Давайте поднимем уровень города», — заявил Сант-Элиа. Когда дело доходило до радикальных архитектурных идей, он не напускал на себя самонадеянность монументалиста. Он был провидцем. После его смерти в бесконечных битвах при Изонцо это место занял Ле Корбюзье.

* * *

С 1700 г. не существует никакой архитектуры. Идиотская смесь самых разнообразных стилистических элементов, используемых для маскировки каркаса современных домов, называется современной архитектурой. Новую красоту бетона и железа оскверняют пестрыми декоративными инкрустациями, которые нельзя оправдать ни конструктивной необходимостью, ни нашим (современным) вкусом, а происходят они из египетской, индийской или византийской древности и процветают в том идиотском расцвете глупости и бессилия, который получил название НЕОКЛАССИЦИЗМА.

Такая архитектурная проституция приветствуется в Италии, где хищная иноземная неумелость выдается за талантливое изобретение и чрезвычайно современную архитектуру. Молодые итальянские архитекторы (те, кто заимствует оригинальность в тайном навязчивом поглощении художественных журналов) выставляют свои таланты напоказ в кварталах наших городов, где смехотворная смесь маленьких колонн, лиственных орнаментов XVII века, готических стрельчатых арок, египетских пилястров, завитков в стиле рококо, херувимов XV века и раздутых кариатид со всей серьезностью занимает место стиля, напуская на себя монументальность. Калейдоскоп одних и тех же форм, возникающих снова и снова, умножение числа машин, с каждым днем растущие потребности, навязанные скоростью общения, скученностью населения, гигиеной и сотней других явлений современной жизни, почему-то не вызывают у этих самозваных современных архитекторов ни малейшего замешательства или колебания. Они упорно следуют правилам Витрувия, Виньолы и Сансовино, а также знаниям, почерпнутым из первой попавшейся заметки о немецкой архитектуре, какая попадется под руку. Пользуясь этим, они продолжают запечатлевать в наших городах образ слабоумия, а ведь эти города должны быть непосредственной и точной проекцией нас самих.

Поэтому выразительное и синтетическое искусство