Поэтический мир прерафаэлитов - Теннисон Альфред Страница 41

ПОЗОРНАЯ СМЕРТЬ

Мы там стояли вчетвером:          Монах, коленопреклонен, И мать со мною — над одром,          Жена — в изножье; умер он. О мертвом, плакали о нем,          Хоть взгляд на нас был устремлен. Не ночью он покинул нас,          Не днем покинул этот свет, Но в предрассветный серый час          Оставил дух обитель бед, Когда и месяц не угас,          И солнца утреннего нет. Нет, не меча он жертвой стал,          Не от секиры пал в бою, Он нам ни слова не сказал,          Прибывши в вотчину свою — В тот горький час веревку снял          Я с шеи брата, сэра Хью. Врагам вреда он не нанес —          Они напали со спины, В лесу, где дуб огромный рос,          Где тени плотны и темны, И ветви мощные — вразброс,          Под ними тропки не видны. Когда был крепко связан он,          Тогда лишь факел принесли. Хозяин Топей, рыцарь Джон,          И с ним сэр Гай с Пустой Земли, И их друзья, презрев закон,          Беднягу вешать повели. Года под старость нелегки,          И я давно уж слаб и сед. Я встретил Джона у реки,          Тому уже немало лет. Я рад, что от моей руки          Он пал, покинув этот свет. Я нынче, в семьдесят, старик          И прежних сил, увы, лишен, Но помню я счастливый миг,          Когда затмился небосклон И под грозой полег тростник —          Когда сэр Гай был мной сражен. Я вас прошу за сэра Хью Молитву вознести свою И прочитать еще одну За Элисон, его жену. Перевод В. Сергеевой

АЛДЖЕРНОН ЧАРЛЬЗ СУИНБЕРН

ALGERNON CHARLES SWINBURNE

ПОРТРЕТ АЛДЖЕРНОНА ЧАРЛЬЗА СУИНБЕРНА Фотография с портрета У. Б. Скотта Ок. 1860 Национальная портретная галерея, Лондон

АЛДЖЕРНОН ЧАРЛЬЗ СУИНБЕРН (5 АПРЕЛЯ 1837–10 АПРЕЛЯ 1909)

Родился в Лондоне, в семье адмирала. Учился в Бейллиол-Колледже Оксфордского университета. Во время учебы познакомился с прерафаэлитами; среди его лучших друзей были Данте Габриэль Россетти, Уильям Моррис и Эдуард Бёрн-Джонс. После окончания колледжа поселился в Лондоне, где и начал активно писать стихи. Уже первые произведения молодого поэта, особенно баллады на средневековые темы («Прокаженный», «Laus Veneris», «Святая Доротея» и др.), привлекли к себе внимание читателей своей красотой и музыкальностью. Изданная в 1865 г. трагедия в античной манере «Аталанта в Калидоне» (Atalanta in Calydon) обратила на себя внимание критиков, а вышедшие в 1866 г. «Поэмы и баллады» (Poems and Ballads) принесли автору скандальную известность: публика была шокирована откровенной чувственностью и языческим духом стихотворений. В этот период Суинберн декларирует свою близость к прерафаэлитам. Начиная с 1871 г. выходит целый ряд его сборников: «Предрассветные песни» (Songs before Sunrise), «Песни двух наций» (Songs of Two Nations), второй и третий выпуск «Поэм и баллад», «Песни весны» (Songs of the Springtides). Обращение к прошлому отражало неприятие Суинберном современной цивилизации; он охотно брался за те же исторические темы, что и многие современные ему поэты, стремясь, с одной стороны, к тщательной проработке деталей (в ряде произведений он блестяще имитировал средневековый стиль), а с другой — к созданию глубоких психологических портретов. Владение словом и блестящая стихотворная техника поставили Суинберна в один ряд с самыми талантливыми английскими поэтами.

A LEAVE-TAKING

Let us go hence, my songs; she will not hear. Let us go hence together without fear; Keep silence now, for singing-time is over, And over all old things and all things dear. She loves not you nor me as all we love her. Yea, though we sang as angels in her ear,             She would not hear. Let us rise up and part; she will not know. Let us go seaward as the great winds go, Full of blown sand and foam; what help is here? There is no help, for all these things are so, And all the world is bitter as a tear. And how these things are, though ye strove to show,             She would not know. Let us go home and hence; she will not weep. We gave love many dreams and days to keep, Flowers without scent, and fruits that would not grow, Saying, ‘If thou wilt, thrust in thy sickle and reap.’ All is reaped now; no grass is left to mow; And we that sowed, though all we fell on sleep,             She would not weep. Let us go hence and rest; she will not love. She shall not hear us if we sing hereof, Nor see love’s ways, how sore they are and steep. Come hence, let be, lie still; it is enough. Love is a barren sea, bitter and deep; And though she saw all heaven in flower above,             She would not love. Let us give up, go down; she will not care. Though all the stars made gold of all the air, And the sea moving saw before it move One moon-flower making all the foam-flowers fair; Though all those waves went over us, and drove Deep down the stifling lips and drowning hair,             She would not care. Let us go hence, go hence; she will not see. Sing all once more together; surely she, She, too, remembering days and words that were, Will turn a little toward us, sighing; but we, We are hence, we are gone, as though we had not been there. Nay, and though all men seeing had pity on me,             She would not see.