Японские мифы. От кицунэ и ёкаев до «Звонка» и «Наруто» - Джошуа Фридман Страница 56

от нее: связав обычных, но добрых людей с мощными, но аморальными технологиями, «Суперроботы» создали веру в фундаментальную успешность человеческого развития даже перед лицом непреодолимых трудностей. Эти сериалы также предсказывали будущее, в котором технологии должны были встать на сторону добра. В первые десятилетия после Второй мировой войны этот посыл был не просто симпатичен людям, а необходим[148].

Сегодня фанаты и специалисты называют этих роботов меха, сокращенно от английского mechanism. Меха-аниме, манга и игровые фильмы стали таким же многообразным и популярным жанром, как и кайдзю. Они также претерпели множество изменений в последующие десятилетия. В 1979 году эпический мультсериал «Кидо сэнси Гандам» («Мобильный воин Гандам») зародил поджанр «настоящих роботов». Вместо того чтобы стать технологическим эквивалентом супергероев, роботы (многие называются Гандамы) стали просто оружием войны, таким как танки или реактивные самолеты. Их пилоты и связанные с ними военные подводили человеческую, нравственную основу под сражения роботов. Опираясь на реалии холодной войны, франшиза «Гандам» включала в себя не только отдельных героев и злодеев, но и целые цивилизации с конфликтующими философиями, которые вели войну, используя свои продвинутые машины. Этот новый поджанр доминировал в японской научной фантастике в 1980-х годах и до сих пор остается очень значимым.

Общая социальная неудовлетворенность, последовавшая за экономическим крахом Японии в 1990 году, породила еще один поджанр историй меха в популярных медиа. Этот сдвиг начался в 1995 году с неоднозначного телевизионного хита «Евангелион» (Синсэйки Евангелион), который по количеству крови и психологических страданий, а также философской глубине сюжета превосходил большинство предыдущих популярных аниме. Сочетая юнгианскую философию, христианские религиозные образы и акцент на психологии подростков, вынужденных участвовать в войне, сериал изображает мир технологий, вышедших из-под контроля из-за человеческой жадности и неспособности договориться. Роботы в этом мире стали биологическими чудовищами, метафорически подчеркивая проблемы общества — но не предлагая решений. Отражая в целом неопределенность нового статуса Японии и мира после холодной войны, «Евангелион» задал тон другим последующим работам о «психологических роботах». Подобно тому как кайдзю отражал тревогу, связанную с противостоянием силам природы, неподвластным человеческому контролю, механическая фантастика «психологических роботов» рассказывает о крушении мечты о прекрасном высокотехнологичном будущем, впервые реализованной в «суперроботах».

Не будет преувеличением называть мифами как кайдзю, так и меха-фантастику. Годзилла, «Тэцуван Атом» и их потомки оказывают огромное влияние на японскую культуру и общество. Несколько поколений выросли на историях о гигантских монстрах и роботах, сражающихся за будущее человечества. Хотя этим новым мифологическим персонажам не поклоняются, они действительно фокусируются на надеждах, страхах и мечтах людей как в Японии, так и за ее пределами. Эти истории также отражают то, как японское общество быстро адаптировалось к изменениям современного мира. Они предлагают новый для современной Японии фольклор, явно вымышленный и вместе с тем эмоционально резонансный.

ГОРОДСКИЕ ЛЕГЕНДЫ И ЦИФРОВЫЕ МОНСТРЫ

«Экономическое чудо» — такими словами описывают быстрое восстановление Японии после Второй мировой войны. Примерно с 1965 года японская экономика начала расти, и к 1980 году Япония вернула себе место среди самых богатых и самых развитых стран мира, хотя всего тридцать лет назад она была полностью разорена. Когда Токио и другие крупные города были перестроены, они полностью преобразились. Офисные небоскребы и современные многоэтажки из стали и бетона формируют городские пейзажи сегодняшней Японии[149]. Эта новая среда породила собственный фольклор. В некоторых случаях современные городские легенды основываются на ранее существовавшем фольклоре, но порой они совершенно оригинальные.

Призраки и привидения — одна из самых распространенных тем. Такие легенды чаще передаются из уст в уста, а не в медиа. В эпоху Эдо родилась традиция рассказывать истории о привидениях, которая жива и по сей день. Одна из популярных практик — хяку-моногатари кайданкай, «встреча сотен историй о привидениях»: группа людей собирается вместе, чтобы провести ночь при свечах, рассказывая друг другу страшилки. Обычно рассказывают сто историй, и каждый раз, когда кто-то заканчивает свою, гасят одну свечу. Цель в том, чтобы слушатели дождались последней свечи, не разбежавшись при этом от ужаса. Такая практика возникла в середине эпохи Эдо как испытание мужества для юных горожан. Сегодня это чаще всего забавное мероприятие, на которое обычно собираются старшеклассники или студенты, чтобы пощекотать себе нервы.

Современная городская Япония так же полна духами и ужасами, как и средневековый Киото (см. главу 6). Ее новые юрэи и ёкаи сосуществуют с персонажами старых легенд, которые до сих пор заполняют улицы. Такая смесь старых и новых городских призраков оказала глубокое влияние на современное японское искусство, литературу, кино, телевидение, аниме и манга. Японские фильмы ужасов, получившие всемирную известность в 1990-х годах, во многом основаны на этом слиянии древних и современных городских легенд. Резонансные фильмы, такие как «Рингу» («Звонок», 1999) и его продолжения, были созданы под влиянием традиции онрё, восходящей к эпохе Хэйан. Успех японских «J-ужасов» может быть связан с убедительным сочетанием древних страхов и современного антуража.

ПЕРЕДЕЛАННЫЕ МИФЫ НАШИХ ДНЕЙ

Мифология — популярная тема для переосмысления поп-культурой. Мифы — это нечто большее, чем обычная жизнь, они гарантируют интересное повествование, что особенно важно для фэнтези, научной или исторической фантастики. Мифология древних японских хроник, а также более поздних фольклорных преданий несколько раз пересказывалась в форме манга, особенно в их образовательной версии, где повествование сочетает простые визуальные эффекты и понятные современному читателю диалоги. Такие пересказы были созданы в первую очередь для детей, которые еще не в состоянии прочитать современные адаптации, не говоря уже об оригинальных текстах древних летописей. В соответствии с послевоенными тенденциями авторы используют столько реальной истории, сколько можно безопасно вписать в мифы. В рассказах об Аматэрасу и Сусаноо, например, могут фигурировать люди в одежде периода Яёй и живущие в поселениях Яёй, по крайней мере какими их представляют археологи. Эти пересказы отличаются от популярных переработок мифов в другие жанры, вроде научной фантастики или фэнтези.

Мифы «Кодзики», в частности, стали важным источником и для современных переработок, и для популярных пересказов. Для этих целей хроники «Кодзики» подходят лучше, чем «Нихон сёки», не только потому, что отличаются более прямым, бесхитростным повествованием, но и потому, что многим читателям кажутся более кровавыми и захватывающими. Лишившись своих наиболее сомнительных характеристик, такие персонажи, как Ямато Такэру, становятся доблестными героями, на которых равняются молодые японцы, и отлично соотносятся с жанром «меха».

В 1990-е годы наблюдался всплеск популярности японских аниме и манга, основанных на мифах, в которых персонажи из древних хроник смешивались с механическими воителями. Аниме-телесериал «Ямато Такэру»

(1994) представляет собой прямой пересказ мифа за исключением того, что действие происходит в футуристическом открытом космосе. Ямато