Вера Лукницкая - Ego - эхо Страница 8

ТУФЕЛЬКИ НА КАБЛУЧКАХ

прелюдия третья

Р

аздался звонок в главное здание. За мной прибежали. Голос от птичьей фамилии. Но вызов не по повестке, - по телефону. Это что-то новое. Может, уже назначен день свидания с мамой?

-Девочки, вы сами идите в кино, - нагнувшись над гудящей горелкой, бросила монтажницам через спину, а сама гнусь, будто главное сейчас для меня - эта вот лампочка. А она не получается, я кручу ее, обжигаюсь, откусываю следующую трубку, лампа лопается, сплошной брак, я злюсь, краснею, хорошо, что у горелки сижу:

Я должна к знакомой съездить, - объясняю.

Потом, обернувшись - необъяснимо:

- Тонь, а можно я в твоих туфлях? Я аккуратно.

Тоня мне их в кино пообещала, налезли уже, нога стала тоньше, почти нормальной, и так изящно выгляжу в туфлях. Я решила даже совсем повязку снять, а тут этот звонок... Почему мне хочется быть красивой? Не понимаю себя. Должно же быть наоборот?..

Девчонки мои сразу прекратили болтать, слышу за шумом горелки, как подступают, окружают меня, удивляются, что это вдруг, я - общественница организовала культпоход в кинотеатр "Родина" на новый фильм, а сама отказываюсь.

-Мне не жалко туфли, да и вообще они старые, и дело не в туфлях. Что случилось, Веруш? Почему к знакомой, а мы?

Да, что случилось? Почему? Почему не прислали повестку заранее? Почему позвонили на работу? За мной прибежала дежурная, потом все прислушивалась. А голос в трубке сказал: "Придете не в главное здание, а на улицу Свободы, 12, квартира 4, подниметесь на второй этаж. Войдете без стука. Дверь будет открыта". Голос говорил спокойно, обстоятельно, даже как-то участливо. "Хорошо, я приду..." А вдруг там мама? А вдруг сегодня назначат день свидания? Что за этим голосом? Опять верю, хочу верить. Может, поэтому и хочу быть красивой? Нет-нет! Это просто инстинкт чистый. Девичачий.

-Это нечестно, Вера, такой фильм! О войне! А к какой знакомой? - И сами же, болтушки, выручили - в театр, что ли, насчет лампочек? У тебя же пока есть колбы для работы?

А в театр я действительно хотела. Девчонки как в воду глядели. О театре мечтала с самого малого детства. А на днях нужда привела в мастерскую мать примадонны Пятигорской музкомедии - Кити Павловны Скопиной - Жозефину Марцеловну. Она принесла три перегоревших лампочки, триста граммов бензина, пятьдесят граммов спирта и шесть рублей деньгами - все как полагается, чтобы получить одну исправленную. Она рассказала, что в театре нехватает света, что у артистов наверняка есть перегоревшие, что, если я приду в театральное общежитие, то соберу много колб. И главное - что ее дочь - Кити Павловна с удовольствием послушает меня, проверит мой слух, мой голос... Сейчас идет пополнение труппы артистками хора, а с моей внешностью, словом, пригласила. Я была на "седьмом небе" от этого знакомства, сразу же легко нарисовала "путь к славе". Я же получила предложение, а не вымаливала его, не выпрашивала, я получила его, потому что понравилась. Душа моя пела. Я выбирала из того, что знала, репертуар для показа, репетировала в мастерской, когда никого не было, пела, декламировала и выгадывала время, когда лучше пойти в театр на прослушивание к самой примадонне. Ну, конечно, я не забуду про перегоревшие лампочки... А как же!

-Я в следующий раз с вами, девочки, а этот фильм расскажете мне, а потом еще раз сходим на него. И оставьте ключ у сторожа, вдруг я пораньше на работу приеду, - я вспомнила прошлый вызов.

Да я его и не забывала. Все время думала, как пойду к врачу, что буду говорить, мысли вертелись вокруг, жгли, - стыд-то какой, ведь совсем недавно нас проверяли, могли бы узнать у той медкомиссии. Значит, хотят, хотят именно унизить. За что? Про оккупацию напомнили. И причем тут оккупация? "Оккупация" - звучит как клеймо, а на самом деле - это несчастье.

Когда проходили выпускную медкомиссию - весело было, нас всех девчонок собрали, и ребят, конечно, тоже, только отдельно от нас. Мы подшучивали друг над другом, подковыривали, смеялись, шутили. Радовались - раз медкомиссия, значит, сегодня не учиться. И вообще скоро конец учебе, начнем служить родине. И так быстро нас пропускали, как орешки щелкали: раз - и готово! Следующая: раз - и готово! Осматривали грудную клетку, глаза, уши, живот, стучали по коленкам; и то, что стыдно, осматривали тоже, только за занавеской, и мы смущались, краснели, выскакивали из кабинета, как из парилки, стеснялись друг на друга смотреть; зато смеялись и болтали громче, чем надо, и, собираясь группками у дверей, с абсолютно новыми ощущениями превосходства и взрослой причастности к неведомому, ожидали следующих девчонок...

Не краснела только Валя Васина. Она была на четыре года старше меня, в кабинете за занавеской задержалась дольше. Когда вышла, мы замолкли. Валя и не заметила этого, только откинула белую прядку со лба. Она присоединилась к нам, как ни в чем не бывало. Приземистая, с крупными чертами лица и прекрасными выпуклыми глазами, грустная и значительная. Освещенная изнутри, она вызывала у девчонок острый интерес и даже зависть.

Я знала ее тайну. Со времени оккупации, когда мы помогли мальчишке убежать от расправы, Валя сблизилась со мною и поделилась своим секретом, потому что знала про мой. Она видела, как ее одноклассник Коля ходил за мной по пятам. Вместе со школой Валя провожала его в последний путь.

Валина тайна чиста, как слеза. Военная, тысячи раз повторенная история. Его часть отступить не успела и была разбита. Пашу Забельского - ее паренька из Севастопольской "Морской пехоты" - фашисты разорвали танками, а сообщил об этом Вале их общий друг и товарищ, раненый вторично и попавший почти через год в Кисловодский госпиталь участник этого боя в Пятигорске и свидетель трагедии, Аркаша Рюмин.

Туфельки на каблучках! У нас с Тоней Петко один размер. Одна, разношенная, на еще отекшей ноге держалась, а вторая соскакивала. Вырезала из картонки стельки, вложила в туфельки - и исчезли страхи и сомнения, понеслась в них, как на крыльях. Куда?..

Нашла дом по адресу. А вот и кинотеатр, как раз напротив, -"Родина" называется. Он сейчас один в городе, и там всегда идут интересные фильмы, про войну и победу. Мы уже совершенно точно знаем, какая она - Победа, мы постоянно видим ее в кино. И мы так хотим этой победы, что ходим в кино по несколько раз на один и тот же фильм. Подмечаем новые детали, еще убедительнее, еще правдивее, и каждый раз все больше радуемся. Мы очень любим кино про веселые приключения военных, про победные бои и про счастливую любовь. А еще в кино очень интересно смотреть боевые сатирические журналы перед началом фильма. Бывает, сразу по два. В них враги всегда такие ничтожные, такие жалкие, уродливые, а наши бойцы и командиры красивые, сильные и всегда все так устроят и придумают, что фашистам непременно "хенде-хох" и "капут". Вот только одно смущает: если враги такие жалкие и ничтожные, а наши военные такие умные и сильные, то нет объяснений бесконечным "тогда почему?"... Но это потом, по дороге из кино. А там - все и ловко, и складно.

Хоть бы проскочить мимо и не встретить никого из знакомых. За эти недели, что мастерская стала обслуживать население, меня в городе уже многие знали. Да и николаевские "машукские" почти все работают в Пятигорске. А кинотеатр один... Господи, совсем из головы выскочило, там же и мои девочки! Билеты на именно первый вечерний сеанс. Я упросила начальника и разрешила им уйти с работы на час раньше. Он думает, что я с ними. Ну и пусть.

МАМОЧКИНА ЗАПИСЬ

...В зоне "мужчин" нет, в зоне только надзиратели, эти блюстители порядка исключались. Приведу только один пример для полноты картины лагерной жизни. Из песни слов не выбросить.

...Моей соседкой по нарам была молодая женщина, чистенькая, беленькая, типа официантки, мы с ней обе курили, а курить нечего. Я ей говорю, что хоть бы она стрельнула где-нибудь, она сказала: "Попробую" и ушла. Прошло минут 45, она возвращается, бросает мне на нары пачку и говорит: "Закуривай", а сама достает из-под нар тазик и подмывается. Я ее спрашиваю: "Где это ты умудрилась?" Она говорит, что это для нее очень просто и что она еще принесла 25 рублей. Потом посмотрела в узенькую щель в окне (окна у нас были в этом бараке забиты) и говорит: "посмотри". Смотрю, идет надзиратель. "Вот он, - говорит, - всю дорогу со стоячим ходит". Это не единичный случай, было похуже, и нужно было делать вид, что не замечаешь.

Неужели опять сидеть ночь? И почему не в главное здание? Дом похож на обычный жилой дом. Странно. Неужели это какой-то филиал? Поднимаюсь по каменной лестнице с полированными временем деревянными перилами, поднимаюсь медленно, хочу оттянуть минуты, чтоб их меньше осталось для допроса. Самообман.

В квартиру дверь чуть приоткрыта. У меня полное впечатление, что за остальными дверями живут обычные люди, что это вовсе не учреждение. Решила сначала: постучу. Но - приказ... Что делать? И безответный опять вопрос: почему предупредили не стучать? Потому что вокруг квартиры и жильцы? Чтобы не беспокоить?