Альфред Теннисон - Поэтический мир прерафаэлитов Страница 9

ULYSSES

  It little profits that an idle king,By this still hearth, among these barren crags,Match’d with an aged wife, I mete and doleUnequal laws unto a savage race,That hoard, and sleep, and feed, and know not me.  I cannot rest from travel: I will drinkLife to the lees. All times I have enjoy’dGreatly, have suffer’d greatly, both with thoseThat loved me, and alone, on shore, and whenThro’ scudding drifts the rainy HyadesVext the dim sea: I am become a name;For always roaming with a hungry heartMuch have I seen and known; cities of menAnd manners, climates, councils, governments,Myself not least, but honour’d of them all;And drunk delight of battle with my peers,Far on the ringing plains of windy Troy.  I am a part of all that I have met;Yet all experience is an arch wherethro’Gleams that untravell’d world whose margin fadesFor ever and forever when I move.How dull it is to pause, to make an end,To rust unburnish’d, not to shine in use!As tho’ to breathe were life. Life piled on lifeWere all too little, and of one to meLittle remains: but every hour is savedFrom that eternal silence, something more,A bringer of new things; and vile it wereFor some three suns to store and hoard myself,And this gray spirit yearning in desireTo follow knowledge like a sinking star,Beyond the utmost bound of human thought.  This is my son, mine own Telemachus,To whom I leave the sceptre and the isle, —Well-loved of me, discerning to fulfilThis labour, by slow prudence to make mildA rugged people, and thro’ soft degreesSubdue them to the useful and the good.Most blameless is he, centred in the sphereOf common duties, decent not to failIn offices of tenderness, and payMeet adoration to my household gods,When I am gone. He works his work, I mine.  There lies the port; the vessel puffs her sail:There gloom the dark, broad seas. My mariners,Souls that have toil’d, and wrought, and thought with me —That ever with a frolic welcome tookThe thunder and the sunshine, and opposedFree hearts, free foreheads — you and I are old;Old age hath yet his honour and his toil;Death closes all: but something ere the end,Some work of noble note, may yet be done,Not unbecoming men that strove with Gods.  The lights begin to twinkle from the rocks:The long day wanes: the slow moon climbs: the deepMoans round with many voices. Come, my friends,’Tis not too late to seek a newer world.Push off, and sitting well in order smiteThe sounding furrows; for my purpose holdsTo sail beyond the sunset, and the bathsOf all the western stars, until I die.It may be that the gulfs will wash us down:It may be we shall touch the Happy Isles,And see the great Achilles, whom we knew.Tho’ much is taken, much abides; and tho’We are not now that strength which in old daysMoved earth and heaven, that which we are, we are;One equal temper of heroic hearts,Made weak by time and fate, but strong in willTo strive, to seek, to find, and not to yield.

УЛИСС

  Что пользы, если я, никчемный царьБесплодных этих скал, под мирной кровлейСтарея рядом с вянущей женой,Учу законам этот темный люд? —Он ест и спит и ничему не внемлет.  Покой не для меня; я осушуДо капли чашу странствий; я всегдаСтрадал и радовался полной мерой:С друзьями — иль один; на берегу —Иль там, где сквозь прорывы туч мерцалиНад пеной волн дождливые Гиады.Бродяга ненасытный, повидалЯ многое: чужие города,Края, обычаи, вождей премудрых,И сам меж ними пировал с почетом,И ведал упоенье в звоне битвНа гулких, ветреных равнинах Трои.  Я сам — лишь часть своих воспоминаний:Но все, что я увидел и объял,Лишь арка, за которой безграничныйПростор — даль, что все время отступаетПред взором странника. К чему же медлить,Ржаветь и стынуть в ножнах боязливых?Как будто жизнь — дыханье, а не подвиг.Мне было б мало целой груды жизней,А предо мною — жалкие остаткиОдной; но каждый миг, что вырываюУ вечного безмолвья, принесетМне новое. Позор и стыд — беречься,Жалеть себя и ждать за годом год,Когда душа изныла от желаньяУмчать вслед за падучею звездойТуда, за грань изведанного мира!  Вот Телемах, возлюбленный мой сын,Ему во власть я оставляю царство;Он терпелив и кроток; он сумеетС разумной осторожностью смягчитьБесплодье грубых душ и постепенноВзрастить в них семена добра и пользы.Незаменим средь будничных забот,Отзывчив сердцем, знает он, как должноЧтить без меня домашние святыни:Он выполнит свое, а я — свое.  Передо мной — корабль. Трепещет парус.Морская даль темна. Мои матросы,Товарищи трудов, надежд и дум,Привыкшие встречать веселым взоромГрозу и солнце, — вольные сердца!Вы постарели, как и я. Ну что ж;У старости есть собственная доблесть.Смерть обрывает все; но пред концомЕще возможно кое-что свершить,Достойное сражавшихся с богами.  Вон замерцали огоньки по скалам;Смеркается; восходит месяц; безднаВокруг шумит и стонет. О друзья,Еще не поздно открывать миры, —Вперед! Ударьте веслами с размахуПо звучным волнам. Ибо цель моя —Плыть на закат, туда, где тонут звездыВ пучине Запада. И мы, быть может,В пучину канем — или доплывемДо Островов Блаженных и увидимВеликого Ахилла (меж другихЗнакомцев наших). Нет, не все ушло.Пусть мы не те богатыри, что встарьПритягивали землю к небесам,Мы — это мы; пусть время и судьбаНас подточили, но закал все тот же,И тот же в сердце мужественный пыл —Дерзать, искать, найти и не сдаваться!

SIR LAUNCELOT AND QUEEN GUINEVERE

A FRAGMENT

Like souls that balance joy and pain,With tears and smiles from heaven againThe maiden Spring upon the plainCame in a sunlit fall of rain.    In crystal vapour everywhereBlue isles of heaven laugh’d between,And far, in forest-deeps unseen,The topmost elm-tree gather’d green    From draughts of balmy air.

Sometimes the linnet piped his song:Sometimes the throstle whistled strong:Sometimes the sparhawk, wheel’d along,Hush’d all the groves from fear of wrong:    By grassy capes with fuller soundIn curves the yellowing river ran,And drooping chestnut-buds beganTo spread into the perfect fan,    Above the teeming ground.

Then, in the boyhood of the year,Sir Launcelot and Queen GuinevereRode thro’ the coverts of the deer,With blissful treble ringing clear.    She seem’d a part of joyous Spring:A gown of grass-green silk she wore,Buckled with golden clasps before;A light-green tuft of plumes she bore    Closed in a golden ring.

Now on some twisted ivy-net,Now by some tinkling rivulet,In mosses mixt with violetHer cream-white mule his pastern set:    And fleeter now she skimm’d the plainsThan she whose elfin prancer springsBy night to eery warblings,When all the glimmering moorland rings    With jingling bridle-reins.

As she fled fast thro’ sun and shade,The happy winds upon her play’d,Blowing the ringlet from the braid:She look’d so lovely, as she sway’d    The rein with dainty finger-tips,A man had given all other bliss,And all his worldly worth for this,To waste his whole heart in one kiss    Upon her perfect lips.

ЛАНСЕЛОТ И ГВИНЕВРА

ФРАГМЕНТ

Как дух во власти мук и грез,Смеясь, не унимает слёз,Весна сошла на дол и плёсЛучистым водопадом гроз.    В хрустальном мареве повсюдуИскрились проблески небес;А там, где встал стеною лес,Вяз выделялся меж древес    Оттенком изумруда.

То пеночки звенела трель,То черный дрозд свистал в свирель,То ястреб, намечая цель,Смущал покой лесных земель.    Средь зелени благоуханнойВилась река, мутна, быстра;Каштан поникший счел: пораРаскрыть живые веера    Над юною поляной.

Был ясен день, и молод год,Когда с Гвиневрой ЛанселотВъезжали под зеленый свод,Внимая звонам птичьих нот.    Она — сродни Весне влюбленной:Зеленый шелк окутал стан,Благоухан и златоткан,Зеленый трепетал султан,    Златым кольцом скрепленный.

Тут — плющ тенета протянул,Там — ручеек в траве сверкнул;По мхам, под крон приветный гул,Молочно-белый несся мул:    Летела всадница как птица —Быстрее той, что при лунеМчит на эльфийском скакуне,И звон поводьев в тишине    Над вереском струится.

Вокруг сменялись свет и мгла,Прядь трепетала у чела —И не опишешь, как мила!В точеных пальчиках несла    Уздечку всадница, гарцуя:Всяк согласился бы отдатьБогатство, славу, благодать,За право душу потерять,    В уста ее целуя.

РОБЕРТ БРАУНИНГ

ROBERT BROWNING

РОБЕРТ БРАУНИНГ (7 МАЯ 1812–12 ДЕКАБРЯ 1889)

Английский поэт и драматург, один из наиболее известных поэтов-викторианцев. Родился в Камберуэлле (Лондон), в семье преуспевающего служащего Английского банка. Отец Роберта поощрял интерес детей к литературе и искусству. Браунинг бегло читал уже к пяти годам, к 14-ти овладел французским, греческим, итальянским и латинским языками. В 1835 г. издал монодраму «Парацельс» (Paracelsus). Эта публикация принесла ему коммерческий успех и открыла доступ в литературные круги Лондона; автора заметили У. Вордсворт, Ч. Диккенс, знаменитый к тому времени А. Теннисон.