Евгений Жаринов - Фэнтези и детектив — жанры современной англо-американской беллетристики Страница 23

Создав по существу целую цивилизацию, Урсула Ле Гуин дает некую модель Вселенной, где переплетены различные культуры и различные верования. Но все это многообразие объединено общим всесильным законом, в котором и учитывается великий принцип взаимодополняющих начал, например, как Свет и Тьма, Жизнь и Смерть, и в этой общей системе определяющая роль принадлежит прежде всего человеку. Именно в его душе скрыты огромные резервы, которые могут оказать непосредственное влияние на звезды, на весь космос. И мы видим, как бы ни был сложен и огромен мир, созданный в воображении писательницы, он весь замкнут на человеческое «я» — и в этом, бесспорно, проявляется особый гуманизм творчества Урсулы Ле Гуин.

Однако, как уже было сказано выше, рядом с подлинно художественными произведениями на англо-американском книжном рынке появляются и произведения, преследующие исключительно коммерческий интерес. И в этом смысле, с учетом общей ориентации запада на дальневосточную культуру, начатую еще в конце ХIХ в. философом Шопенгауэром, именно Китай и Япония привлекают наибольший интерес писателей, ориентирующихся в основном на развлечение своих читателей. Здесь мифология Китая не анализируется достаточно глубоко, как это мы видели на примере творчества У. К. Ле Гуин, здесь дальневосточная культура дается лишь как экзотический фон, как некие декорации, используемые писателем лишь для того, чтобы создать определенную необычную атмосферу. Схема таких «фэнтези» оказывается необычайно примитивной: 1) таинственное рождение героя; 2) чаще всего используется двоемирие, например, реалии современной Америки и средневековый или фантастический, легендарный Восток; 3) необходимым всегда является извечное восточное противопоставление сил Света и Тьмы, но это противопоставление не дается в четких нравственных границах, потому что так называемые герои Света совершенно спокойно могут совершать убийства без какого бы то ни было христианского покаяния. Эта нравственная релятивность, с одной стороны, является благодатным поводом для описания всевозможных жестокостей, а, с другой — придает писанию некий эффект философской псевдоглубины, напоминающей чисто романтическую традицию диалектики добра и зла, но только напоминающую, потому что герою подобных книг изначально не присуще страдание; 4) сюжет разворачивается как скрытое единоборство двух высших существ, т. к. таинственное происхождение главного героя чаще всего определяется его тайной родственной связью с каким-нибудь восточным божеством, демоном или драконом; 5) необходимым является и мелодраматический сюжет. Смертная девушка обязательно должна полюбить Светлого полубога, эту девушку в качестве заложницы должен использовать представитель Тьмы. Мелодраматический элемент как правило должен сопровождаться сексуальными сценами. Такова формула успеха, ибо, по Фрейду, насилие и секс должны перемежаться между собой, постоянно привлекая к себе читательское внимание;

6) от схватки светлого и темного героев должна зависеть судьба всего человечества. Предмет их спора обязательно должен быть представлен в качестве той или иной магической вещи, например древнего восточного меча, магических иероглифов и т. д. Но в конце концов все должно разрешиться в пользу Света.

К такому типичному «восточному» «фэнтези» можно отнести и книгу Мак-Эвой «Чай с черным драконом».

Промежуточное положение в этом смысле занимают творение Ласбадера «Ниньзя» и книги на японскую тематику Треваньяна. Двух последних авторов, пожалуй, с большей точностью можно отнести к жанру триллеров. Но дело все в том, что и Ласбадер и Треваньян (роман «Сибуми») стремятся использовать политику и современность лишь как фон, за которым скрывается некий кодекс мистического восточного единоборства, некая тайная война кланов наемных убийц, берущих свои корни еще из средневековой Японии. Так, в книге «Ниньзя» Ласбадера в реалиях современного Нью-Йорка по сути дела разворачивается финальная часть некого средневекового конфликта двух вражеских кланов ниньзя. Здесь присутствует ярко очерченная восточная мифологизация. Конечно дана эта мифологизация чисто внешне, носит характер чистой экзотики, но именно она и привлекает прежде всего автора, а не современная социальная жизнь или психология героев.

В своем романе «Сибуми» Треваньян все повествование выстраивает на базе древней японской игры «Го». Эта игра, описание ее фантастических правил, и становится сюжетным стержнем или строгой схемой романа. Можно сказать, что именно игра «Го» буквально мифологизируется в произведении Треваньяна, через призму правил игры рассматриваются политические интриги Японии конца второй мировой войны, тайные войны спецслужб и т. д. Движение на доске косточек воплощается в виде определенных жизненных ситуаций. У главного героя романа «Сибуми» есть и свой сильный соперник, с которым он и ведет непрекращающийся поединок на протяжении всего романа. «Го» постепенно и становится тем самым магическим предметом, от обладания которым могут зависеть судьбы целого мира. Однако в этих порой увлекательных умозрительных литературных построениях нет и не может быть никакого раскрытия психологии героев. Здесь также нет места для сложных философских проблем бытия. Отсутствует в подобных «фэнтези» и метафоричность повествования, когда за сказочными элементами сюжета автор пытается скрыть некие общечеловеческие проблемы, как это мы видели в тетралогии Ле Гуин.

Воздействие книг-схем носит чисто внешний характер, а релятивность в области нравственных ориентиров заклюзает немалый диструктивный элемент.

Элементы жанра «фэнтези» проникли не только в триллер, но и в «horror». Так, знаменитый и наиболее популярный американский писатель Стивен Кинг, создавая свою замечательную повесть «Обезьянка», которая вошла в сборник «Команда скелетов» (Skeleton Crew, 1985), явно ориентировался на китайскую мифологию. Главным героем этой повести является некая плюшевая обезьянка, которая своей игрой на маленьких тарелочках каждый раз предрекает чью-то смерть. Именно эта обезьянка всю жизнь преследует рассказчика, все время всплывая в самый неподходящий момент из глубин его памяти.

В этой повести С. Кинг попытался дать некий вариант психоанализа своего героя. Комплексы вины, идущие еще из детства, словно определили всю дальнейшую взрослую жизнь Хола. Война с игрушечной обезьянкой как с воплощением вселенского зла становится сюжетным центром повести. Именно столкновения злого и доброго начал и наличие конкретного магического предмета, плюс ясно очерченная мифологема — все это позволяет говорить об очень ярких чертах жанра «фэнтези». Но именно сама плюшевая обезьянка и является той художественной деталью, которая и привязывает все повествование С. Кинга к китайской мифологии. Так, по данным словаря Сирлота, обезьянка является чисто китайским символом, ориентированным на изображение подсознательных импульсов как положительных, так и отрицательных.(8) Подробнее с текстом повести можно ознакомиться в приложении данной книги в переводе автора этой монографии.

Следующей по популярности, пожалуй, можно назвать египетскую мифологию. Скорее своего, авторов, работающих в жанре «фэнтези» здесь привлекает седая древность этой мифологической системы. Получается так, что сама тема призвана придать писаниям некой солидности и фундаментальности, ведь египетская мифология древнее как греко-римской, так и библейской, то есть таких систем легендарных сказаний о богах и героях, которые легли в основу всей западноевропейской цивилизации.

Из современных писателей, работающих в данном направлении, прежде всего следует назвать Роджера Зелазни. Свой роман «Создания света — создания тьмы» (1969) автор подчеркнуто строит на основе сказаний древнего Египта. Правда, назвать это произведение чистым «фэнтези», пожалуй, нельзя. Скорее всего, это «фэнтези» с элементами «киборк-фэнтези», где древние боги выступают в роли своеобразных инженеров, изобретателей новых моделей роботов. При чтении этого романа создается впечатление, будто присутствуешь на выставке авангардной скульптуры, где живые, реальные формы причудливым образом сочетаются с холодными металлическими конструкциями.

Р. Зелазни, бесспорно, нельзя отнести к авторам, пишущим в строгих схематических рамках. Нет, перед нами подлинный художник слова, но тяготеющий не к так называемому магическому реализму как к универсальному явлению во всей современной литературе, а скорее к традициям литературы американского модернизма, когда в каждой фразе создается некое свое лингвистическое пространство, своя модель вселенной, которая преподносится автором с интонацией черного юмора. Именно этот юмор является наиболее яркой стилистической особенностью писателя, которая и позволяет хоть в какой-то мере поставить творчество Р. Зелазни в контекст творчества американских модернистов, например Т. Пинчона («Радуга гравитации»). У читателя может создаться впечатление, что Р. Зелазни в большей мере склонен к так называемой самоиронии, которая и не позволяет уж слишком увлечься, порою достаточно громоздким, мифотворчеством. Как отмечал другой известный американский писатель и теоретик жанра «фэнтези» и научной фантастики, Харлан Эллисон, «подобным чувством юмора, надо полагать, обладал Торквемада…»(9)