Коллектив авторов - Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина Страница 3

Помню, что не такой! Мне показалось, что к нам приближается индианка или персиянка, так смугла она была. Чуть пухловатое, смугло-темное лицо ее озарялось блеском зубов. Сильно заметен был синевато-фиолетовый пушок над верхней губой, сгущавшийся к уголкам припухших губ. Глядела она, приближаясь, на меня. Я, не отрывая взгляда от ее персидского лица, стал почему-то подниматься ей навстречу».

Ирина Ивановна два года назад приехала к своему мужу-зеку, устроилась учительницей в колонию, чтобы быть к нему поближе. Но того убило сорвавшейся балкой. А она осталась.

Вообще, выбор сюжетов рассказов Алешкина может подавить своей суровой прямолинейной направленностью. Сами же эти создания писателя оказываются насыщенными большой лирико-драматической силой, чистотой нравственного чувства, заключенного в них, глубиной и значительностью высказанных идей. Здесь важно не только что, но и как это что воссоздается автором в художественной системе его произведений.

История любви одинокой несчастливой учительницы и тамбовского паренька очень чиста. Да, наверное, это тысячная история первой любви в русской литературе. Но она написана именно Алешкиным, и это видно сразу. Здесь почти нет лирических отступлений, но вдруг прорвется, и понятно, что от самого сердца:

«Я всегда любил людей, не абстрактное человечество, а конкретных людей, тех, с кем меня сталкивала жизнь, даже в лагере. И люди отвечали мне тем же. Конечно, бывало, и я невольно обижал близких, и меня обижали, получал и я неожиданные тумаки, но мне всегда казалось. что это от непонимания меня, моих поступков. Я никогда долго не сердился на обидчиков, не старался отомстить, верил: жизнь сама расставит все на свои места».

Истории о первой любви обычно кончаются грустно. Эта тоже не исключение. Вообще, вся наша жизнь грустна. И это в книгах Алешкина пробивается постоянно.

Ко многим его произведениям подходят слова Достоевского: «Невольно приходит в голову одна чрезвычайно забавная, но невыносимо грустная мысль: «Ну, что, если человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтобы только посмотреть: уживется ли подобное существо на земле или нет?»

Алешкин хотел бы найти залог духовного обновления человечества в прекрасном, утвердить исконное стремление к правде и красоте. Но прекрасная мечта паренька Белого оказывается разрушенной. Было бы, однако, неправильным видеть смысл этого талантливого рассказа лишь в изображении гибнущих иллюзий. В рассказе есть положительное начало, оно заключается в утверждении подлинно человеческих качеств, которые, как бы трагически ни складывались судьбы, все-таки являются самым главным и ценным на земле. Подлинная красота – это красота душевная, говорит писатель.

Рассказы «Телушка» и «Половодье» – из ранних.

Видно, какое значение художественной детали придавал Алешкин уже тогда.

«В прокуренной теплушке было прохладно и по-осеннему сыро. Пыльная лампочка тускло освещала некрашеный с отбитым углом стол у окна, пол, доски которого не были видны из-за грязи, натасканной утром мужиками, печь-голландку с облупленным боком, старые плакаты, прибитые к стене гвоздями».

Характерное свойство детали у Алешкина, чрезвычайно важное для жанра рассказа, заключается в том, что она способна передать уму и сердцу гораздо больше, чем голая словесно-смысловая ткань фразы, выражающей эту деталь.

Сторож Тимошка мучается, когда наглый завфермой уводит ночью неучтенную телушку.

Он знает, что ему могут не поверить и что наверняка неприятностей наживет, но – решается на правду. Ибо правда – высшее состояние человека. Тимошка, конечно, этого объяснить не может. Но он это понимает всей своей жизнью.

Рассказ «Половодье» о прощании с отчим домом. Вроде бы ничего особенного не происходит. Деревенские ребята на речке раскалывают льдины, гоняют гусей. Но все это, обычное, для Мишки в последний раз. Семья уезжает. За призрачным счастьем, а на самом деле за такой же убогой жизнью. У Паустовского я как-то прочитал: «Ожидание счастливых дней бывает иногда гораздо лучше этих самих дней». Этот паводок не принесет чудес, он лишь повлечет семью за собой, мимо темных изб и грязных берегов.

«Возле калитки тарахтел трактор. На прицепе стоял шифоньер и были в беспорядке навалены узлы, стулья. Торчали ножки стола. В зеркале шифоньера отражались крыша избы, кусок неба и белые растрепанные облака.

Отец заколачивал окна. Изба от этого становилась чужой, нежилой, похожей на другие покинутые избы деревни». То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности, лишь совокупностью учиненных ими глупостей.

Некоторые ранние рассказы, например «Случайная встреча», кажутся скомканными. Конечно, выручает общее лирическое настроение рассказа. И еще вдруг дохнувшая теплотой подмеченная художественная деталь, вроде – «я представил, как она поправляет одеяло вначале у сына, он поменьше, потом у дочери. Все матери делают это одинаково».

Рассказ «Славик Захаров» написан в 1972 году и явно перекликается с деревенскими рассказами Шукшина. Сельский шофер, «чудик», женится на городской, и никак эти два мира не могут состыковаться. И дело даже не в том, что она городская, просто она другая по восприятию мира, по отношению к жизни.

Давайте подумаем: а обаятельный лихой и сердечный парень Славик – прав ли он? Ну да, можно носиться с молодой женой на машине, можно не думать, чем кормить кур, можно пропивать зарплату. А можно, как молодая жена, вязать пуховые платки на продажу, торговать сахаром и, кстати, еще и лечить людей.

Славик Захаров ведь люмпенизированный человек. У Алешкина они часто встречаются. Потребность внимательно такого человека рассмотреть, понять и проанализировать стимулы его действий, психологию его поступков тесно связана с поисками социального, нравственного. Это потом с полнотой проявится в романах «Лимитчики», «Я – убийца».

А началось это, вероятно, с рассказа «Киселев». Русский характер… Основы души и поведения. Зубоскал и охальник плотник Киселев на поверку оказывается душевно тонким человеком.

Кстати, строгость формы – особая черта некоторых ранних рассказов Алешкина. «Киселев» полностью подпадает под это краткое определение новеллы, данное Гете: «Одно необычайное происшествие». Не чувствуешь у автора книжной выучки, – его художественный язык самобытен, вне книжной культуры 70-х. Хотя наверняка философски-нравственный фундамент творчества Петра Алешкина заложен именно в 70-х годах. Я думаю, Алешкин рано понял, что в прозе, как и в поэзии, где все очарование заключается нередко именно в характере воплощения образной мысли – переживания, – нельзя говорить, отвлекаясь от самой этой системы, дающей жизнь авторскому замыслу.

Еще один рассказ о несчастливой любви, написанный в 1982 году. «Милочка и гвоздодер». Но здесь нет той трагической ноты, звучавшей в «Славике Захарове», например.

Первая деревенская любовь Светы и Кости прекращена не трагическими обстоятельствами, не каким-то неожиданным случаем, даже не разностью характеров.

Старшая сестра Светы, ставшая певицей в областном городе, и повидавшая уже закулисную жизнь «искусства», размышляет вслух: «Вот ты про мать говорила, счастлива ли она? Да, таскала она свеклу из морозной земли, жарилась в поле, не имела вот такой квартиры, но она счастливей меня, счастливей! Я вот над Костей твоим подсмеиваюсь, ты думаешь, потому что он плотник, работяга! На сцену не выпархивает, как я… А я, может, ему завидую! Ты вот оправдывать его начала, мол, в институт поступит. Да разве счастье в институте? Он и без института счастлив будет».

И действительно, честный положительный Костик оборачивается пресным и просто неинтересным человеком. Даже сразу не понимаешь, как и когда это произошло. Вот настоящее мастерство прозаика! И пускай бежит от Костика Света, если ей так уж хочется, «на стезю порока».

В конце рассказа понимаешь, что и любви никакой не было. Один шел по начертанной ему общественной системой дороге, по ее прямой и тоскливой колее. Другая шагнула за обочину, но по сути – это иллюзорность необычного пути, это все та же колея.

Сам Петр Алешкин постоянно колобродил по начертанному ему пути вдоль и поперек, пока наконец не пошел прямиком по зеленой траве свободы. И дело не в том, что он стал известным писателем, секретарем Союза писателей и лучшим издателем в России. Он стал самим собой. Он стал человеком, которому никто больше не навяжет свой путь.

Недаром, то ярче, то затухая, через все его творчество сквозит тема ухода. Та самая больная тема, к которой в конце жизни пришли Толстой и Чехов.

А теперь он оборачивается назад – там его родная Масловка, из которой Алешкин когда-то ушел. Он вернется туда обратно, но для этого нужно было пройти через унижения, предательства, нищету и деньги. Через любовь и ненависть. Через лицемерие лжедрузей. Он вернется туда своим – не советским барином как Абрамов и Проскурин, а кровным братом этих людей.