Коллектив авторов - Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина Страница 4

А теперь он оборачивается назад – там его родная Масловка, из которой Алешкин когда-то ушел. Он вернется туда обратно, но для этого нужно было пройти через унижения, предательства, нищету и деньги. Через любовь и ненависть. Через лицемерие лжедрузей. Он вернется туда своим – не советским барином как Абрамов и Проскурин, а кровным братом этих людей.

В искусстве, в литературе, как в жизни, ничто не может зародиться самопроизвольно – все растет из своей почвы, из своего корня. Если меня удивляет какое-нибудь полотно живописца, я хочу знать, что было сделано мастером раньше, как он учился, как он писал, прежде чем создал удивительное полотно. И если я сегодня не могу оторваться от иных страниц Алешкина, я спрашиваю себя: из каких зерен выросло его искусство?

Детские и юношеские впечатления во многом создают основу писательской личности.

В рассказе «Шутов палец» это хорошо видно. Опять звучит тема ухода, на этот раз ухода в свое детство, с пониманием невозможности это детство вернуть. Но «где бы я ни был, кем бы я ни стал, солнечные дни моего детства будут всегда со мной…»

Наверное внукам Арбата показалась бы дикой тоска по одноногому неграмотному инвалиду Саньке Туману.

Можно, конечно, любить арбатские переулки и с любовью всю жизнь вспоминать гуманитарный корпус МГУ, но чтобы любить черные весенние овраги с одинокими осинами – для этого нужно быть Алешкиным.

И еще, очень хорошая психологичная школа видна в рассказе – бунинская. Мне, например, очень нравится такой кусочек:

«Я знал, что тетя Настя обязательно зайдет к нам, когда узнает, что я приехал. Зайдет и начнет выспрашивать у меня, как я живу, как учусь и понимает ли меня моя жена. И при этом она будет вздыхать, скрестив руки на груди и чуть-чуть покачивая головой. Потом начнет рассказывать про свою дочь Лиду, рассказывать с грустью, печальным голосом, словно жизнь дочери сложилась неудачно. Но я-то знал, что Лида живет хорошо, работает учительницей в одной из деревень района. У нее двое детей и спокойный молчаливый муж.

Но тетя Настя твердо уверена, что Лида могла быть счастлива только со мной, а раз ничего не получилось, значит, и жизнь у нас должна быть несчастливой. Я чувствовал, что и мне она не верит, когда я рассказываю о своей семейной жизни».

Деревенская жизнь и вообще психология деревни требуют особого понимания.

И, между прочим, нисколько не кажется чрезмерно сентиментальной сцена с молодой осинкой. Эта сцена символична – означает нерушимую связь с малой родиной.

Из последних рассказов: «Первая любовь – первый срок».

Герой этого рассказа свой лагерный срок получил из-за любви. Глупая ревность, глупая драка. А вообще-то этот рассказ об извечном поиске идеала, которого, может быть, и нет. У Алешкина почти в каждом произведении – сожаление. Сожаление о какой-то иной жизни, о неудавшейся любви. Сожаление к человеческой подлости и низости.

Глубина постижения времени и вечности доказывается и проверяется поведением художника – его книгами, словом, гражданской позицией. Писатель, как и прочие люди, подвергается проверке на человечность, на подлинность социального и гуманного самосознания. В такие минуты происходит или утверждение, победа духа или разрушение его. Петр Алешкин по своему духовному самосознанию – утверждатель добра.

Невыносимо трогателен рассказ «Скоро свидимся». Когда я его впервые прочитал, слезы навернулись.

Это снова о трагической невозможности изменить свой путь, свою жизнь. Всю эту свою жизнь человек любит женщину, с которой соединиться не может. Уже и дети пошли, и внуки, а любовь живет, не гаснет.

«Когда их дети и внуки помянули родных, по традиции покатали на их могилах яйца и разбрелись по кладбищу, ушли к могилам друзей и дальних родственников, они остались с Марусей вдвоем. Старик сказал ей тихо, указывая на край ограды возле холмика могилы ее мужа:

– Ты, должно, тут ляжешь?

– Тута, больше негде…

– А я здесь, – указал старик на место рядом, только по другую сторону оградки. – Выходит мы хоть тут будем лежать рядышком… неразлучны…

– Ох, дед, ты опять за свое, опять вспомнил? – засмеялась она, и почудились нотки, которые он слышал в ее смехе той лунной весенней ночью больше шестидесяти лет назад.

Я не забывал никогда! – ответил он и добавил с тоской:

– Пропала жизнь!

– Чей-то пропала? Дети, вон, смотри какие у нас хорошие… Вырастили… Внуков повидали, понянчили… А ты говоришь, пропала…

Сказала и заплакала вдруг горько, неостановимо, так, что ему пришлось успокаивать ее, прижимая к своей груди и поглаживая по худой сутулой спине».

У каждого человека есть, пожалуй, ощущение вины за какие-то совершенные в жизни поступки. Даже не вины, а скорее стыда. Рассказ «Прости, брат!» – об этом. Петр, вернувшись из армии, пережидающий время до поступления в институт, и весьма скептически относящийся к женщинам; его брат Валера – более духовно чистый человек (образ, впрочем, не очень очерчен); практикантка-учительница Валентина.

Только спустя годы оценит искреннюю любовь Валентины к нему Петр. То, что далось ему в руки просто, могло бы составить счастье его брату. От Валентины, правда, ничего не убыло – замужем, все хорошо. Собственно. и трагедии никакой нет. Разошлись по своим дорогам.

Но здесь опять звучит мелодия другой жизни. Все могло бы случиться не так. И невысказанное: а счастливо ли будет это не так?

Хорошо, что в рассказе нет никакого морализаторства. В основном он построен на эмоциях. Вторым планом проходит деревенская жизнь, и на этом фоне острота морального звучания еще сильнее.

Рассказ «Ада» – о разочаровании в любви. Женщины имеют только одно средство делать нас счастливыми и тридцать тысяч средств – составлять наше несчастье.

Молоденький солдатик влюбляется в капитанскую дочку, но в отличии от пушкинской Маши Мироновой она оказывается с двойным дном. Говоря с нашим героем о стихах и целомудренно гуляя с ним во ржи, она тем временем озверело трахается с полуграмотным сержантом, да и, похоже, не только с ним. Очень ярко, с мужским вкусом, выписан образ Ады. Сильно полыхает авторским осуждением, а его-то как раз, может быть, и не нужно. Рассказ только бы выиграл. Мало ли что, может она нимфоманка. Встречались мне такие. И неплохие они девушки, в общем-то, были.

Ну а говоря в целом, прозе П. Алешкина свойственна особая плотность художественной ткани. Иногда в ней чувствуется некоторая перенапряженность. Писатель рисует самую обычную реальность, но вносит в свой рисунок присущее ему ощущение объема, захватывающее и бытовую историю, и некое мыслимое, протекающее в неведомом будущем ее продолжение. Особая смысловая нагрузка, ложащаяся на образы его прозы, временами ощущается как избыточный вес. Герои П. Алешкина не просто живут, как это свойственно людям, а, так сказать, совершают жизнь. Это издержки творческого метода писателя, стремящегося предельно насытить образ мыслью и чувством, придать ему глубокий и неоспоримый смысл духовного события среди случайностей жизни.

Искусство Алешкина в том и заключается, что конкретное изображение жизни, эпизоды повествования, сменяющие друг друга, всегда представляют собой у него скрытую в этом изображении внутреннюю систему экспрессивных, эмоционально-смысловых оттенков, воплощающих в себе движение идеи произведения. В каждом своем элементе эта художественная система лишена случайностей, и самой логикой развития внутренней формы (связей, сцеплений, разработки чувства) приводит читателя именно к такому восприятию, к такому переживанию высказанного в этой форме авторского чувства, которых и хотелось добиться автору.

Роман «Заросли». Снова тема ухода, тема другой жизни.

«Книги Ванек читать любил, но ни в одной из них не встретил такой деревенской жизни, какую видел вокруг себя, какой жил сам. Где-то была иная, радостная жизнь без больших забот и тревог. На родной земле ее не было, а познать хотелось».

Ваня Егоркин, деревенский парень, которому год до армии, едет в Москву, где учится его сестра, и поступает рабочим на машиностроительный завод. Живет в общежитии, где народ разный – Ванек и в конфликт в первый день вступает.

С непривычки работа на конвейере тяжела, и даже очень.

Правда, есть и свои маленькие радости. «Ванек ополоснулся в душевой и, чувствуя во всем теле приятное томление, поднялся на второй этаж. Ему понравилось мыться после работы. Входишь в душевую усталый, раздеваешься медленно, рассеянно слушая, как переговариваются рабочие. Постоишь под сильными струями прохладной воды. потом вымоешься, и приятно так становится. Ноги расслабляются. Руки отдыхают. Хорошо! Не то что в деревне в корыте мыться. В Масловке, да и во всех деревнях вокруг, не строили бань. Общие, колхозные, были только в крупных селах, и мылись ее жители в обыкновенных корытах».