Яков Цукерник - Три комиссара детской литературы Страница 7

Между прочим, была испорчена и боевая песня «командосов» — был искалечен ритм и вместо боевого напева получилось распевание. Натиск штурмующих небо боевых колонн сменился этаким раскачиванием на качелях:

  …впе — рёд, то — ва — ри-щи, дру — зья впе — рёд…

вместо бывшего изначально

  …вперёд, командосы, командосы вперёд…

Но только этими потерями и отделался в данном случае Кассиль. Гайдару пришлось куда хуже. Ведь он, начиная повесть «Дункан и его команда», имел неосторожность показать наброски Ангелинам Никитичнам из Детгиза.

Подробности читайте в книге Камова «Гайдар» в ЖЗЛ. Видимо, заряд, вкладываемый Гайдаром в Дункана, был на пару порядков выше, чем оказался в Тимуре, — такую бурную деятельность развили эти неведомые нам, к сожалению, деятели. Жаль, что неведомые — если живы, то заслуживают возмездия. Тут сроков давности нет, как и в отношении гитлеровцев… В итоге их закулисной деятельности Гайдару пришлось менять не только замысел, но и жанр. Сперва появился сценарий фильма «Тимур и его команда», а потом по сценарию была написана повесть. Для Гайдара, о состоянии здоровья которого сказано выше, доведение в этих условиях до конца хотя бы «тимуровского варианта» было подвигом вдвойне. Но чего мы лишились с нерождённым Дунканом! Да будут прокляты Ангелины Никитичны всех рангов и во все времена и да будут они подвергаться во все времена именно физическому уничтожению — о необходимости таких акций будет сказано особо.

Но пока что оставим их в покое. Рассмотрим лучше схему затонской организации «командосов». Сначала в пионерском лагере Гай затеял игру в пионеров-мастеров. Слово «мастер» в стране рабочих и крестьян было уважаемым. Тамара Григорьевна Габбе в 1943 году написала живущую и поныне пьесу «Город мастеров или сказка о двух горбунах», так что Кассиль вполне мог от этого факта отталкиваться, начиная замысел Гая с этого сугубо мирного и творческого термина. Каждый участник игры должен был отличиться в каком-либо полезном деле. Звание мастера после многих увлекательных испытаний и таинственных приключений, которые нарочно подстраивал Гай, давалось самым верным, храбрейшим и искуснейшим. Потом, когда готовились к общелагерному костру, придумали легенду… Потом, уже в доме пионеров, в игру вовлекались и другие пионеры. Каждому отводилось соответственно его вкусам и наклонностям место в Синегории. То хорошее, что делал пионер в жизни, по-своему определяло его роль и положение у Лазоревых гор; новую, тайную биографию его придумывали сообща у костра.

И славные, добрые, полезные дела, которые совершал каждый участник игры в жизни, заносились в летописи Синегории соответствующим образом и сказочным шифром… И всегда в их делах побеждали отвага, верность и труд.

Это стало девизом «командосов», их паролем при встрече: «Отвага и верность» — «Труд и победа»… В тайное братство «командосов» принимали и сборщиков металлолома, и тимуровцев, и юннатов, и музыкантов, и шахматистов — это был куда более широкий охват, чем у Гайдара.

И все они — вместе, и все помогают друг другу, сограждане страны, где люди в ту пору рождались, «чтоб сказку сделать былью». Это не производственное и не возрастное, а территориальное деление. Они мысленно создали целую страну — идею страны — и их организация кажется им материальным отражением этой идеи, хотя фактически является отражением славной действительности. Пока ещё действительно славной…. Но не только! Она ещё и «зеркало Амальгамы», делающее людей красивее, добрее, отважнее.

Это развитие мечты маленького Лёльки Кассиля о стране, где «у всех сахар, мускулы — во! и вшей нет», уточнённое чекистом, к которому попали братишки Кассили со своими «тайными швамбранскими документами»: «надо самим эту страну строить, а мечта — для сверки достигнутого с желаемым».

Создатель философской системы идеализма Платон счёл бы их, возможно, своими учениками, но он ошибся бы. Рост количества приводит к скачку в качестве. Рано повзрослел Капка Бутырёв, фамилия которого идёт от понятия «бутырь», «живущий наособицу», а из таких «бутырей» именно вожди, атаманы, коноводы выходили. На него свалилась максимальная в сравнении с товарищами нагрузка, но, отойдя от игры, чуть было не уйдя с поста командора, он яростно обрывает Валерку, заикнувшегося было, что «мы так играем»: «Это, может быть, ты играешь, а я, например, лично не играю, а действую так». Вот это и есть великое кассилевское открытие, развивающее идею Гайдара, — подобно тому, как на славной стройке Ферганского канала было развито Кенджибаевым и Хасановым Дусматовское движение (очень советую прочесть роман Бирюкова «Воды Нарына» об этих событиях). Ведь охватывающая изначально целый возрастной слой и всё время пополняемая подрастающими ребятишками, охватывающая данный населённый пункт и имеющая связь с коллегами в соседних селениях, втягивающая в себя элиту подрастающего поколения и подтягивающая к себе всех остальных, энергично гасящая зло во всех его видах и на всех фронтах данного селения, активно излучающая добро организация может при определённых условиях сделать данное селение коммуной в полном смысле слова. А если бы движение «командосов» распространилось по всей стране? Тогда это было бы возрождением вырубленной под корень советской дубравы за счёт молодой поросли, возрождением советского этноса, претерпевшего надлом в дни «термидора», понесшего невозвратимые потери в дни войны и почти добитого в 1948–1952 годах. Но на это сейчас, в начале 1980-х годов, можно надеяться. А тогда оно не распространилось — не дали. В 1948–1952 годах не до того было гайдаровцам и тимуровцам, кассилевцам и «командосам». Кассиля очень хотелось кое-кому отправить вслед за братом Оськой — из арестованных пытались выколотить компромат на него, но люди выстояли и он уцелел. Все позднейшие книги Кассиля — не КОМИССАРСКИЕ. Он писал о Володе Дубинине и Коле Дмитриеве, писал «Ход белой королевы», «Чашу гладиатора», «Про жизнь совсем хорошую», «Будьте готовы, ваше высочество!» и кое-что ещё, вёл огромную литературную и общественную работу, но проблемы детской организации уже не разрабатывал — не потому, что не нужно было, а потому, что не давали и было ясно, что и не дадут. А что он видел беду, с которой кому-то придётся схватиться, — сомнений нет. Достаточно прочесть в его посмертно опубликованных в журнале «Знамя» (1972, N 3–4) дневниках под 1962 годом такие строки:

«…Детская наша литература сейчас будет своим звучанием и образно-тоновой структурой всё более расходиться с литературой общей, литературой для взрослых. И это плохо для той, и для другой. Дело в том, что ясность, новизна и сила идеалов, в чём-то уже достижимых, питали долгие годы всю нашу литературу. В лучших книгах, романах, поэмах — от Неверова до Катаева, от Серафимовича до Фадеева, от А.Толстого до Бабеля, от Маяковского до Маршака и Гайдара жила эта священная, не боявшаяся прямолинейности ясность. Эпос (а он присутствовал почти во всех лучших вещах революционной литературы) создавал и укреплял единство детской и „взрослой“ литератур. А сейчас уже у читающей молодёжи и у ребят вкусы, требования, интересы заметно расходятся. Первым подавай Ю.Казакова, Кафку, Хикмета, театр „Современник“, „Иваново детство“, А вторым ещё (! — Я.Ц.) интересен Гайдар… Подтекста ребята почти не улавливают, если только не обыгрывать его, скажем, в диалоге, как словесную увёртку, а в авторской речи, допустим, вводить, как иронический намёк. А у молодёжи ныне неудержимая тяга к осложнённому подтексту в искусстве, неприязнь ко всему громогласному… впрямую сказанному. Ирония, умолчание, неясность ассоциаций, остранение, диковинный раккурс, авторская позиция впотай, странности ситуации — вот к чему влечёт сегодня молодёжь…» (№ 4, стр. 188).

Имеющий голову — да соображает, какие причины сделали такой нашу молодёжь, почему целое поколение перестало верить словам, а стало верить намёкам, иной раз столь неясным, что и автор, видимо, сам не объяснит, что он хотел сказать, — например, зачем Тарковскому при экранизации богомоловского «Иванова детства» потребовалось показывать лошадей, разгрызающих выброшенные морем на берег яблоки…

С тех пор надолго исчезли КОМИССАРЫ в детской литературе. Были книги, отмечавшие нарастание отрицательных явлений в нашей школе, в лагерях, в пионерских и комсомольских организациях, вообще в мире детей. Были в тех книгах положительные герои, отважно боровшиеся со злом и даже иной раз заставлявшие его отступить не на шаг, а даже за кулисы. Имею в виду не столько ДЕТСКУЮ литературу, сколько литературу О ДЕТЯХ, хотя бы изданную в Детгизе. Но был анализ яда, а рецептов противоядия не было. Мало того, целый ряд таких книг выходил с запозданием и был маханием кулаками после драки — к примеру, великолепная книга Любови Рафаиловны Кабо «В трудном походе» (М.1957), которую, как рассказал мне заместитель ректора МГУ Бухвалов, даже использовали в пединститутах как учебное пособие, ставя, следовательно, в один ряд с «Педагогической поэмой». Но — уже задним числом обрушивалась она на раздельное обучение и словесное воспитание, во-первых, а во-вторых главного героя её, доказавшего в райкоме партии свою правоту и — очковтирательство, ничтожность, вредность для дела воспитания молодого поколения директора школы и инспектора РОНО, — хотя и удостоили многих хороших слов, но из школы убрали, а тех — оставили. Всё же — лучше поздно, чем никогда, дабы впредь не оставались непонятыми Чечевичные и Чулковы, вполне достойные разборов на уроках педагогики в институтах наряду с Брегелями и «товарищами Зоями», Шариными и Чайкиными, Ангелинами Никитичнами и Николаями Антонычами Татариновыми. Надо сверх того учесть, что их дела оставили чёрный след, ибо искалеченные ими умственно и морально люди сами стали калечить других, а для борьбы с последствиями надо знать в полную меру причины этих последствий, длительность влияния этих причин и степень их исчезновения или отступления в укрытие. Деятельность упомянутых персонажей и их выучеников отнюдь не прекратилась — как и всякие вирусы, они обладают огромной приспособляемостью. Если гоголевские чиновники из «Мёртвых душ» сумели в мгновение ока стать такими страшными гонителями неправды, что в кратчайший срок у каждого образовалось по нескольку тысяч капиталу, если, как уже отмечалось, Варвара Викторовна Брегель стала наставлять ученика затравленного ею Макаренко, как должно выглядеть учение Макаренко с её вельможной точки зрения, то взамен с трудом ликвидированного раздельного обучения и словесного воспитания «бессмертные» из АПН преподнесли советскому народу «Всеобуч» в нынешней его форме, «кабинетную систему», постоянную ломку программ, кастрацию учебников истории и многое другое — во всех абсолютно гранях кристалла обучения и воспитания подрастающих поколений. Очень стоит прочитать и рассмотреть с данной точки зрения трилогию М. Ланского «Приключение без путешествий» — «Когда в сердце тревога» — «Трудный поиск», дилогию Г. Матвеева «Семнадцатилетние» — «Новый директор», роман В. М. Мухиной-Петринской «Корабли Санди» (М., Детская литература,1966) или сборник В.Тендрякова «Расплата». Я уже объяснял, чем художественное произведение предпочтительнее и доказательнее газетной статьи…