Борис Дубин - Очерки по социологии культуры Страница 8
- Категория: Документальные книги / Критика
- Автор: Борис Дубин
- Год выпуска: -
- ISBN: -
- Издательство: -
- Страниц: 22
- Добавлено: 2019-02-22 11:34:18
Борис Дубин - Очерки по социологии культуры краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Борис Дубин - Очерки по социологии культуры» бесплатно полную версию:Сборник статей социолога культуры, литературного критика и переводчика Б.В. Дубина (1946–2014) содержит наиболее яркие его работы. Автор рассматривает такие актуальные темы, как соотношение классики, массовой словесности и авангарда, литература как социальный институт (книгоиздание, библиотеки, премии, цензура и т. д.), «формульная» литература (исторический роман, боевик, фантастика, любовный роман), биография как литературная конструкция, идеология литературы, различные коммуникационные системы (телевидение, театр, музей, слухи, спорт) и т. д.
Борис Дубин - Очерки по социологии культуры читать онлайн бесплатно
Договоримся, что взаимодействие этих уровней – их независимость и связь – обеспечивают особые культурные устройства, коммуникативные посредники, причем в соответствии с уровнем и характером взаимодействия посредники эти разнятся. Исторически сложилось так (по крайней мере на Западе), что уровень социального целого обслуживают оперативные средства массовой коммуникации (радио, телевидение, из печатных средств – ежедневная газета); журнал консолидирует институты и группы, вместе с тем вынося их идеи и ценности на общий суд и обеспечивая этим межгрупповое и межинституциональное взаимодействие; построение наиболее сложного целого – самостоятельного и ответственного индивида – прерогатива книги, приобщающей к самым глубоким или, иначе говоря, долговременным значениям, образцам и традициям.
Чем шире охват тем или иным коммуникативным средством, тем жестче набор передаваемых им смыслов, но тем они настоятельней, императивней; у´же, соответственно, и репертуар каналов вещания данным способом. Чем индивидуальней, напротив, пользование данным источником, тем богаче набор передаваемых по нему сообщений и тем насыщеннее соответственный уровень культурной памяти, тем она развитей и сложнее, тем, наконец, обобщенней и отвлеченней (идеальней) передаваемая информация. Полюс широты – газеты, полюс разнообразия – книги; ритм воспроизводства и обновления газетного образа мира – дни (недели), журнала – месяцы, книги – годы (поколения). Для полного цикла признания книги (автора) у нас и требуется срок активной жизни одного поколения – пятнадцать – двадцать лет. Радио- и телеинформация по широте охвата сопоставима с газетной, выигрывая, пожалуй, лишь по двум значимым характеристикам – оперативности (одновременности с событием) и наглядности (настоятельности и общепонятности, непосредственности содержания).
Итак, через динамику взаимоотношений между коммуникативными средствами (установление доминанты), с одной стороны, и их аудиториями (признание социальной эффективности), с другой, можно увидеть процессы формирования, ускорения и распада общественных групп, социальных институтов, культурных систем, прослеживая темпы и траектории распространения и усвоения тех или иных смысловых образцов, селекции и обобщения традиций. Это, собственно, целый проект социологии, понятой как социология культуры. Попытаемся увязать лишь несколько линий развития нашего общества и одновременно его книжной (печатной) культуры в некую достаточно наглядную и схватываемую мыслью картину.
От динамичного общества к управляемой массеВ принципе можно установить некое идеальное соотношение количества газетных, журнальных и книжных названий, которым характеризуется нормальная развитая издательская система – обеспечивается динамика общественных инициатив и глубина культурных традиций, структура и объем памяти. Наименьшим разнообразием (и наибольшим тиражом) отличаются газеты, в несколько раз шире – журналы, на порядок выше число издаваемых книг. Так, до революции у нас в стране ежегодно выходило в среднем около 800 газет, 1500 журналов и 26 000 книг (соотношение 1: 2: 33). В середине 80-х это соотношение приняло вид 1: 6: 55. Иначе говоря, втрое увеличилось разнообразие предлагаемых книг, осталось на месте предложение журналов и более чем вдесятеро выросло число книг. (На Западе, скажем в ФРГ, пропорции близки к нашим дореволюционным; видимо, такое соотношение индивидуального, группового и массового оптимально для сбалансированного и динамично развивающегося общества.) Если к этому прибавить, что опережающим в книгоиздательстве было отнюдь не увеличение количества названий, а рост объемов книги и ее тиражей, то вывод напрашивается однозначный: работа огосударствленной системы книгоиздания, сосредоточенной на приобщении к сложившемуся набору образцов, по смыслу своему – консервативна. Групповое разнообразие общества последовательно подавляется, вытесняясь ведомственным дроблением. Газеты же задают общее единство мнений как через одновременные тиражи, так и с помощью единообразной и всеобщей программы, диктуемой десяткам и сотням изданий – краевым, областным, районным и так далее – из центра и спечатываемой с исходной матрицы (скажем, «Правды», тассовского пакета).
Иного трудно было бы ждать. Внешнее содержание социального процесса, определившего жизнь трех последних поколений нашего общества, ограничивалось форсированным и неотменимым приобщением всех к исполнению централизованного проекта, сулившего повальное изобилие и незакатное счастье. Этот проект служил единственным источником легитимации складывающейся системы властей и привилегий, с одной стороны, и повседневных лишений и немого приспособления – с другой. Регулирование этого процесса, управление его потоками, фиксирование темпов и порядка действий, обеспечение воспроизводства необходимых ресурсов контингента, его мотивационных запасов велись усилиями разрастающейся административной системы, опиравшейся на директивное планирование и централизованное распределение, с одной стороны, и массированную индоктринацию – с другой. Само существование любого из звеньев всей системы («позволение жить») гарантировалось только ее властным центром; поэтому лояльность индивида по отношению к малому коллективу выступала механизмом контроля за индивидом, обеспечивая этим и сохранность самого коллектива: он был и узлом в системе производства и накопления ресурсов всего целого, и звеном в цепи обработки «человеческого материала».
Эта «классическая» для 1930–1950-х гг. модель советского общества предусматривала жесткую сегрегацию «своего» и «чужого»: областью санкций охватывались отношения с «врагами» (эту квалификацию могли получить в принципе любые самостоятельные инициативы индивида или группы), резервом же системы выступала сфера, выражаясь армейским языком, личного времени, семейный быт. В городах он гнездился во дворах и на кухнях слободских бараков и поселковых коммуналок, где коммуникативными посредниками служили уже устные формы типа слухов (сплетни, байки, анекдоты…). Вокруг простирались разнообразные локусы и топосы большого общества производства и воспитания: глазом и ухом его смотрелась газета на уличном щите, тарелка громкоговорителя в доме. Пунктами соединения масс с собою и центром были клуб, школа, массовая библиотека. Отметим, что никогда позже ни один из этих институтов не имел прежней, до- и послевоенной авторитетности, как никогда потом так не сплачивали страну в одно символы ее разыгранных побед – спортсмены и киноактеры (поздней это делали первые космонавты).
Групповой уровень общественной жизни фактически отсутствовал. Тиражи журналов (за исключением, скажем, «Огонька», «Вокруг света» и «Роман-газеты») в 30–50-е гг. исчисляются тысячами, много – десятками тысяч, количество же их мизерно, а динамика – незначительна. Даже в сравнении с 20-ми гг. ситуация с журналами заметно ухудшилась: из изданий, начавших выходить в советское время, стали издаваться в 1922–1935 гг. более двух пятых, за следующее пятнадцатилетие – почти втрое меньше (соответственно 49 и 17 журналов). А в наиболее динамичный начальный период всего лишь за три года – 1922–1925 – появился 21 крупный новый журнал.
Главной формой приобщения к печатному слову становится массовая библиотека. Характерно, что до Первой мировой войны к такого рода единообразным по составу литературы и воспитательным функциям относилось лишь 18 % всех библиотек, тогда как к 80-м годам – 85 % библиотек и две трети библиотечных фондов.
Обособление и консервация: подавленные формы динамикиВместе с тем установившийся «витринный» порядок, глашатаи которого неустанно подчеркивали привлекательность будущего и момент движения к цели, исключал реальную возможность развития, поскольку парализовывал любую несанкционированную инициативу. Но это и подрывало его изнутри. Самое важное здесь – постепенный переход власти к более низким уровням структуры, исполнительным. Тотальный контроль за распределением сосредоточивал полномочия в руках ведомств, а далее – их чиновников, а потом и любого за что бы то ни было ответственного. По сути, даже репрессивная кадровая политика не смогла остановить этого ползучего «бунта подчиненных» (нашего вывернутого и смещенного варианта «революции менеджеров»). Тем активнее он пошел, когда угроза повсеместного террора ослабела: за стенами насильственного единообразия и бутафорией уравнительной идеологии складывалось статусное общество с системой барьеров и уровней.
Однако сама эта структура отношений была бы полностью бессодержательна и абсурдна, не будь у нее своего культурного наполнения – запаса идей, символов и образцов, вокруг манипулирования которыми структура и кристаллизовалась, на присвоении и удержании которых воспроизводилась и сохранялась. «Приобретатели» могли беспрепятственно процветать в брежневские двадцать лет, поскольку за хрущевское десятилетие были отчасти реабилитированы «изобретатели». «Культурные люди» задали образец для «людей с положением», а те стали ориентирами для достаточно широких масс, становящихся в эти годы горожанами, получавших образование, обзаводившихся обстановкой и соответствующими жизненными стандартами «людей с возможностями». На переходе от «дедов» к «отцам» были включены три движущих момента, далее – при всех перипетиях – не выключавшихся уже никогда. Это давление мирового уровня научно-технического прогресса, массовая мобильность населения (прежде всего – миграция в города) и повышение образовательно-квалификационного уровня. Усложнение ролевой структуры общества повлекло за собой и усложнение системы коммуникативных посредников, а стало быть, потребовало известной информационной открытости, относительной доступности инокультурных образцов, пусть и ограниченной свободы инициативных групп.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.