Соломон Барт - Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений Страница 9

132. «Чтоб родиться — нужно умереть…»

Чтоб родиться — нужно умереть.В тленье кануть — в тлении сгореть.Ты не бойся тела: плотью дух сожги.Все безумства мира, все пути — твои.

Синий пламень… Синяя река…Синий пламень… Первая строка…Дрогнула завеса. Ярый, золотойВсходит мир телесный — юный мир земной.

133. «Но ты ушла… И долго, долго наизусть…»

Но ты ушла… И долго, долго наизустьЯ повторял и шелесты, и мглу, и звезды,И за окном плюща свисающие грозды,И вдоль гардин луны стекающую грусть.

Твой четкий шаг, твой тихий шаг вдали угас…В секунды обернувшись, в мерное звучанье,Он повторял за мной и звезды и молчанье,Врастая в пустоту, в огромный ночи час.

134. «Я у стола, непризнанного Богом алтаря…»

Я у стола, непризнанного Богом алтаря,Где ум сгорал и сердце в муках задыхалось,В бореньи изнемог… Скончалась ночь. Горит заря.И ветр в окно летит. Метет крылом усталым.

Убить себя? Иль в лавку побежать за табаком —Не разберу. Дышу… Дышу… И засыпаю!Но сердце вновь: как стану жить людским, незрячим днем?..И слышу плеск и вижу взлет воздушной стаи.

Взлететь? О, если б можно вздыбить лоно бытияИ разбросать судьбы бесчувственные звенья!Но ты, судьба, не можешь быть иною. Ты — земля.И в мудрости всеутишающего тленья —

И смерть и жизнь, две тени без лица, подруги двеОбъемлют мир, в моей сдружились голове,Толкаемой, как все, к суровому пределу.И служат общему досмысленному делу.

135. «О, тишина, о, веянье миров…»

О, тишина, о, веянье миров,Давно померкших и гонимыхПустот зиянием. Шатание гробовВ провалах бездн неисчислимых.

Ни шороха, ни мысли, ни лица…Круженье или тень круженья.Безликой тьмы — без меры — без концаБезликое предназначенье.

Но где-то там — нигде и никогда —Сквозь мрак гробов бежит мерцанье,Но где-то там — нигде и никогда —Мечта влачит существованье.

И снятся ей цветущие миры,Дневных лучей ликующее благоИ зори тихие… Извечный сон зариНад тьмы безмерным саркофагом.

136. «Я сердце нежностью великой…»

Я сердце нежностью великойОбременил. Закрыл глаза.С ночного горестного ликаСкатилась черная слеза.

И вновь, и вновь дурман клубитсяВ моей душе, в чужой стране.Неповторимое мне снится,Свиваясь музыкой на дне.

И там на дне — в теплице боли, —В плотском предчувствии глухом,Какая глубина неволиЗа неразгаданным стеклом!

Но меркнет, остывает тело.Восходит день, и не пойму,Чего оно во тьме хотело,Зачем противилось уму.

137. «Черней твоих воскрылий нет…»

Черней твоих воскрылий нет.И взгляда нет темней.И как загадочен приветВлюбленности твоей.

Целуешь шторы у окна.Испепеляешь дверь.Всегда одна… Обречена…Всегда в кругу потерь…

И в час вечерний, час немой,Ложишься ты у ног,Чтоб, позабывшись над тобой,Я встать уже не мог.

138. «Я ждал тебя. И вечер лег…»

Я ждал тебя. И вечер легМолчаньем у порога.В окно дышал безликий Бог.Цвела моя тревога.

Широкодумным взмахом крылВзошла душа ночная.Я книгу мудрую открыл,В пыли луча читая.

Мне стала явной глубинаПечали и познанья.Любовь всегда обречена.Любовь всегда посланье.

139. «В провале тьмы тугая огненная нить…»

В провале тьмы тугая огненная нить —Пронзает свист ночное тело леса.То птице велено тревогой сторожитьВсё то, чему нет имени и веса.

Как лес ночной — душа… Кто отличит волну,Дрожащую в ущельях тьмы безликой?Я дрожью сердца воскрешаю тишину,Дневного шума заглушаю крики.

140. «Туда, туда, в безликий тлен…»

Туда, туда, в безликий тлен,Избыть столикой жизни плен.Избыть себя, свой дух, свой прах,Свою истому, боль и страх.Избыть обеты, робость зорь,И маму детских лет, и корь, —Свою болезнь за полумглой,Свою мечту, что за стенойВесь мир узором оплелаИ кладом в тишину легла.

141. «За окном, прободая кусты…»

За окном, прободая кусты,Незаметная вьется дорога.Я уйду из своей пустоты,Я уйду из звериного лога.

Это жуткое тело мое,Плотское души одеянье,Я оставлю… И сбудется всё,Что не сбылось в телесном скитаньи.

142. «Великая радость во мне…»

Великая радость во мне.Великая нежность. Без злобыСтихаю в преддверии гроба.Что было, всё было во сне…Великая радость во мне.

Протянуты руки вдоль тела.Как жертвенный плод, ты созрелоВ тяжелой своей глубине —Великая радость во мне.

О, ночь!.. Только ночь без просвета.Не надо ни мук, ни обета,Ни звездного чуда в окне…Великая радость во мне.

143. «Ты вся зеленая, крепчайшая весна…»

Ты вся зеленая, крепчайшая весна,Испившая все буести пространства.Но сердце жжет пустынная странаНесбывшихся и невозможных странствий.

Ты — тело юное… Горячая трава…О чем поют два трепетных уродца?Сокрылись глубоко и там видны едваНа дне, в окне, светлейшего колодца.

О нежности… Когда, как гимн, жестокостьИ в порах тела — ливни и грома.О вечности… День всходит быстроокий,Мгновенный день… А вечность — смерти тьма.

Гори! Горчайшей не проси пощады!О казнях вспоминай! О, вспомни душный крик,Сгоравших на кострах… и ту прохладу,Когда, теряя кровь, бледнеет гордый лик.

144. «Тысячелетия таю…»

Тысячелетия таю.Дышу усталостью познанья.И в нем опять мое дыханьеНаходит глубину свою.

Я перекинул мост к путям,Где на волах провозят громы.Снопы лучей, снопы соломыМой возглавляют дом и храм.

145. «Там наши комнаты — два сердца — были рядом…»

Там наши комнаты — два сердца — были рядом.И в коридоре пахло уксусом и свеклой.На площадях заря роняла в наши взглядыКостелов древних вечереющие стекла.

Мы проходили мимо лавок и кофеен.Цвела в витринах верная продажность.Мы проходили мимо лавок и кофеенТак много раз. И, помню я, однажды

К сапожнику зашли мы туфельки примерить —Шевровые, воздушные, из сна и кожи.И было всё: сомненье, нежность — всё без меры.Шевровые… воздушные… из сна и кожи…

146. «О нежности еще два слова…»

О нежности еще два слова.Еще одна моя слеза.Отныне — не найти иного! —Обетом я сковал глаза.

Обетом зла и ненависти,Обетом похоти и лжи…Одним движеньем детской кистиХолодный ум обворожи.

Но от ступени до ступени: —Земные дни… года… года…Но в долгой, но в жестокой лениТебя забуду навсегда.

Еще одна слеза… СегодняСквозь жизнь, сквозь сон, сквозь зеркалаРукою неправдоподобнойТы дверь открыла и ушла.

147. «Я дверь открыл. Я думал: не она ли?..»

Я дверь открыл. Я думал: не она ли?За дымкой пепла вы ее узнали?Зачем молчите вы? Зачем вы смущены?В смущеньи ласковом вы кажетесь смешны,

Когда, ее не видя, вдаль глядите:Какая жизнь на острове Таити?Что жизнь! Мне дорог этот мертвый кров.И ближе всех уже ненужных слов:

Никто. И повторяет ветер в щелку:Никто. Ни даже пряди шелкаЕе волос. И сердце явственней: никто.И тише, глубже и навек: ничто.

ДУША В ИНОСКАЗАНЬИ