Алексей Шляхторов - Золотая Русь. Почему Россия не Украина? Страница 10

Присоединение Новгорода. Образование Русской державы

До XV века Господин Великий Новгород – однозначно сильнейший на Руси. Особенно впечатляют результаты трех боев новгородцев с великими князьями Владимирскими. При Андрее Боголюбском Великий Новгород разбил вдрызг все его общерусское войско вместе с половецкими ханами. Это после победоносного-то взятия войсками Андрея Киева в 1169 году. Но под стенами северной столицы разгром был – страшный. Сражение вошло в историю как «бой баранов», так как новгородцы в насмешку отпускали пленных русских воинов и союзных им половцев по цене барана.

Через 50 лет – разгром великокняжеского войска владимирского вместе с Великим князем Юрием Всеволодовичем и его братом, другим сыном Всеволода Большое Гнездо Ярославом Всеволодовичем. Липицкая битва, описанная выше. Нокаут был таким звенящим, что Владимир в шоке от потерь сдался и открыл ворота без боя.

И, наконец, еще один пример. В 1316 году Великий князь Владимирский и Тверской идет в поход на Новгород. Однако ссора назревала давно, и новгородцы разгадали замыслы Михаила о решительном походе на Новгород. Они укрепили столицу, призвали жителей Пскова, Ладоги, Русы, корелов, ижерцев, вожан и серьезно готовились к битве. Получилось так, что, когда князь подошел к Новгороду, его встретило войско, не уступающее княжеской рати. Как пишет Карамзин, «князь имел еще друзей между новгородцами, но робких, безмолвных: ибо народ свирепо вопил на вече и грозил им казнью». Михаил был изумлен многочисленностью собранных Новгородом ратников. Он простоял некоторое время близ города и, тревожимый их малыми хорошо вооруженными и подготовленными отрядами с разных сторон, не отважился на решительные боевые действия, начав отступление. Чувствуя недостаток в провианте, жесткий прессинг северян, упадок духа в армии, князь решил идти назад ближайшею дорогой, сквозь дремучие леса. Там войско его окончательно потеряло дисциплину, управляемость и какую-либо организованность и между озерами и болотами не могло найти пути удобного. Кони, люди падали мертвыми от усталости и голода. Воины сдирали кожу со щитов своих, чтобы питаться ею. (Карамзин; Борзаковский.)

Пришлось бросить или сжечь обозы. Князь вышел в конце концов из этих мрачных мест с одной пехотой, малой числом, изнуренной и почти безоружной. Это было тяжелое поражение, причем без решительных сражений. Практически полная и одномоментная потеря всех рыцарских лошадей, таких дорогих и, что еще более важно, долго и с большим трудом обучаемых, была настоящей катастрофой для тверской дружины. Потому что эту потерю, в отличие от железных сабель, мечей и кольчуг, невозможно было восполнить в короткое время. Одним словом, поход закончился разгромом великокняжеской рати. Битвы с тевтонами и скандинавами также были славными для новгородского оружия. Хотя, конечно, высокая боеспособность объяснялась и хорошим вооружением новгородцев, имевших самую развитую экономику и уровень ремесла в эпоху древней Руси. Только этим можно объяснить, что новгородская пехота могла себе позволить атаковать суздальскую рыцарскую конницу снизу вверх, выбивая ее с укрепленных холмов.

Но в XV веке новгородские бояре заелись, превратились в олигархов, и боевая мощь новгородского войска стала падать. А московского, наоборот, расти. Новгородское боярство и духовенство стало больше полагаться на могущество новгородского рубля, чем на доблесть и силу новгородского войска. Так в 1428 году под Порховом новгородцы уплатили литовскому князю Витовту «за мир» 10 тысяч рублей – по тем временам огромную сумму. В 1441 году великий князь московский Василий Васильевич согласился на мир, получив выкуп с Новгорода в 8 тысяч рублей. Великий Новгород в XV веке уже не был той грозной военной силой, которая в XII–XIV столетиях не раз наносила поражения немцам и шведам, которая в XIII веке отстояла западные рубежи Руси, продемонстрировав доблесть новгородских воинов на берегах Невы и на льду Чудского озера, мужество новгородских ополченцев на полях под Раковором.

Одна из главных причин ослабления Новгорода началась с его боярской элиты. Сначала посадника новгородского избирали пожизненно. Ну, он, как правило, не доживал до смерти, его смещали, потому что шла постоянная борьба между боярскими группировками. Потом в середине XIV века был найден путь, который немного консолидировал боярство – избиралось одновременно 6 посадников. От каждого конца (их пять было) – по посаднику, а от Неревского конца – 2 посадника. Это был такой двойной большой конец, в нем числилось два соборных участка. Из этих шести человек, избранных пожизненно, каждый год выбирался главный (степенный) посадник. Если он хорошо проявлял себя на этом посту, ему продлевали срок, если нет, выбирали другого степенного посадника. Причем эта борьба за власть давала возможность боярам создавать некие средства социальной демагогии. И при шести посадниках в республиках сохранялась и конкурентность, и усердие власти в делах.

Скажем, борется боярин за власть и говорит жителям своего конца: вот вы поддержите меня, потому что сейчас правит вами боярин из другого конца, из другого района города; вот я приду к власти – все будет хорошо. Это создавало некоторую возможность балансировать вокруг власти. А потом, дальше, что получилось? Поднимается некое социальное недовольство в низах новгородских, и в начале 10-х годов XV в. стали выбирать уже не 6 посадников, а 16, потом – 24-х посадников, потом 36. То есть все боярские семьи уселись вокруг стола власти, около этого властного пирога. И всем им стало и уютно, и хорошо. Вот только качество управления начинает падать. Несмотря на сохранение должности степенного посадника. И тогда что появляется? В летописи пишут: нами правят бесправдивые бояре, у нас правды нету, у нас суда правого нет. Появляется повесть о посаднике Щиле-взяточнике, о посаднике Добрыне, который за взятку немцам разрешил сломать православную церковь и построить католический храм. И берестяные грамоты середины XV века содержат те же самые сюжеты недовольства боярством. Одним словом, зажравшиеся и потерявшие стыд олигархи погубили политическую мощь великого города.

Вечевой Новгород не только не сумел возглавить движение разрозненных русских земель к единству, но даже не ставил перед собой эту задачу. Республиканская форма государственности тех времен была жизнеспособной только в условиях феодальной раздробленности. Не случайно поэтому существование феодальных республик возможно было именно в XII–XIV веках.

Единственной политической силой, способной возглавить объединение русских земель в XV веке, была власть московского великого князя.

XV столетие было временем возникновения централизованных государств на всем Европейском континенте. Неизбежным следствием этого было поглощение республик соседними, более сильными монархическими государствами.

Изнутри крушение феодальных республик в XV веке было подготовлено развертыванием борьбы против олигархического управления государством. Борьба народных масс хотя и носила стихийный характер, объективно содействовала централизации.

Пятнадцатое столетие, разрушив традиционные средневековые торговые связи, переориентировав торговлю на обеспечение потребностей внутреннего экономического развития, ослабляло республиканские государства Венецию, Геную, Ганзу, в той или иной степени связанные с посреднической торговлей.

Пятнадцатое столетие стало трагическим для многих европейских феодальных республик. Генуэзская республика, потерпевшая поражение от Венеции в 1380 году в битве при Кьодже, неоднократно на протяжении столетия оказывалась под властью иноземцев.

Венецианская республика в XV веке потеряла многие свои владения на Средиземном море, и ее торговое могущество ослабло. Подобно расточительному наследнику, она продолжала существовать за счет накопленных богатств. Республиканское управление просуществовало здесь до наполеоновских войн только в силу незавершенности процесса политической централизации в Италии. Со второй половины XV века наметился упадок Ганзы – торгового объединения независимых городов-государств Балтийского побережья.

XV столетие с его поистине шекспировскими сюжетами и страстями и сегодня привлекает исторических романистов в их стремлении опытом истории выявить непреходящее, гуманистическое в этом опыте, раскрыть в прошлом социальные и социально-духовные предпосылки нашего нынешнего интернационального единства.

Специалисты-историки пока еще далеки от завершения политической и экономической характеристики каждой социальной категории Новгородской феодальной республики. И только оно, это завершение, может содействовать решению кардинального вопроса об общественной жизни Новгорода накануне его присоединения к Москве: определение социально-политического состава тех группировок внутри республики, которые тяготели соответственно к Москве либо были ее противниками.