Алексей Шляхторов - Золотая Русь. Почему Россия не Украина? Страница 11

Борьба сил централизации с силами сепаратизма переосмыслена у некоторых историков как конфликт великого князя с вечевым Новгородом.

Подобный подтекст не нов. Он характерен и для дореволюционной историографии, и для исторической беллетристики. Он в ограниченности политической мысли летописца XV века и в романтической идеализации демократической литературы XIX века. Он в герценовской формуле: «Москва спасла Россию, задушив то, что было свободного в русской жизни». Подобная концепция определялась не столько исторической закономерностью, сколько политическими тенденциями XIX века, борьбой с самодержавием. Однако уже для Л.И. Герцена первоочередная заслуга Москвы – в «спасении России». В этом, как подчеркивает советская историография, смысл борьбы централизации с сепаратизмом в деле объединения Русского государства. Надо прямо сказать, что к середине XV века новгородская республика в лице своего боярства превратилась из промышленно-финансовой опоры Северной Руси (и, кстати, помогая Москве в собирании земли против задиристой Твери) в откровенно реакционную силу, заигрывающую и с Ливонским Орденом, и с польско-литовской знатью. Появилась откровенная угроза перехода Новгорода под руку польского короля, что стало бы тотальной катастрофой для русского народа и объединения Руси. Присоединение Новгородской земли к Московскому княжеству было не падением Новгорода, а крушением боярской новгородской олигархии. Конечное поражение новгородских бояр в борьбе с объединяющейся Великороссией было исторически неизбежно. Оно определялось общими закономерностями исторического развития Великороссии, приводившими к ликвидации феодальной раздробленности. Московский князь боролся за единство Руси. Новгородские бояре отстаивали изжившую себя феодальную раздробленность.

Известный советский историк В.Н. Вернадский, наиболее подробно исследовавший процесс объединения Новгорода с Москвой, показал закономерность крушения феодальной республики и глубокую прогрессивность акта присоединения Новгорода к Русскому государству: «Победа великого князя над новгородским боярством была победой нового порядка над изжившей себя стариной. В 1478 году произошло политическое объединение северной Великороссии с ее центром, взявшим на себя инициативу в создании объединенного Русского государства. В этом огромное историческое значение событий 1478 года, важнейшей вехи в истории образования объединенного Русского государства. Присоединением северной Великороссии был разрешен главный вопрос русской политической жизни XV века. Политическое объединение Великороссии отнюдь не означало ни гибели, ни экономического упадка северной Великороссии. Новгород перестал быть ее политическим центром, но жизнь Новгородской земли, вошедшей теперь в состав объединенного Русского государства, не только не остановилась, а стала снова развиваться быстрыми темпами».

К середине XV столетия стало очевидным не только реакционное моральное падение новгородского боярства, но и то, что время самостоятельности Новгорода подходит к концу. Это понимала и новгородская боярская верхушка. «Господа» прекрасно сознавала, что она уже не в силах сохранить свои политические позиции. Обогатилась, комфортно устроилась политически – при тридцати шести посадниках-то. И стремилась сохранить хотя бы земли. Сохранить любой ценой. Боярская олигархия уже тогда прикидывала, с кем выгоднее быть: с Москвой или Литвой? Выбор был ограничен. Отдаться под власть Ивана III значило объединиться с Великороссией; перейти к Казимиру – порвать с Русью. Союз с Москвой сохранял православие; коалиция с Литвой порождала угрозу не только со стороны униатов, но и непосредственно со стороны католического Рима. Подчиниться Москве – безусловно, лишиться столетиями нажитого багажа политической власти и малая степень вероятности сохранить землевладение в нетронутом виде. Угроза московских «выводов» витала над новгородскими землевладельцами. Перейти к Казимиру – повысить шансы не только на сохранение цельности земельных владений, но и на возможность участия в политической жизни: власть польского короля и литовского князя все-таки была ограничена шляхетским сеймом. Новгород раскололся. Оппозиция Москве была активной и действенной, она добилась не только приглашения из Литвы потомка киевских князей Михаила Олельковича, но и одобрения вечем союза Новгорода с Литвой. Договор означал полный разрыв с Москвой и переход под власть католической Литвы, хотя и с сохранением (это специально оговаривалось соглашением) традиционного православия.

Для Москвы наступил решающий момент. Реакция, как правило, осторожного Ивана III была молниеносной.

1471 год

Весной 1471 года великий князь объявил о начале войны. Походу на Новгород Иван III придал характер защиты общенациональных интересов от впавших в «латинство» (католичество) новгородцев, хотя сохранение в Новгороде православия и оговаривалось особым соглашением с Литвой, и в Москве об этом знали. План военных действий предусматривал изоляцию Новгорода от жизненно важных районов республики.

Новгородское боярство оказалось в политическом вакууме. Псков был в союзе с Москвой. Казимир увяз в венгерских делах. Ливонский орден занял позицию дружественного в отношении Москвы нейтралитета. «Простая чадь» неохотно шла в ополчение: «литовцам» приходилось либо загонять ее силой, либо распалять демагогическими призывами, либо играть на полулегендарных воспоминаниях о былой «вольности».

14 июля 1471 года на реке Шелони произошло сражение. Сначала лучше вооруженная новгородская пехота стала теснить московскую и суздальскую. Затем, в кульминационный момент боя, ей во фланг ударила московская и татарская конница, и, хотя на помощь своей пехоте выдвинулись новгородские конные бояре, в бою наметился перелом. Однако командиры новгородской фаланги держались, ибо знали, что их отборная тяжелая конница из Владыкиного полка, подчиняющаяся приказам новгородского архиепископа, еще не тронулась с места. Сейчас тяжелые латники пойдут в атаку, наберут скорость и неудержимо, обученной железной массой, сомнут московских и татарских оболтусов Ивана. Но… вот только что-то она не атакует и не набирает свой победный ход. Мало того, она не трогается с места. Время идет, княжеские войска начинают одолевать, а помощи все нет и нет. Из-за «саботажа» тяжелой новгородской конницы победа Москвы была полной. Одновременно было сломлено сопротивление новгородцев в Двинской земле. Казнь в Русе виднейших вожаков «литовской партии» вызвала дезорганизацию новгородской правящей верхушки. Архиепископ и православная Церковь однозначно и решительно поддержали Москву, а не католическую Польшу.

Казалось бы, в этих обстоятельствах Иван III, диктуя условия Коростынского договора 1471 года, мог одним росчерком пера покончить с республикой. Однако великий князь нашел нужным разыграть внезапную умеренность. Он довольствовался выкупом и признанием своих суверенных прав, но в текст акта о подчинении республики он ввернул несколько двусмысленных слов, которые делали его верховным судьей. За несколько лет его суд в глазах новгородского плебса показал себя более обьективным и честным, чем судьи зажравшихся «родных» олигархов. Сохранив «призрак» свободы, Иван III продлил агонию Новгорода. За действиями тридцатилетнего князя стояли трезвость политического расчета и холодная логика государственного деятеля, сознание своей силы и учет потенциальных возможностей умирающей республики, которая в последнем порыве еще могла вспомнить и Невскую битву, и Ледовое побоище, и Раковорскую победу, и, если перегнуть палку, устранить нейтралитет конницы архиепископа. Что тогда?

Расчет Ивана III полностью оправдался. Шесть с половиной лет, отделяющие Коростынский договор от зимнего похода Ивана в 1477–1478 годах, были временем постепенного умирания Новгородской боярской республики, завершившегося ликвидацией «призрака» новгородской свободы. Трудно говорить о какой-либо политической линии новгородского правительства в этот период бессмысленного метания из стороны в сторону. Поход Ивана III помог прекратить существование феодальной республики. Причем когда в 1477-м он пошел на Новгород, то сперва не думал его покорять. Его природная, мудрая осторожность строителя империи взяла верх. Он допускал продолжение существования новгородской республики. Сколько? Да сколько потребуется. Он с собой вез тетрадку, в которой были собраны документы, обосновывавшие его право на земли по Северной Двине. Собственно, он хотел отнять у Новгорода двинские земли, только приблизив его падение. Благоразумно и осторожно полагая, что присоединение такой огромной и богатой республики должно быть поэтапным. Но когда он пришел в Новгород, то о Двине разговора уже не было. Новгород сдался, и в январе 1478 года был присоединен к Москве, потому что его уже некому было защищать. Вернее, защищать бояр уже никто не собирался. В московском князе простые люди, недовольные боярством, возможно, увидели защитника своих интересов.