Антон Баков - Демократия по-русски Страница 12

Более того, был найден заказчик – им оказался депутат от СПС, которого мы только что выбрали, Михаил Гурко. Господин Гурко, став парламентарием, настолько испугался, что в борьбе с действующим губернатором Олегом Богомоловым победит кандидат от его же родного СПС, что послал человека с гранатой, чтобы тот бросил её в окно нашего избирательного штаба, – того самого, который его только что выбрал. Такие вот парадоксы истории.

Господин Гурко, замешанный в ряде уголовных дел, долгое время находился в бегах, его поймали на Украине и экстрадировали в Россию, но поскольку он «активно сотрудничал со следствием», то получил всего пять лет.

Анализируя своё сотрудничество с СПС, я давно обратил внимание, что именно губернаторы производили все фальсификации, не позволявшие оппозиционным силам перешагнуть через тогдашний семипроцентный барьер, который сегодня опять понижен до 5%. Такой вот «губернаторский фильтр» существовал уже тогда.

Разумеется, он работал не только во время выборов. В «свободное время» губернаторы «мочили» оппозиционеров через СМИ, отсекали от денежных потоков и богатых спонсоров, разобщали их между собой, покупали одних и уголовно преследовали других. Я сам прошёл через всё это.

Против меня было заведено несколько уголовных дел, которые возбуждались именно на уровне «губернаторского фильтра». Их инициатором был губернатор Эдуард Россель. И надо отдать должное старику, он попил моей кровушки и почти вытеснил меня из политической жизни Свердловской области.

После успеха «Мая» в 1999 году я был на четыре года загнан в угол, откуда вырвался только отчаянным рывком в 2003 году, заняв второе место на губернаторских выборах, а спустя три месяца – избравшись в Госдуму.

Когда же я вступил в штаб СПС, то как бы попал «в высшую политическую лигу», и со мной стало «работать» федеральное начальство. И тут я убедился, что «федерация» не всесильна, хотя и ощущает свою безнаказанность, играя дерзко, порой даже нагло.

Например, во время выборов в Госдуму 2007 года на официального финансового уполномоченного СПС напали и отобрали сумку с ноутбуком с важной финансовой информацией. Тогда мы убедились, насколько недооценили степень криминализации российского режима.

Мне тоже досталось и довольно больно: генералы МВД, выполняя команду сфабриковать уголовные дела в отношении меня, не нашли ничего лучшего, как возбудить уголовное дело по неуплате налога на добавленную стоимость при продаже земельных участков. Всё бы ничего, но согласно Налоговому кодексу России земля обложению налогом на добавленную стоимость не подлежит в принципе. Однако на основании этого абсурдного обвинения в 6 утра 14 опергрупп пришли в 14 квартир наших сотрудников и даже в квартиру моих 70-летних тёщи и тестя. Были проведены обыски и изъятия. Ничего крамольного, как и следовало ожидать, найдено не было.

Я обращался в суды с требованием закрыть это абсурдное уголовное дело, но они отказывали мне, хотя по закону я имел право подтвердить свою очевидную невиновность. Тем не менее, дело затянулось надолго – до тех пор, пока СПС не проиграл выборы.

Потом в Москве об этом забыли, и вопрос удалось решить. Шесть миллионов рублей, изъятых тогда, мне вернули. Правда, только спустя три года. Это было неприятно, но гораздо менее опасно, чем то, что делал Россель. Так что «губернаторский фильтр» бывает гораздо более эффективен, чем прямое вмешательство «федералов».

Но вернёмся к выборам. Доходило до смешного: в Смоленской области СПС не хватило всего лишь 14 голосов, чтобы «провести» своих депутатов. В Ленинградской области мы прошли, но после этого был назначен пересчёт голосов, а по его итогам, как выяснилось, нам не хватило поддержки всего лишь семи человек. Вроде как члены избиркомов подняли мешки с бюллетенями, начали их пересчитывать и «внезапно» обнаружили, что некоторые из бюллетеней, в которых голоса были отданы за СПС, безнадёжно испорчены. Предполагаю, что в процессе пересчёта голосов «нужные» галочки были поставлены ещё какой-нибудь партии, таким образом, бюллетени с двумя галочками превратились в недействительные. Кстати, тогда «специалистам» пришлось испортить не одну сотню бюллетеней…

В общем, губернаторы – полицейская основа России. Ныне никто и не пытается назначать на эти должности авторитетных людей, политиков, с которыми нужно вести переговоры и, тем более, договариваться, на первом месте – сервильность и исполнительность.

Сегодня губернатор по первому же звонку из Кремля должен «брать под козырёк» и выполнять то, что ему велели. И неважно, как это скажется на его репутации или политической биографии, потому что единственная графа, которая сегодня имеет значение, – это графа «лояльность». А для «поддержания тонуса» губернаторов иногда арестовывают. Немыслимое раньше дело, но на конец 2015 года в России в тюрьме дожидаются приговоров два губернатора из восьмидесяти – Сахалинский и Коми.

Повсеместной стала и практика назначения губернаторами варягов. Например, екатеринбуржец Виктор Басаргин стал губернатором в Перми. Нам же прислали в качестве губернатора Евгения Куйвашева из Тюмени. Создана система, при которой человек максимально зависит от Москвы и никак – от территории, которой он руководит. Это делает, с одной стороны, режим Кремля неуязвимым, а с другой превращает его в колосс на глиняных ногах, потому что никакой реальной силы за губернаторским корпусом сегодня не стоит. Более того, современный российский губернатор подобен луне, которая является отражением лучей кремлёвского солнца, и, случись что-то с солнцем, как все губернаторы тут же «померкнут».

Было время, когда у нас в России любой губернатор был царьком и божком в своём регионе. Не у всех это получалось удачно, не все губернаторы обладали достаточной хваткой и харизмой, не всем удавалось «выкосить» конкурентов и «вытоптать» политическое поле вокруг себя. Однако были и такие. При Путине «царствование губернаторов» закончилось.

Возьмём для примера Свердловскую область. В 90-е годы фактически единственным конкурентом Эдуарда Росселя был мэр Екатеринбурга Аркадий Чернецкий. Два высших чина – хозяин города и хозяин области – были обречены на перманентную конкурентную борьбу между собой. Все прочие фигуры, включая руководителей силовых структур и судебных органов, являлись «вторыми скрипками» при этих солистах, лавируя между центрами силы и власти и зарабатывая на этом определённые дивиденды. Все крупные компании делали выбор: если они располагались в области, то присягали на верность Росселю, а если им, к примеру, был нужен землеотвод в городе Екатеринбурге, то Чернецкому.

Как ни крути, большинство губернаторов и мэров не были готовы занимать свои должности, и все 90-е годы прошли в перманентных политических войнах местного значения. Главной была битва за Москву, ибо столичная мэрия распоряжалась огромными средствами, сопоставимыми с федеральным бюджетом, а также землёй и гигантской прибылью, получаемой от торговых центров. Что бы ни говорили, вся Россия по-прежнему ездит за товарами в столицу, оставляя там немалые средства. Впрочем, бои шли за все, даже самые бедные территории.

При Путине по всему этому пестроцветью прокатился каток федеральной власти, к всеобщему изумлению, не встретивший никакого сопротивления. Всесильные «царьки» почти без боя сдались Кремлю и уступили свои посты мелким чиновникам. Правда, посты по своему весу были уже не те, а полномочия и привилегии значительно урезали. Сегодняшние бесцветные и бессильные региональные начальники смотрятся как бесплотные призраки своих могущественных предшественников.

Привилегии для «унесённых ветром»

Токвиль: «В Америке, где привилегии, связанные с происхождением, никогда не существовали, и где богатство не приносит никаких особых прав его обладателям, незнакомые между собой люди охотно встречаются в общественных местах, не видя для себя никакой выгоды или опасности в свободном обмене мыслями. Встречаясь случайно, они не ищут и не избегают друг друга, поэтому их общение носит непринуждённый, прямой и открытый характер. Вы видите, что они почти ничего не ждут друг от друга и ничего не опасаются, и поэтому не чувствуют себя обязанными ни демонстрировать своё общественное положение, ни скрывать его. Выражение их лиц может быть холодным и серьёзным, но оно никогда не бывает высокомерным или скованным, и если они не говорят друг другу ни слова, то потому, что у них нет настроения разговаривать, а вовсе не потому, что они считают молчание выгодным для себя».

Антон Баков: Мне повезло жить в России – здесь, действительно, особых привилегий нет ни у кого. К примеру, я происходил из вполне благополучной семьи. Мои родители, бабушки и дедушки трудились, не покладая рук. И что я получил от своих дедов в наследство? Да фактически ничего – я был, будто подкидыш, которого нашли неизвестно где, или как Иван, не помнящий родства. Потому что ни квартир, ни машин, ни семейных реликвий мне не досталось. И я говорю об этом не потому, что мне не хватило в жизни каких-либо материальных благ, а потому что это очень важно для каждого человека – чувствовать связь со своим родом. Именно поэтому, когда бываешь в местах, где жили твои предки, невольно испытываешь особое щемящее чувство – чувство корней.