Рольф Эдберг - Дух Долины Страница 12

Специалист по аридным областям Африки, швед Андерс Рапп, подсчитал, что за одно летнее полугодие только из пустыни Сахель ветер унес в небо над Атлантикой шестьдесят миллионов тонн мельчайших частиц земли. Будь это целиком плодородная почва (а в аридных районах ее мощность редко превышает десять-пятнадцать сантиметров), получилось бы, что каждое лето ветер только из этой области уносит около шестисот квадратных километров годной для возделывания земли. На такой площади можно было бы пасти шесть-десять тысяч голов скота. Или же она могла бы прокормить до шестидесяти тысяч человек, живущих земледелием.

Ветер, которому полагается доставлять с моря влагу на континенты, уносит в море землю с материков. Когда-нибудь в донных отложениях Атлантики можно будет прочитать повесть о том, как человек промотал миллионнолетнее наследство, Повесть об ответственности человека за голод людей.

16

На исходе пыльного дня ставим палатку у колодцев племени рендилле на окраине пустыни Каисут. Быстро наступает ночь. Инзока и Ндамбуку бесшумными тенями двигаются у костра, готовя ужин.

Звездное небо поразительно близко и непостижимо ясно. Мы долго засиживаемся на воздухе, провожая взглядом невозмутимое следование созвездий над пустыней. Вот и Плеяды.

Некоторые пастушеские народы толкуют возвращение Плеяд как предвестие белых муссонных облаков. Плеяды — вестники дождя, как и бутоны баобаба, и некоторые перелетные птицы.

Нужно самому прикоснуться к засухе и жажде, чтобы должным образом понять значение дождей. Многое, что кажется вам колоритной экзотикой, обретает глубокий человеческий смысл. Люди, что, преклонив колени у корней смоковницы, молятся и приносят жертвы божеству, направляющему — верится им — ход влагоносных облаков. Барабаны, телеграфирующие свое «ндаанди, ндаанди, ндаанди»; это вождь, когда отсутствуют желанные признаки, созывает род, чтобы сообща решать — искать ли источник злой черной магии внутри рода или слать гонца к признанному дождетворцу. Танец дождя — древний ритуал, в который они, возможно, верят, а возможно — нет, но исполнять должны, подобно тому как католик зажигает свою свечу перед ликом мадонны. Люди, заклинающие дождь, привязывая траву к одежде, — дождь, призванный дать жизнь траве, призванной кормить, скот, призванный накормить человека.

Но вот и утро. Ни облачка над пустыней. Плеяды не выполняют своего обещания. Ни сегодня. Ни на другой день. Ни на третий. Что-то разладилось там наверху, что-то, чего не в силах исправить ни ухищрения заклинателя дождей, ни тихая молитва у корней смоковницы.

На рассвете семьи рендилле идут со своими верблюдами и козами к водопоям посреди высохшего русла. Сосуды из жирафовой кожи стоят в песке наподобие амфор, пока женщины набирают воду для скота. Еще одна надвременная картина: Рахиль у колодца.

Мужчины рассказывают, что колодцы то и дело приходится углублять. Рассказывают также, что некоторые их соплеменники, когда становится совсем сухо, гонят своих верблюдов к Большой Воде. Почуяв запах солоноватого озера, верблюды несутся вскачь, болтая пустыми горбами и отвислым животом, вбегают в воду и пьют, пьют, пока живот и горбы не раздуются, как шары, после чего бредут к берегу, запасшись влагой на столько дней, сколько пальцев на руках человека.

Но у здешних колодцев все идет спокойно и чинно. Верблюды сохраняют свой надменный вид; люди пустыни — свою невозмутимость. Происходящее у колодца равно ритуалу. Исполнив его, люди и животные следуют дальше. И вот уже на фоне пустынного неба видны их силуэты; верблюды несут нехитрое имущество людей и бурдюки с водой.

Житель индустриальной страны, коему достаточно повернуть кран, чтобы пошла вода, расплачивается за удобство утратой чувства ценности и существа воды. Для людей, живущих там, где природа подчас скупа, вода не просто химическое соединение. Это влага, полная таинства, словно кровь, и такая же животворная, как семенная жидкость. Кажется порой, что эти люди живут в негласном союзе с рекой, влекущей вперед эволюцию, с потоком, который струится в сосудах земли, сосудах листвы и мышц. Как будто их собственные корни, подобно корешкам травы, тянутся за влагой в толще почвы.

В аридных и полуаридных областях (а они составляют четыре пятых Кении и свыше половины Танзании) близость сколько-нибудь постоянных источников воды определяет, где могут поселиться люди. Человек вынужден подчас ходить довольно далеко, чтобы удовлетворить свою потребность в воде. Одна из типичных черт африканского пейзажа — шествие женщин с сосудом на голове или на ремне за спиной.

Падает уровень воды в пустынных колодцах, и сокращается площадь озер в Долине. Такое бывало и раньше, но все же горько наблюдать, как чуть ли не на глазах отступает вода. На метр с лишним уменьшилась за год глубина озера Накуру, где около миллиона фламинго могли любоваться своим зеркальным отражением. Когда мы приехали к Накуру, фламинго уже покинули сцену. Увидели мы их на Баринго и у Большой Воды, куда они впервые прилетели. Однако и Большая Вода с каждым годом отступает. В северной части озера река Омо откладывает ил с эродированных горных склонов Эфиопии, и полагают, что за пятьдесят-шестьдесят лет весь этот сектор займет наносная равнина. Озеро Стефани по соседству, прежде прозрачное, за семьдесят пять лет превратилось в болото. Уж не ждет ли Большую Воду такая же участь?

Когда, как во время нынешней засухи, иссякают обычные источники, животные и люди лихорадочно ищут выхода. Добираясь до воды, роют собственные колодцы в песке слоны; дождавшись их ухода, спешат напиться буйволы и пернатые. Люди, бросившие пораженные засухой районы, с немой мольбой протягивают встречным пустые сосуды. Вода становится предметом торговли. Есть места, где за бочку воды дают барашка. Скольким другим барашкам достанет этой бочки — и надолго ли?

Правительства разрабатывают грандиозные программы, призванные в ближайшем десятилетии (Танзания) или к концу столетия (Кения) обеспечить каждое семейство чистой водой. Зная, что половина населения земного шара испытывает нехватку питьевой воды, можно представить себе масштабы этой задачи. Специалисты сомневаются, что названные программы будут поспевать за приростом населения. Сейчас (1977 год) в Кении тринадцать миллионов жителей; предполагают, что к концу столетия эта цифра возрастет до тридцати миллионов. В Танзании пятнадцать миллионов, и также ожидается увеличение до тридцати миллионов. Во всей Африке теперь четыреста миллионов, вероятно, будет восемьсот. Новые рты, которые нужно насытить, жажда, которую надобно утолить… Поистине гигантская задача.

По мнению советника Всемирной организации здравоохранения, для людей и скота грунтовых вод должно хватить, но с ирригацией дело обстоит хуже. Грунтовые воды пополняются медленно — в районах вокруг Найроби только два-три процента осадков достигают их уровня. Местами они залегают на глубине полутораста метров, так что добираться до них — дорогостоящее дело. Опираясь на международную помощь, правительства бурят скважины и устанавливают колонки. Однако эти меры подчас чреваты экологическими просчетами, так как не служат частью комплексной экологической программы. Как только появилась водоразборная колонка, к ней гонят стада, скот размножается, предельно нагружая новый источник воды, и вытаптывает прилегающее пастбище, в короткий срок превращая его в пустыню. Известны случаи, когда десятки тысяч коров погибали вблизи животворной воды потому, что был съеден весь корм. Вода несла смерть траве — великая ирония.

И ведь нашим глазам доступны только детали огромного, труднообозримого комплекса. Кочевник у водоразборной колонки не подозревает, а жители промышленных стран явно не желают сознавать, что вместе они, возможно, развязывают космические силы, которые в один прекрасный день могут выйти из подчинения.

В природе пресная вода совершает постоянный круговорот. Моря, Солнце и атмосфера образуют гигантское колесо, обеспечивающее непрерывную циркуляцию воды: из морей в атмосферу, из атмосферы на материки, с материков обратно в моря. Изо всей массы водяного пара, поднимаемой Солнцем из океанов, около сорока кубических километров изливается дождем на материки, столько же возвращается в моря через грунтовые воды и реки — круг замкнулся, колесо совершило один оборот.

Поскольку народонаселение земного шара уже в самом начале третьего тысячелетия предположительно удвоится по сравнению с нынешним, должно в огромной мере возрасти искусственное орошение жаждущих земель. И если мы не желаем опустошать наполненные былыми эпохами резервуары грунтовых вод в земной коре, надобно в максимальной мере задерживать влагу, изливаемую облаками на континенты. Между тем немалая часть воды, собираемой в водохранилищах и направляемой на поля, испаряется и не доходит до морей; это прежде всего касается тропического пояса, где, согласно расчетам, потенциальное испарение в ряде мест в пять раз превосходит фактические осадки. Чем больше растет испарение, тем сильнее нарушается глобальный круговорот воды. Один советский ученый подсчитал: если количество воды, возвращаемой с суши в океаны, уменьшится на два процента, этого (при неизменности других условий) довольно, чтобы уровень океанов понизился на двести пятьдесят метров, правда за сорок тысяч лет.