Игорь Рабинер - «СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений Страница 13

Кстати, о деньгах – мы ведь, помимо всего прочего, не за фантики в новый проект пошли. Но если я вспомню, что мой первоначальный оклад-жалованье составлял одну тысячу рублей, вы все равно не сможете перевести ее в доллары. Да я и сам не смогу – потому что четкого обменного курса тогда не существовало в природе, зато действовала статься УК о незаконных валютных операциях. А люди, которым меняли деньги по официальному курсу, вообще в этой стране понять ничего были не в состоянии.

Вот, к примеру, перед самым уходом из «Совспорта» группы сотрудников в редакцию приезжают американские телевизионщики – проведать, как живет самая крупнотиражная в мире спортивная газета. Это уже перестройка, Игры доброй воли и т. д. – общайтесь на здоровье, господа-товарищи. Им выдвигают для удовлетворения капиталистического любопытства Вову Гескина – послушайте, как наш новоиспеченный замредактора по-английски говорит. Вова говорил хорошо, и даже не скрыл – правда, не от американцев, а от переводчика, который его на всякий случай все же страховал (ну, вы же понимаете, от чего), размер своей новой зарплаты. А составлял он ни много ни мало 380 рублей. Переводчик рассекретил эти разведданные американцам, те пересчитали на свой манер, то есть на те копейки, по каким им меняли баксы перед поездкой, получили, что Гес имеет больше тысячи долларов в месяц, и стали за него спокойны.

Но – ненадолго. Они же фильм о стране во всей ее красе приехали снимать – вот и влезли со своей камерой, едва уйдя из редакции, в рейсовый автобус. И узрели там табличку с какими-то цифрами. И переводчик, наш, кстати, с Сашкой Федоровым друг, от кого я историю эту и узнал, им и перевел, что водитель автобуса – интересная профессия, и что если овладеть ей в достаточной степени, то на выходе можно будет получать аж до 390 рублей. И впали американские исследователи СССР в ступор – не возвращаться же им, в самом деле, было в редакцию, чтобы узнать у Вовы, умеет ли он водить автобус, а если да, то знает ли, сколько за это платят…

Понятно, что в доме-уродце на Пушечной долго задерживаться никто не планировал. Сейчас чуть раскрутимся, и варианты переезда появятся сами собой. У нас же есть зам по хозяйству? Есть – он и мебель купил. Естественно, в комиссионке – это же временно, только такая в такую дыру и годится. А как там зам по рекламе? Три дня назад поехал договариваться с «Мерседесом» и с тех пор не звонил? Так, может, потому, что что-то наклевывается? А где у нас самый главный зам – Трахтенберг? Что, опять в Кремле?!

Впервые я увидел Леонида Федоровича Трахтенберга – который во все времена просил называть его просто Леней – еще будучи студентом пединститута. Тогда завкафедрой спорта, величайшая советская спортсменка Тамара Натановна Пресс задумала известить любимую газету «Советский спорт» о проведении институтского спортивного праздника в Лужниках – а вдруг кто придет и пару строк напишет. Я сам вызвался быть курьером, и, когда завернул во двор по улице Архипова, дом номер 8, застал сцену, которую мне не суждено, видимо, забыть никогда. Соберусь когда умирать – может, ее именно и вспомню.

Во дворе ссорились два человека, стоявшие возле двух машин. Один, невысокий и крепко сбитый, с типично рязанской физиономией, отбивался от натиска другого, высокого и сутуловатого, с совсем не рязанским лицом.

– Ты кто такой, чтоб так машины здесь ставить?!

– Да не ори ты – сейчас отъеду.

– Нет, ты почему меня запер – видел же, что мне не проехать!

– Да я на пару минут всего отходил…

– Слушай, ты, пролетарий, я не хочу из-за тебя и таких, как ты, и на две минуты опаздывать!

– Я, бл… может, и пролетарий, а ты сам-то кто такой?

– Да я Трахтенберг, бл…!!!

Такая серьезная фамилия, похоже, произвела на крепыша впечатление – он сел в свое авто и сдал назад, а представившийся Трахтенбергом (я читал, конечно, его заметки, но самого до того дня не видел) тоже сел в свое и резко рванул с места – я, заслушавшись, еле успел отскочить к стене, чтобы дать ему дорогу. Парень из-под Рязани злобно смотрел вслед уехавшему из открытого окна. «Видал, – кивнул он, приглашая меня в свидетели. – Трах, его, берг! Так и парковался бы с той стороны, раз он там в авторитете! Чего в наш-то двор переться и нормальных людей здесь грузить?!» И кивнул на стену здания, с которым редакция «Советского спорта» соседствовала. Зданием этим была синагога…

Тогда Леня Федорыч еще служил в «Московском комсомольце», заведуя, естественно, спортом, а на Архипова приехал получать гонорар. К слову, все издательские кассы в Москве открывались тогда для сторонних авторов только пятого и двадцатого числа, и порой опоздание куда-либо на две минуты действительно могло быть критичным. А с другой стороны, вдруг Леня в тот раз в синагогу накоротке заглянуть собирался – кто его знает…

Пройдет время, и я сам начну носить заметки в «МК» и Леню там еще застану, но уже на стадии его перехода в «Совспорт». У него в отделе будут работать люди с отчествами Маркович, Генрихович, Юзефович – и один несчастный паренек Леша, отчеством которого никому в голову интересоваться не приходило и чьи заметки коллеги по очереди переписывали, поскольку печатать их в оригинале было решительно невозможно.

– Он еще недавно в цеху тачки с газетами возил – и может, у него даже неплохо получалось, – сокрушался Трахтенберг. – Но кто-то из начальства каким-то образом прознал, что этот Леша в синем халате – болельщик, и привели его ко мне – русские фамилии под заметками тоже должны иногда в газете появляться. Да я что – против, что ли?! Но он бездарен и неграмотен одновременно, а в его возрасте это уже не лечится. Вчера вот принес очередную белиберду. Я прочитал и спрашиваю: зачем он свой бред сам за собой записал? И знаешь, что мне на это автор отвечает? Это, Леонид Федорыч, наверное, оттого, что у меня вчера температура высокая была! Но ведь если судить по тому, что он писал раньше, – он никогда и не выздоравливал! Тогда сноски надо делать под заметкой: дорогие читатели, не взыщите строго – наш корреспондент на задании заболел, причем тяжело, но мы надеемся, что его следующий репортаж из больницы вам понравится больше – так, что ли, с такими текстами поступать?! Черт, меня внизу уже Серега Шакуров ждет, на хоккей ехать, а я тут, видите ли, должен читать сочинения пролетариев – а ведь еще не всего Анатоля Франса прочел…

(Леше из цеха все в отделе тоже советовали читать побольше. Игорь Германович Фейн за розливом коньяка, который Алексей принес ему за очередную переделанную рукой мастера заметку, наставлял начать с Толстого и Достоевского. Леша внял – сходил в редакционную библиотеку, взял «Преступление и наказание» и, после того как его послали на задание по звонку из какого-то ЖЭКа, на чьей территории рушился спортзал, начал свое повествование так: «Этот зал своей сыростью и мрачностью напоминал занимающимся жилище Родиона Раскольникова…»)

Леонид Федорович Трахтенберг был на короткой ноге со всем московским бомондом – не найдется, наверное, ни одного авторитетного и интересующегося спортом актера, певца, завмага или парикмахера, с которым Леня не появился бы на футболе-хоккее – сначала в буфете, а затем в ложе прессы. А уж лучшие советские физкультурники все ходили у него в друзьях. Я вообще не могу вспомнить его вне компании. Поэтому все, что он писал, было не только ярко и талантливо – но и еще со многими людьми прожито. Понятно, что такой незаменимый во всех отношениях человек не мог не оказаться в компании ушедших из «Совспорта» в «Спорт-Экспресс», не мог не получить титул зама главного и не заняться продвижением газеты по всем направлениям.

А первейшим из них было получение газетой достойного помещения – уж больно убогой была наша избушка в подворотне – еще и с живописным видом на помойку. Этот животрепещущий вопрос обсуждался на одном из первых собраний – к кому бы повыше рангом зайти через знакомых посредников? Фамилии и тех и других назывались разные, пока вдруг Трахтенберг, поминутно выскакивавший из комнаты в ожидании какого-то сверхважного – других у него не бывало – звонка, не покрыл все кандидатуры козырным тузом: Ельцин! А как же мы до него доберемся, Леня? Элементарно – я знаю, где и когда он с Тарпищевым играет в теннис. А уж с Шамилем мы, можно сказать, выросли вместе.

Леня произнес это, стоя в дверях, и мне даже стало не по себе, что я сижу, хоть, за неимением места, и на подоконнике, в присутствии такого великого человека. И еще подумалось: а может, Ельцин когда из Свердловска своего в Москву на разные пленумы приезжал, Леня водил его, мастера спорта, на любимый волейбол – просто тогда никто из нас не знал в лицо будущего президента…

А потом будет коллективный поход редколлегии «Спорт-Экспресса» на какой-то пафосный футбол, посвященный первому в истории газеты рекламному контракту: в Лужниках повесят нашу растяжку, и мы прямо под ней разопьем несколько бутылок уж и не вспомню сейчас чего. А после игры Леня, пребывавший по случаю выпивания без автомобиля, подойдет к выходившему со стадиона Тарпищеву и спросит на глаза у всех: «Шама, у тебя есть место в машине?» – «Леня, для тебя – всегда», – ответит советник Президента России, и перед Трахтенбергом распахнутся двери та-акого лимузина… И укатят они – ну почему бы и не к Ельцину в Кремль, а мы, пронаблюдав за отправлением нашего товарища в мир избранных существ, пойдем еще куда-то выпить по поводу скорого заселения в особняк от президента – сами только что видели – дело ну совсем на мази.