Джошуа Слокам - Всемирный следопыт, 1926 № 04 Страница 13

В преступлении Лорроби сознался. Таким образом, благодаря стечению обстоятельств, едва не погиб жертвой судебной ошибки Реджинальд Гатлинг, невинность которого выяснилась вполне, К сожалению, Гатлинг, повидимоту, погиб при крушении парохода „Вениамин Франклин“».

— Вот он, Гатлинг! — крикнул Симпкинс, — заканчивая чтение газеты. — А так как не напрасно же я ловил его и столько с ним провозился, то я и решил приговорить его к пожизненному лишению свободы… с мисс Кингман, если она ничего не имеет против.

Она явно ничего не имела против.

Публика приветствовала этот суровый приговор громкими аплодисментами.

Величайшая ветряная мельница.

Эта мельница, которая, включая вертикально стоящее крыло, достигает высоты 200 футов (около 60 метров, 28½ саж.), находится в окрестностях С.-Франциско. Эксцентричные американцы не удержались от того, чтобы использовать это полезное сооружение для необычайно бесполезного трюка. Состоялось пари о том, что четверо людей совершат полный оборот, прицепившись к решетчатым частям мельничных крыльев. С'ехалось, конечно, множество любопытных зевак, чтобы полюбоваться захватывающим зрелищем. Наша фотография изображает как раз момент верчения крыльев с четырьмя смельчаками на них.

Воспитатель орлят.

Рассказ А. Сытина.

I.

Милиционер Никитин, он же и лесо-об'езчик, был самым большим человеком во всем районе Маргелана. Во-первых, потому что другого начальства не было. Во-вторых, потому что, когда приезжало высшее начальство, чорт его знает откуда, то всегда требовало Никитина. Он отвечал за всех жителей. Жители это знали и старались не грешить.

Правда, был еще в районе туземный судья, но он всегда был в раз'ездах. Чтобы проехать верхом поперек всего района в одну сторону, надо было употребить месяца полтора. Судья был человек тучный и почтенный, в дороге любил покушать и отдохнуть. В благодарность за гостеприимство судья всю дорогу до места преступления ругал всех ворами и убийцами. Его любили и уважали, так как из-за огромных расстояний дело обычно кончалось ничем. Все привыкли, что судья ездит только по покойницким делам. Милиционера Никитина интересовали только живые, и потому его авторитет был выше.

Вообще у населения было свое особое отношение к власти. Если бы Никитин вздумал об'явить себя губернатором старого режима, ему сказали бы с некоторым удивлением. «Й-э!», и жизнь пошла бы своим чередом.

Великая Русская Революция, голод, борьба городов и все новшества интересовали туземцев, как сплетня о ссоре между начальством. У начальства много времени и денег, пусть делают, что хотят. Что же касается жизни, хе-хе, она вся изложена в коране. Как ходить в гости, занимать деньги, жениться, сморкаться — все там есть. Это от аллаха и навсегда.

Если приезжает оратор, его надо слушать. На сегодняшний день оставлена работа. Начальство для того и живет, чтобы кричать и отнимать у людей время.

Когда я приехал в эту благословенную долину, все было спокойно. Даже судья сидел дома. Никаких неизвестных трупов в окрестностях не появлялось. Никто не заявлял, что Кошкалды и Мумын зарезаны, и по выяснении всех обстоятельств убийства, под присягой всего кишлака, Кошкалды и Мумын не возвращались живехонькие домой после торговой поездки. Одним словом, все было вполне благополучно.

Никитин целыми днями сидел в пустой комнате, которая называлась «управлением». Иногда он играл там в шашки, иногда занимался статистикой, но чаще всего сидел без всякого дела и пил чай. Базарные караульщики рассказывали ему всякие сплетни о том, какая женщина прошла ночью по улице и какой бала (юноша) бежал после этого, рыдая, с большой шишкой на лбу.

Я тоже любил их послушать и часто ходил в управление. Однажды, когда я пришел, я застал Никитина озабоченным и мрачным. Он был недоволен до крайности решением судьи по одному делу и хотел итти об'ясняться.

Два киргиза разодрались на базаре. У одного было сильно надкушено ухо, у другого разодрана ноздря. Судья опросил их обоих и пятерых свидетелей. Так как оба были и потерпевшими и насильниками, судья в назидание решил считать их только насильниками и оштрафовал обоих. Кто-то из свидетелей показал нож драчуна, начавшего ссору, и заговорил о покушении на убийство. Судья плюнул и заявил, что убить можно даже кулаком. При этом показал такой кулак, что все попятились.

В заключение судья оштрафовал каждого свидетеля на два куска маты (домотканная материя) и об'явил, что каждый человек, находящийся на базаре, должен дать виновному по шее, а не ходить кляузничать. Киргизы были в восхищении от суровости судьи. Они уплатили ему мату и хохотали во все горло, когда он вытолкал всех и выбросил за дверь кусок маты «на перевязку», как он выразился.

Никитин только что хотел собираться к судье, как вдруг прибежал караульщик и заявил, что на базаре курят анашу так сильно, что запах слышно за квартал. Никитин дал ему еще двух человек и приказал доставить виновника вместе с чилимом.

Права Никитина в борьбе с анашой были освящены кораном, и потому, когда он поднял крик, в управление набежало человек восемь караульщиков. Старые и молодые, в лохмотьях, с традиционными дубинами от ханских времен, они столпились вокруг своего начальника.

— Где курят? — грозно спросил Никитин.

— Худай Берген курит, — хором ответили караульщики.

— Идите к тем, которых я уже послал, и приведите старого иблиса (дьявола) вместе с чилимом. Кочь (вон)!

По всему полу управления затопотали босые ноги, и мы остались одни.

II.

Никитин сидел и ворчал. Недоконченная партия шашек стояла в пустом управлении. Прошло минут пять. Вдруг старый караульщик Шеримбай, самый почтенный с виду, но на самом деле большой пройдоха, заглянул в управление.

— Войди! — крикнул Никитин.

— Тюра (сановник)! — сказал Шеримбай, — мы ничего не можем сделать. В доме Худай Бергена поселился иблис (дьявол). Худай Берген нехороший человек, он делал опиум для продажи, и аллах его покарал.

— Не разговаривай долго, как сорока, — перебил Никитин, — у тебя седая борода, а не птичий хвост.

Шеримбай продолжал:

— Караульщики стоят во дворе и не смеют войти. Худай Берген разговаривает с дьяволом. Это не язык мусульманина, а язык шайтана. Тьфу!

— Шеримбай, дай-ка мне штаны, вон там висят на стене, — приказал Никитин, любивший отдыхать в прохладе в часы занятий.

Хмуро натянув штаны, Никитин подошел к окну. Шеримбай с ужасом увидел, что его начальник надевает через плечо шашку. Дело шло о сопротивлении власти, и вид Никитина действовал на Шеримбая, как войско, идущее в бой мимо обывателя.

Я направился за Никитиным. Через минуту мы были возле низенького мрачного туземного домика. Витиеватая резьба по дереву украшала притолоки. От времени вся дверь была изрешетена червоточиной.

Никитин взял тяжелое железное кольцо двери и потянул к себе. Дверь открылась, запев на разные голоса. Мы увидели небольшое поле белого и красного мака. Высокие пьяные цветы распространяли пряный дурман по всему двору. Шеримбай сказал правду: Худай Берген делал опиум.

Никитин повернул во вторую дверь, которая вела в дом. Мы вошли в сени. Там было темно, и стоял сырой сладкий запах свежего опия. Огромный медный казан до половины был наполнен вязкой черной массой. В сенях было так темно, что мы наступали на ноги своим караульщикам. Все они толпились здесь перед следующей дверью, которая вела в комнату. Караульщик зажег спичку, и мы увидели, что дверь была дубовая и старая. Из комнаты несся тяжелый тошнотворный запах анаши.

Никитин обратился к Шеримбаю:

— Зачем он курит анашу, когда у него столько опия?

Никто ему не ответил. Он постучал ножнами шашки в дверь, и мы услышали за дверью удивительные звуки. Урлю, урлю… клю, клю… — раздалось так громко, как-будто в комнате был индюк величиной с теленка. Пьяный расслабленный голос Худай Бергена называл кого-то ласковыми именами.

Мы прислушались.

— Иблис, — говорил Худай Берген, — ты теперь старый, старый, и у тебя нет сил. Твои когти совсем ослабли. Клю, клю, пх-х-х! — послышалось в ответ, и караульщики испуганно стали жаться друг к другу.

— Сколько тут вас, шайтанов, натискалось? Не повернешься! — заорал Никитин. — Пусть останутся три человека, а остальные убирайтесь к дьяволу.

Толкаясь и наступая друг другу на ноги, все караульщики кинулись вон.

— Да не все, не все, черти! — орал Никитин, который сам в эту минуту был похож на чорта.

— Шеримбай, ломай дверь! Махсуд! Мажид! Пайси! Вы будете со мной!

Дверь затрещала под напором, и пьяный голос Худай Бергена за дверью жалобно проговорил: