Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6547 ( № 13 2016) Страница 13

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кирилл Резников. Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра. – М.: Вече, 2016. – 560 с. – 500 экз.

История состоит из двух частей: то, что произошло на самом деле, и то, как события видятся народу.

Любое прошлое рано или поздно мифологизируется. Иногда герои становятся персонажами анекдотов, а персонажи каким-то невероятным образом приобретают героические черты.

Это касается даже событий, отдалённых от нашего времени на какой-нибудь десяток-другой лет. Что уж говорить о временах, известных почти исключительно из летописей, которые, как мы знаем, часто расходятся в изложении самых, казалось бы, известных фактов…И понять, что в этих вариантах истинно, а что ложно, без помощи знатока не представляется возможным.

В книге собраны исследования, посвящённые временам, которые народ назвал Смутными, и прослежен путь страны до возникновения мощной Российской империи, создания дома Романовых, решения сложных политических и экономических задач.

Непредвзятое изложение исторических фактов иллюстрируется и сопутствующими легендами. Только так, внимательно изучая факты и слухи, которые призваны дать событиям нужную окраску, можно составить полную картину нашего прошлого и сделать выводы для современности и будущего.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Сергей Зимин. Зелёная рыба: Повести и рассказы. – М.: Живопись-Инфо, 2016. – 318 с.

Автор – писатель, художник, профессио­нальный авиатор и мореход. Поэтому в книге для старшеклассников С. Зимину удалось увлекательно и с юмором рассказать о многом: и о том, как герой учится рисовать, и о рыбалке, и о путешествиях... Никакой назидательности, только познавательность – таков девиз «Зелёной рыбы». Обаятелен образ главного героя, доброго и простодушного пацана, чутко относящегося и к окружающим его людям, и к природе; он понимает язык медведей и куликов болотных, не обидит ни камня, ни птицы, не говоря уже о человеке.

Это добрая проза, написанная простым и внятным языком. А самое главное свойство рассказов Сергея Зимина вот какое: они помогают восстановить в мире и в душе необходимое взрослеющему человеку равновесие. «Я вспомнил звёздное небо, на которое «пялился», когда мальчишкой шагал по зимней дороге в соседний посёлок за молоком. Мне не нужны были никакие названия, чтобы бродяжничать в океане звёзд, придумывать разные миры. Я сам давал названия звёздам. Были у меня звезда Одинокого рыцаря, планета Деревянных человечков, созвездие Укушенных собак... И эти рыцари, человечки и собаки вели меня потом через океаны земные и небесные всю жизнь. И сейчас деревянный человечек-ангел с белыми крыльями, что на носу корабля, вновь спустился с планеты и указывает нам морскую дорогу».

Неразгаданный вольнолюбец

Неразгаданный вольнолюбец

Книжный ряд / Библиосфера / Объектив

Теги: Алексей Варламов , Шукшин

Алексей Варламов. Шукшин. – М.: Молодая гвардия, 2015. – 399 с. – ЖЗЛ. – 7000 экз.

Писатель и биограф Алексей Варламов выпустил очередную свою книгу в серии «ЖЗЛ». На этот раз в один ряд с Пришвиным, Булгаковым, Платоновым, а также Александром Грином, Алексеем Толстым и Григорием Распутиным встал такой «простой» по первому впечатлению и при этом такой загадочный,  «зашифрованный»  автор – Василий Макарович Шукшин.

Первой же фразой автор биографии справедливо уведомляет, что историю жизни его героя «можно рассказать по-разному». Далее следует развёрнутое уточнение: «можно написать героическое сочинение» о чудесном взлёте «на высоту своего времени», а можно «обнаружить за всеми шукшинскими удачами жёсткий и точный расчёт», можно изобразить «русского советского патриота, а можно – скрытого антисоветчика». И, кажется, биограф, взялся протаптывать все эти тропинки (а также несколько других) одновременно.

Трагические черты судьба Шукшина принимает уже в раннем детстве: в три года Вася теряет отца, Макара Леонтьевича, «заарестованного по линии» НКВД и расстрелянного в Барнаульской тюрьме всего через месяц. Однако точных сведений у семьи нет, и мальчик верит, что однажды отец вернётся.

В связи с тем арестом и мать Мария Сергеевна, и дети оказываются на социальном дне. Теперь её часто кличут «сибулонкой» (женой заключённого сибирских лагерей), а сына – вражонком. Несмотря на все трудности, «сибулонка» сумела не просто подняться, но стала деревенской элитой. Потом то же проделает в масштабах страны её сын».

А неуёмный Шукшин уходит сначала в ближайший город Бийск, учиться на автомеханика, и возвращается, не доучившись. Затем, с огромным трудом получив паспорт, отправляется покорять далёкую, почти инопланетную Москву. « Даже из близких ему писателей-деревенщиков никто так драматически, так надрывно не уходил из деревни в город, никто так тяжело не пробивался в люди. Ни Фёдор Абрамов, ни Василий Белов, ни Валентин Распутин».

И здесь, а затем по ряду других эпизодов и целых периодов жизни Шукшина, биограф Варламов аккуратно полемизирует с другим шукшинским биографом – покойным Владимиром Коробовым, автором книги «Василий Шукшин. Творчество. Личность» (первоначально опубликованной в 1984 году, а затем дважды переизданной в серии «ЖЗЛ»).

Так, Коробов в своей книге стремился доказать, что Шукшин по дороге в Москву несколько месяцев провёл в банде уголовников и что именно там и тогда приобрёл знание «определённых кругов», пригодившееся ему впоследствии. Варламов же доказывает, что пробела, достаточного для долгой уголовной одиссеи, в жизни Василия Макаровича не было.

После изнурительной подготовки по всем направлениям Шукшин поступает во ВГИК. И здесь оказывается, что «образ малограмотного парня в сапогах, не читавшего Льва Толстого, – это легенда, мистификация, которую он охотно поддерживал, но которая ничуть не соответствовала действительности».

Подробно проанализировав поступление Шукшина в вуз с фантастическим конкурсом, автор резюмирует: «как ни относись к советской власти, надо признать, что только благодаря ей и победившему социализму Шукшин смог стать кинорежиссёром. Ни в каком Голливуде, ни в какой великой французской режиссёрской школе, не говоря уже о сегодняшнем российском кино и сегодняшнем ВГИКе, парень с его социальным положением в режиссёры не пробился бы».

Из показанных лавирований «бесконвойного» Шукшина (переход из консервативного «Октября» в постоянные авторы либерального «Нового мира», а оттуда – в редколлегию патриотического «Нашего современника») «возникает образ лихого и довольно циничного, ловкого парня, который получил от «Октября» первую славу, прописку, попользовался всеми льготами и… ушёл к конкурентам. Про таких парней говорят – подмётки на ходу рвёт». И в то же время с сочувствием и даже с восхищением к человеку, которому необходимо было «суметь сказать всё, что он хочет сказать, но сделать это – здесь и сейчас, сказать открыто и максимально широко (а не в сам- или там­издате, что выбрал Солженицын)».

К чести автора: он не пытается искусственно подогнать личность героя под какой-либо готовый ответ, понимая и признавая заранее, что «каждый останется при своём, лично ему удобном, понятном Шукшине».

Видно, что проделана серьёзная и вдумчивая исследовательская работа. Однако биографу такой крупной и размашистой личности не хватает резкости, страсти, стремления не только очертить периметр поисков, но непременно доискаться, дойти до сути любой ценой. Варламов добавляет и проясняет немало черт характера своего героя. И всё же Шукшин в итоге остаётся неразгаданным и в жизни, и в смерти.

Александр ЕВСЮКОВ

Длинная дорога в Стамбул

Длинная дорога в Стамбул

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Теги: Орхан Памук , Мои странные мысли

Орхан Памук. Мои странные мысли. –  М: Азбука-Аттикус. Иностранка, 2016. – 576 с. –  Серия «Большой роман». – 8000 экз.

Премии от мала до велика, внимание властей и телеканалов – Орхан Памук с полным правом может считать, что мечты сбылись: как писатель он состоялся. В своё время начинающий литератор верно угадал, что Восток – дело не только тонкое, но и почти всегда беспро­игрышное. Орхан Памук едва не угодил в этнографы, но, вовремя осознав шаткость положения, стал обвешивать бесхитростный скелет своих сочинений постмодернистскими побрякушками. Этого оказалось достаточно, чтобы в 2006 году присудить ему Нобелевскую премию за то, что «в поисках меланхолической души родного города нашёл новые знаки для обозначения столкновения и переплетения культур».