Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6324 ( № 20 2011) Страница 15

ЛИТЮБИЛЕЙ

Исполнилось 80 лет народному писателю Адыгеи Исхаку Машбашу.

Литнаграды

Вручена Новая Пушкинская премия 2011 года. Напомним: первая премия – «За совокупный творческий вклад в отечественную культуру» – присуждена переводчику Вере Мильчиной. Обладателем второй премии – «За новаторское развитие отечественных культурных традиций» – стал прозаик Ильдар Абузяров. Совет премии принял решение особо отметить Пушкинский театральный центр под руководством Владимира Рецептера (Санкт-Петербург) «За верное служение Пушкину». (Театральное собрание сочинений Пушкина, серия книг «Пушкинская премьера»).

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

«Кровь и смерть, ничтожество и высь»

Литература

«Кровь и смерть, ничтожество и высь»

ПОЭЗИЯ

Евгений РЕЙН

КРАСИЛЬНИКОВ                                                                                                                            

Красивый дылда с бледной рожей,

На Маяковского похожий,

Во сне является ко мне,

За пазухой – бутылка водки,

В запасе –  правильные сводки,

Он в прошлом греется огне.

Он – футурист, он – будетлянин,

Бурлюк им нынче прикарманен,

Он Хлебникова зачитал,

Он чист, как вымысел ребёнка,

И чуток, точно перепонка,

Что облепила наш развал.

Зачем-то Кедрин им обруган,

Он нетерпим к своим подругам,

Одну он выгнал на мороз,

Он отсидел четыре года,

Пьян от заката до восхода,

До Аполлúнера дорос.

Он говорил, а мы внимали,

Он звал нас в сумрачные дали,

Где слово распадётся в прах,

Где Джойс и Кафка лишь начало,

Где на колу висит мочало,

Туда, туда на всех парах.

Работал в «Интуристе» в Риге,

Влачил не тяжкие вериги,

И сбросил их, и – утонул,

В истериках, скандалах, водке,

Посередине топкой тропки,

Смешав величье и разгул.

МАТЧ                                                                                                                                   

Гляжу футбол.

Ведь я и сам играл

Центрального защитника когда-то.

Я и штрафной, случалось, отбивал, –

Внезапный мяч до самого заката.

Бывало, что играл за вратаря,

Однажды даже я отбил пенальти,

Поэтому и мне благодаря

Мы выиграли первенство на старте.

То было в Териоках. Стадион

«Локомотив» в присутствии мальчишек

Кричал и бесновался, словно он

Намного лет опередил излишек

Положенных от века неудач,

Блокаднику, пижону, доходяге,

Когда попавший мне под бутсу мяч

Летел в зенит и пропадал в овраге.

А я стоял, простёрши руку над

Травой пожухлой, стоптанной до корня,

Как Медный всадник, принимал парад

И возвращался сам к себе покорно.

НАРОД

От Кронштадта до Владивостока

В пламя, и в мятеж, и в недород

Проживает глухо и жестоко

Вместо населения – народ.

Он – кентавр от солнечной лазури

Скифского походного коня,

Потому-то никакой халтуре

Ни за что не убедить меня

Ни направить к милым вам берёзкам

Или голошенью наших птах,

Он стоит на мраморе поросском,

Ну а мрамор тот – на трёх китах.

Нету никакого умиленья,

Пусть он голодает и вопит,

Жалость – это просто умаленье,

Что он стоит и на чём стоит.

Он задуман волей полубога,

Может быть, ему не нужен бог,

Он отринет всякого пророка,

Кто ему помыслит поперёк.

Потому что сам он – тело божье,

Кровь и смерть, ничтожество и высь,

Для чего брести по бездорожью,

Ангел говорит: «Остановись!»

Посреди земли и мирозданья,

Между всех разбойничьих ватаг,

Матерно гудящий перед бранью,

Вечность зажимающий в кулак.

НОЧЬ НА САН-МАРКО

Ночь на Сан-Марко за ближней далью,

Спит мой товарищ в обнимку с медалью,

Сильная зыбь колышет суда,

Жизнь, нисходящая по серпантину,

Здесь упирается, точно в плотину,

Волны выплёскивая сюда.

Здесь от собора до кладбища близко,

От алтаря и до обелиска –

Только один перегон.

И не заблудишься, не промахнёшься,

Если в лагуну и обмакнёшься,

Купол протянет тебе балахон.

Сторож за лепту откроет калитку,

Маятник приостановит молитву,

Камень могильный своё подтвердит:

«Может быть, смерть – это только начало», –

и что бы это ни означало,

шутку Проперция или вердикт.

Розы завяли, венки облетели,

Рыбы в лагуне и те обалдели,

Всем нам единый улов,

Спи под разгулом славы и влаги,

Княжество спасший, точно варяги,

Уголь затепливший в печке богов.

ПРИЗЫВ

А что если Бог – это высший художник,

Создавший икону, простой подорожник,

И ямб, и хорей, и анапест,

Придумавший кисти, и краски, и слово,

И всё, что для нашего дела готово,

Сложивший всё это крест-накрест.

В такой мастерской подрастаем мы вечно,

Старание наше да будет сердечно,

А плата – по лучшим расценкам.

Заказов – довольно, не только монархи,

И те, кто штампует почтовые марки,

И небо рисует на стенке.

Мужайтесь же, братья,

питанья и платья

У нашего Господа хватит,

А если он отбыл по срочному делу,

к иному пространству, к иному пределу,

то время труды нам оплатит.

СЛУЦКИЙ

Помню Слуцкого. Шевиотовый пиджак,

рыжие усы и речь замедленная.

Мне казалось – что-то в нём не так,

и повадка вроде самодельная,

Всех он расставлял, чины давал,

помню и партийность, дружелюбие,

Многое он отправлял в отвал,

проходил один средь многолюдия.

Был он мрачен. В долг давал легко,

Это я с ним познакомил Бродского,

На себя похож был самого,

И при этом – очень мало броского.

И, когда остался он один,

Стал вдовцом, закаменел до крайности,

Рыжина исчезла из седин,

И, должно быть, маялся от праздности.

Всё пошло не то, не так, не в лад,

Был он болен, хоть не в крайнем возрасте,

Всё ушло, и выступил талант,

Или гений, говоря по совести.

Не было людей ему под рост,

На доске – как ферзь в игре единственный,

Сам совсем серьёзен, хмур и прост,

Оттого-то был ещё таинственней.

Он вместил эпоху и войну,

Гибель неоправданной утопии,

Взял на плечи правду и вину,

То, что современники прохлопали,

Он им объяснял: «Вот так и так!

Граждане, насильники, товарищи…»

Как поэт, провидец и мастак,

Жертва и пожарный  на пожарище.

ШАРФ ГОЛУБОЙ

Где эта улица, где Пять Углов,

Где я был молод и был бестолков,

Там, где я ждал тебя по вечерам,

Где на Фонтанку ходил по дворам.

Где заведения с кислым вином,

Там, где бутылку делили вдвоём,

Где этот башенный мост Чернышев,

Где синеватый вечерний покров.

«Крутится-вертится шар голубой…» –

мне никогда не вернуться домой,

и никогда не увидеть тебя,

как ты стоишь там, свой шарф теребя,

сгинула, канула в бездну времён,

был же я молод и был же влюблён,

в эту улыбку и в эти глаза,

так отчего же сказать мне нельзя:

«Крутится-вертится шарф голубой…

Где ты теперь? Воротись и постой,

Около булочной, там, на углу,

Честное слово, я снова приду,

Снова нальём по стакану вина,

Времени нету, а есть времена,

Их размывает речная вода,

Их отменяет любая беда.

Если же я не узнаю тебя,

Шарф я узнаю сейчас, как тогда…»

«Крутится-вертится шар голубой…» –

всё то, что было, пошло на убой,

Только остался небесный тот цвет,

Верный вопрос и неверный ответ.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,5 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии:

«Как на подбор, русские»

Литература

«Как на подбор, русские»

ЛИТРЕЗЕРВ