Ирина Горюнова - Современная русская литература: знаковые имена Страница 16

И так можно говорить о судьбе каждого: и питерских проституток — «парколенинских промокашек», и о судьбе слепого Капитана, промышлявшего на выпивку со своей черной курочкой, и о ворах в законе, и о других обрубках, и о людях интеллигентных «сэхэшовских антиках», преподававших в Средней художественной школе (СХШ)… Кто лучше Эдуарда Кочергина, примерившего на себя подобный же кафтан, смог бы увидеть душу людей питерского «дна», в чем-то опустившихся, в чем-то гораздо более честных и благородных, чем многие другие? Наряду с жуткими и трагическими описаниями людей обочины, юродивых и калек, Кочергин рассказывает и о жизни в СХШ, о шалостях и проделках одноклассников. Замечательна по своей веселой хулиганистости зарисовка «Трамвай», в которой с юмором рассказывается о «выдающихся чудиках» и оригиналах-преподавателях этого учебного заведения.

Кочергин писал драматическую судьбу своего поколения, людей, выпавших из поля зрения писателей, людей, позабытых и ненужных, но именно они были сутью и колоритом той эпохи, того питерского острова Голодая, а также Васильевского и Петровского островов…

Символично и горько называется последний из цикла рассказов «Россия!.. Кто здесь крайний?» с эпиграфом «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Всеобщее опохмеление в вологодском городе Тотьме — описание, словно сошедшее со страниц сказок Салтыкова-Щедрина.

«Мы не сразу разглядели, что толпа образует между храмом и трибуною плотную многоколенную очередь, которая заполняет всю площадь и концом своим уходит в поднимающуюся угорьем улицу деревянных домов…»

Ожидание народом на площади бочек с опохмеляющим зельем, и апофеоз «тотьменского бытия»: «С угорья, куда уходил хвост очереди, показался высокий спешащий седой человек, в больших роговых очках, с лицом алкогольного академика. Осмотрев со своего высока всю площадь, уставленную бесконечными тунеядцами, сбавил ход, поняв, что опоздал, и, подойдя к хвосту очереди, хриплым начальственным голосом спросил, обращаясь ко всей площади:

— Россия!.. Кто здесь крайний?»

Россия до сих пор ищет крайнего… Оставим это…

Эдуард Кочергин написал великолепную книгу о своей жизни и жизни питерского «дна», существовавшего одним огромным общежитием, которых объединяет одно: то, что таким людям жить уже не страшно, они смотрели в глаза стольким ужасам и страданиям, сколько не выпадает на долю одного человека, но всего народа в целом. И остается только мечтать и надеяться на то светлое завтра, которое непременно настанет.

«Да, Россия, жизнь твоя утрешняя — жизнь ожидательная».

Интервью

Вадим Левин

Более ста лет назад от нас ушел в вечность великий русский писатель Лев Николаевич Толстой. Побеседовать о его творчестве мы решили с Вадимом Александровичем Левиным — известным детским поэтом, педагогом, кандидатом психологических наук, соавтором современного «Букваря» (система Д. Б. Эльконина — В. В. Давыдова) и учебников по русскому языку.

Скажите, Вадим Александрович, сегодня рассказы, написанные им для детей, так же актуальны? Почему?

— Мне трудно сравнивать сегодняшнюю актуальность рассказов Льва Николаевича с той, какая была в его времена. Я хотя и в возрасте, но тех времен не помню и свидетельств о тогдашней актуальности этих рассказов не встречал в печати. Но сразу хочу уточнить: по моим ощущениям, творчество Л. Н. Толстого состоит из произведений для взрослых и произведений для всех. Рассказы, написанные им для детей, — это как раз произведения для всех. И сегодня они, несомненно, современны и актуальны, потому что художественны. Многих читателей, к сожалению, вводит в заблуждение кажущаяся детскость (читай: примитивность) этих рассказов.

Кто из современных писателей на сегодняшний день продолжает в своем творчестве развивать «толстовские» мотивы?

— На этот вопрос ответить не могу, так как не понимаю, что такое «толстовские» мотивы. Сравниваю рассказы «Прыжок», «Лев и собачка», «Пожар», «Косточка», «Акула», миниатюры из «Азбуки» и не могу найти общих мотивов.

Как на вашем творчестве отразились детские рассказы Толстого? А в жизни что-то изменили?

— Детские рассказы Толстого поражают меня своей завершенностью, отточенностью, лаконичностью. Хочется писать так же экономно и содержательно.

А в жизни детские рассказы Толстого что-то изменили?

— В моей жизни многое изменила «Косточка», а вслед за ней — «Пожар», «Прыжок» и другие рассказы. Читая с детьми «Косточку», я однажды увидел, что школа обманула меня, внушив, что рассказы Толстого — это примитивное морализаторство, поучения для детей. Стал интересоваться методиками формирования читательских потребностей и способностей и понял, что ни у детского сада, ни у школы нет таких методик. Вот тогда и бросил инженерную работу и пошел в педагоги.

Какой из детских рассказов Льва Толстого для вас наиболее знаковый, значимый и почему?

— На этот вопрос я уже ответил: наиболее знаковый для меня рассказ — «Косточка», потому что именно эта новелла помогла увидеть, что у школы нет методики приобщения к чтению художественной литературы. Я люблю «Косточку» и с удовольствием читаю ее детям. А потом разговариваю с ними о ней и о них, об их чувствах и мыслях, навеянных этим произведением. Каждый такой разговор добавляет что-то к моему восприятию Л. Н. Толстого. Чтобы убедить родителей и педагогов в том, что «Косточка» не примитив, я написал когда-то педагогический очерк «Что случилось с «Косточкой»?», который приведу в сокращении.

Как будто не случилось ничего особенного. Сначала Ваня не признавался, но потом проговорился: «Нет, я косточку бросил за окошко». Хрестоматийная история — специально для маленьких школьников: все понятно даже самым слабым ученикам. На уроке — никаких хлопот. Учителя младших классов охотно используют это произведение для формирования у детей навыков беглого чтения. Но неужели Лев Николаевич Толстой сочинял и публиковал свою миниатюру только для этого?

Давайте вспомним.

Купила мать слив и хотела дать их детям после обеда. Они еще лежали на тарелке. Ваня никогда не ел слив и все нюхал их. И очень они ему нравились. Очень хотелось съесть. Он все ходил мимо слив. Когда никого не было в горнице, он не удержался, схватил одну сливу и съел. Перед обедом мать сочла сливы и видит — одной нет. Она сказала отцу.

За обедом отец и говорит:

— А что, дети, не съел ли кто-нибудь одну сливу?

Все сказали:

— Нет.

Ваня покраснел как рак и сказал тоже:

— Нет, я не ел.

Тогда отец сказал:

— Что съел кто-нибудь из вас, это нехорошо; но не в том беда. Беда в том, что в сливах есть косточки, и если кто не умеет есть и проглотит косточку, то через день умрет. Я этого боюсь.

Ваня побледнел и сказал:

— Нет, я косточку бросил за окошко.

И все засмеялись, а Ваня заплакал.

Передо мной восьмилетние школьники.

— Ребята, многие из вас, наверное, знают, что Лев Николаевич Толстой был не только писателем, но и педагогом, учителем. В своем имении Ясная Поляна он велел построить школу для детей и сам иногда занимался с ними. Для своих учеников Лев Николаевич написал «Русскую азбуку» и другие книги.

Был среди историй, которые Лев Толстой сочинил для знакомых и незнакомых детей, и маленький рассказ «Косточка». Послушайте его.

Читаю.

— Понравился рассказ.

— Понравился.

— Как вам кажется, вы все поняли?

— Да.

Спрашиваю по-другому:

— Поговорим об этом рассказе? Или с ним все ясно?

— Все ясно.

— Все так считают? — не унимаюсь я. Ребята отвечают удивлённо:

— Все!

— Значит, все, — констатирую я. И добавляю с нажимом: — Запомните, что вы сказали! Запомнили?

Пауза.

— Тогда продолжим разговор. Когда Лев Николаевич Толстой сочинил этот рассказ, он не только прочитал его знакомым детям, но и поместил в свою книгу. А потом «Косточку» часто включали в разные книги для детей.

После этого сообщения задаю важнейшие вопросы:

— Как вы думаете, зачем Лев Николаевич написал этот рассказ и включил его в книгу для детей? И зачем я сейчас прочитал его вам?

Детям эти вопросы кажутся несерьезными, потому что ответы очевидны:

— Толстой учит нас не брать без разрешения.

— Он учит нас признаваться, если сделал что-нибудь плохое.

— Тайное всегда становится явным.

И еще:

— Толстой учит нас не глотать сливы с косточками.