Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6480 ( № 38 2014) Страница 16

– Я знаю два вида очень разных людей – с высоким культурным уровнем и не очень образованных, но и тот и другой оказываются способными к восприятию моих картин. Приведу в пример искусство эпохи Тан: оно было универсальным, поэтому его понимали как император и высокопоставленные чиновники, так и простой народ. Это искусство постепенно вбирало в себя культуру стран Средней Азии и других народов восточного региона, и было хорошо понятно на многих территориях очень разным этносам. Я ориентируюсь именно на такое искусство, чтобы с его помощью обращаться к людям.

Чжоу Шаохуа. «Дух Хуанхэ», 1982  

– Насколько вообще важно художнику, соблюдающему в своём творчестве традиционность искусства, найти общий язык с современной публикой?

– Безусловно, отклик зрителей лично для меня очень важен. В основном я работаю в классической технике китайской тушью, много работаю и с акварелью, а маслом писал мало – оно не даёт мне той свободы, что обеспечивает китайская тушь. Эта техника также говорит со зрителем на знакомом ему с детства языке. И китайская традиционная живопись, и русская традиционная живопись очень уважительно всегда относились к людям. Если говорить о европейской и американской традиции абстрактного искусства, то она адресована прежде всего меньшинству. Получается, что весьма незначительное число творцов всё представляет так, якобы они работают для большинства зрителей. Конечно, это очень сильное заблуждение, если оно у кого-то есть! Для меня же всегда было важным понимание моих работ зрителем, поскольку я убеждён, что искусство в истинной и глубинной основе своей по отведённой для него обществом роли предназначается всё-таки для большинства, а не для меньшинства.

– Сейчас весь мир удивляется феномену китайского «экономического чуда». Как на его фоне развивается национальная культура?

– Да, действительно Китай за последние годы в экономике набрал очень высокие темпы развития. Но параллельно с этим он переживает глубокий культурный кризис, который развивается также активно. И этот процесс начался ещё со времён японской оккупации Китая, когда у наших художников не было элементарной возможности пользоваться красками и бумагой, а самое главное – изучать традиционное искусство, перенимать опыт предыдущего поколения напрямую. Затем последовал не менее сложный период, когда мы сами уничтожали свою собственную культуру – от «культурной революции» пострадало очень много художников, писателей, учёных и памятников нашей трёхтысячелетней культуры!.. Сегодня экономика стремительно и успешно завоёвывает пространство, но современные китайские художники оказываются неспособными догнать в творческом проявлении наших предков, которые в искусстве достигли непостижимых для нас высот. Получается, что наряду с экономическим ростом культура на наших глазах продолжает очень многое терять…

– Когда в России случилась перестройка, наши художники стали охотно перенимать западный тип культуры, отказываясь от того, что имели и умели на родной почве. Но китайская культура страдает не от чужеродного влияния, а потому, что художникам приходится поднимать искусство «с нуля»?

– Однажды я преподавал русским студентам, которые приехали в Китай на практику. Я задавал им вопросы о русской литературе, изобразительном искусстве, и оказалось, что они очень многого просто не знают и не помнят – ни художников, ни писателей! Они ничего не знают о классическом искусстве. Точно такая же ситуация сейчас и с китайской молодёжью. Поэтому чаще всего молодые китайские художники обращаются к западному искусству, а это – постмодернизм, который агрессивно, нигилистически относится к мировой культуре. У постмодернистов позиция антикультурная. А культура – это дух искусства, это одна из наивысших точек человеческого развития!

– Но в последние годы во всём мире наблюдается упадок и самого постмодернизма. Как вы думаете, что последует за ним?

– Считаю, что побороть наследие постмодернизма способно только традиционное и национальное искусство, к которому всем нам, в каждой стране, необходимо вновь обратиться. С другой стороны, нужно сделать так, чтобы традиционное искусство впитало в себя атмосферу современности. Это важно для того, чтобы молодые люди понимали тот язык символов, на котором говорили наши предки, и не забывали его, передавая следующим поколениям. В течение трёх десятилетий я как раз стараюсь сделать традиционное искусство ближе современным людям, но думаю, что ещё не достиг здесь совершенства. Можно и дальше двигаться в этом направлении, чтобы приблизить национальные традиции не только к настоящему, но и к будущему.

– И какой же предстанет наша современность будущим поколениям?

– Нужно направить свой взгляд в будущее. Если стоять на месте и только заимствовать традиционные вещи, то очень скоро наступит пустота, которую невозможно будет передать в наследство. Почему мы так мало знаем о вавилонской культуре? Потому что она исчезла, не оставив будущим временам того, что могло бы перениматься потомками снова и снова. Нужно, как я полагаю, не только питаться старыми традициями, но и создавать традиции новые.

–Почему в вашем творчестве вы не обращаетесь к теме войны?

– К 50-летию с начала японской оккупации я нарисовал серию картин, изображающих мемориальные стелы с многочисленными надписями имён погибших героев. Хотя я не отразил какой-либо конкретный исторический эпизод войны, но через мотив стел хотел обратиться к этой трудной для меня теме. В искусстве я обращаюсь к военным событиям косвенно, например, через пейзажи. Ведь патриотический дух можно передать через изображение родных просторов – рек и гор, полей и равнин… Моими пейзажами я стараюсь донести до зрителя то искреннее чувство патриотизма, что родину нужно защищать от любого вторжения, от любого врага. Так, косвенно, через искусство можно говорить с человеком о самом главном.

– Но почему косвенно? Вы же не только свидетель, но и участник тех трагических событий…

– Дело в том, что изобразительное искусство – это особый вид творчества, воздействие которого на зрителя не смогут заменить ни игровой кинематограф, ни документальное кино, ни фотография. Рассказывать о войне напрямую – такую задачу, на мой взгляд, следует отдать кинематографистам, операторам, фотографам. В живописи же у художника есть намного больше пространства для того, чтобы создавать образы и предоставлять зрителю удивительную возможность быть соавтором, то есть додумывать, досоздавать изображение, используя собственное воображение. А с задачами по реалистичному и правдивому переносу жизни в искусство успешно справляются кинематографисты и фотографы. Оставим же эту работу для них, а сами будем заниматься своей работой!

– Вы являетесь почётным председателем Общества литературы и искусства провинции Хубэй. На открытии вашей выставки вы говорили о взаимодействии двух наших культур. Не могу не спросить: знакомы ли вы с русской литературой?

– Конечно. Я читал романы Толстого – «Война и мир», «Воскресение», «Анна Каренина», знаком с произведениями Пушкина, Чехова, романом Шолохова «Тихий Дон»… Всю литературу, которая раньше поступала из Советского Союза и переводилась на китайский язык, я старался не пропускать. Живопись и литература, разумеется, два совершенно разных вида искусства. Тем не менее могу сказать, что, например, способность Толстого описывать на страницах его великой эпопеи огромное количество событий и столько самых разных людей, дать каждому из них определённое лицо и характер, создать психологический портрет каждого человека – такое удивительное умение оказало на меня очень большое впечатление.

– Вы открывали свою выставку в Москве в период празднования Дня города. Какое впечатление произвела на вас столица России?

– Образ Москвы был с нами уже очень давно, начиная с 1950-х годов. Представители правительства, специалисты разных профессий и художники – все приезжали в СССР учиться или работать. Нам в те годы очень близок был русский народ, и до сих пор все мы наизусть знаем и с удовольствием поём песню «Подмосковные вечера». Я впервые приехал сюда в 1999 году. Мне показалось, что тогда Россия переживала очень трудные времена: нас пригласили в ресторан, и я понял, что у моих коллег было очень сложное финансовое положение. Во времена холодной войны для китайцев образ России несколько испортился, но благодаря президенту Владимиру Путину и председателю Си Цзиньпину сейчас российско-китайские отношения всё больше укрепляются. Я этому очень рад и думаю, что в будущем уже ничто не разрушит нашу дружбу. Даже по поводу введения западных санкций мы твёрдо стоим на позиции России. Я искренне надеюсь, что Россия и Украина всё-таки восстановят добрые отношения, и всё вернётся на круги своя. Я же вам уже говорил, что я оптимист!