Мария Голованивская - Признание в любви: русская традиция Страница 16

Этот период русской литературы, изучаемый молодым поколением на пороге полового созревания, изобилует объяснениями в любви. В этих книгах любовь обсуждают, о ней спорят, и, конечно же – герои объясняются друг с другом.

Этот начальный период простирается до Толстого и до совершеннолетия читателей. Именно перечисленные произведения обозначают исходную систему координат, полную всякой архаики, прямо или косвенно идущей след в след за русскими сказками и за индоевропейским фольклором. На первый взгляд это не очевидно, но на самом деле так и есть. Вот смотрите.

В русских сказках есть постоянные персонажи: Баба-Яга, Таинственный лес, Избушка на курьих ножках, Тридевять земель и Тридесятое царство, задачки для Ивана-Царевича и многое другое.

В русском любовном объяснении тоже есть постоянные участники действия: тень матери героини (или сама мать), отъезд, письмо, обсуждение книжных пристрастий, болезнь, браслет или прядь волос, вручаемые в конце разговора, испрашивание прощения и, на худой конец, предложение дружбы вместо любви. Все это явления разного порядка, но они непременно присутствуют. На этом этапе и как искреннее содержание и как канон.

В самом деле, героиня часто указывает на то, что вот-вот в комнату должна войти ее мать. Означает ли это, что мать всегда чувствует такие моменты и следит за дочерью, или этому есть другое объяснение? Или герой почему-то все время должен куда-то срочно уезжать и сообщает об этом своей избраннице. Современные мужчины так действуют до сих пор. Как что не заладилось – «уезжаю» («Уезжаю в Ленинград». «Как я рада!» «Как я рад!»). Все мы, наверное, отмечали, что разговор о литературе, искусстве, музыке, кино, любимых музыкантах и группах и сегодня свидетельствуют о проявлении интереса и желании заглянуть «внутрь» собеседника. Представьте себе, едете вы в поезде куда-то или летите самолетом. И завязался у вас разговор с вашим соседом или соседкой. И вдруг ваш визави спрашивает: «А что вы сейчас читаете?». Сомнений нет, разговор перешел в иную фазу: раз вас об этом спрашивают, вы вызываете интерес. В отличие от вопросов о недавнем ремонте или совершенных путешествиях.

Не изменило смысл и предложение дружбы вместо любви, нередко попросту обозначающее конец всяческих отношений. Фраза «давай останемся друзьями» способна всерьез расстроить влюбленного, не так ли?

Но что все это означает на самом деле?

Что на самом деле хочет сказать героиня объясняющемуся ей в любви герою, когда упоминает о своей матери (или бабушке), и как герой оперирует этой информацией? Посмотрим.

В «Бедной Лизе» Карамзина героиня указывает на то, что беспокойство матери – императив для девушки: «Наконец Лиза вспомнила, что мать ее может об ней беспокоиться. Надлежало расстаться».

Пушкин в «Евгении Онегине» устами Татьяны упоминает мать. Для Татьяны эти слезы стали аргументом для принятия важнейшего решения в жизни – выйти замуж не по любви:

«Меня с слезами заклинаний

Молила мать…»

Лермонтов в «Герое нашего времени» воспроизводит такую реплику героя, указывающую на высочайший авторитет матери в его глазах: «Мой разговор с вашей матушкой принудил меня объясниться с вами так откровенно и так грубо; я надеюсь, что она в заблуждении: вам легко ее разуверить».

В «Дворянском гнезде» Лиза ссылается на мать, как на большой авторитет: – Маменьке он нравится, – продолжала Лиза, – он добрый; я ничего против него не имею.

В «Первой любви» Тургенев убедительно показывает, что именно за матерью последнее слово в «любовном деле» детей:

– Дмитрий Николаич, – начала она, – нам время терять некогда. Я пришла на пять минут. Я должна сказать вам, что матушка всё знает. Г-н Пандалевский подсмотрел нас третьего дня и рассказал ей о нашем свидании. Он всегда был шпионом у матушки. Она вчера позвала меня к себе.

– Боже мой! – воскликнул Рудин, – это ужасно… Что же сказала ваша матушка?

– Она не сердилась на меня, не бранила меня, только попеняла мне за мое легкомыслие.

– Только?

– Да, и объявила мне, что она скорее согласится видеть меня мертвою, чем вашей женою.

– Неужели она это сказала?

Островский в «Женитьбе Белугина», как и в «Бесприданнице», показывает, что замужество дочери – напрямую маменькино дело: Полина . Ну, смотрите же. Я вам по простоте скажу. (Тихо.) У нас в доме все обман, все, все, решительно все. Вы, пожалуйста, ничему не верьте, что вам говорят. За нами ничего нет. Маменька говорит, что нас любит, а совсем не любит, только хочет поскорее с рук сбыть. Женихам в глаза льстит, а за глаза ругает. Нас заставляет притворяться. («Женитьба Белугина»)

Лариса . Зачем вы постоянно попрекаете меня этим табором? Разве мне самой такая жизнь нравилась? Мне было приказано, так нужно было маменьке; значит, волей или неволей, я должна была вести такую жизнь. («Бесприданница»)

Причем в этом отрывке мы отчетливо видим, что именно маменька решает судьбу дочери, отдает распоряжение в форме приказания, и дочь волей-неволей должна ей подчиняться.

Вот еще один пример из «Бесприданницы», свидетельствующий о том, что мать в любовных вопросах – высший арбитр и высший свидетель:

Лариса . Нет, не все равно. Вы меня увезли от жениха, маменька видела, как мы уехали – она не будет беспокоиться, как бы поздно мы ни возвратились… Она покойна, она уверена в вас, она только будет ждать нас, ждать… чтоб благословить. Я должна или приехать с вами, или совсем не являться домой.

У Гончарова в «Обыкновенной истории» мы видим, что именно у матери просят отдать в жены ее дочь: Я был виноват тогда. Теперь буду говорить иначе, даю вам слово: вы не услышите ни одного упрека. Не отказывайте мне, может быть, в последний раз. Объяснение необходимо: ведь вы мне позволили просить у маменьки вашей руки. После того случилось много такого… что… словом – мне надо повторить вопрос. Сядьте и продолжайте играть: маменька лучше не услышит; ведь это не в первый раз…

В маменькины же функции входит следить за моралью, и грозна не только она сама, но даже и ее нематериальный образ, что очевидно из одной из реплик, приведенных у Гончарова в том же произведении:

Неприлично! – скажут строгие маменьки, – одна в саду, без матери, целуется с молодым человеком!» Что делать! неприлично, но она отвечала на поцелуй.

… Вдруг Надинька встрепенулась, минута забвения прошла.

– Что это такое? вы забылись! – вдруг сказала она и бросилась от него на несколько шагов. – Я маменьке скажу!

Александр упал с облаков.

В этом же произведении есть свидетельства того, что ссылка на маменьку может означать уход от разговора, вызванный отсутствием чувства: – Послушайте, – сказал он таким голосом, что маска вдруг слетела с притворщицы, – оставим маменьку в стороне: сделайтесь на минуту прежней Надинькой, когда вы немножко любили меня… и отвечайте прямо: мне это нужно знать, ей-богу, нужно.

Там же есть высказывание, из которого следует, что осведомленность маменьки об объяснении меняет его статус. – Ваша маменька знает о том, что вы мне говорите теперь здесь? – спросила она, – а? знает? говорите, да или нет?

У Островского в «Талантах и поклонниках» маменька может иногда сотрудничать с дочерью, и ее брак может быть их общим делом:

Негина . Ну, что тебе знать! Все равно тебе. Так надо, Петя. Я долго думала, мы обе с маменькой думали… Ты хороший человек, очень хороший! Все, что ты говорил, правда, все это правда; а нельзя…

Негина . Ну, вот видишь ты; значит, я глупа, значит, ничего не понимаю… А мы с маменькой так рассудили… мы поплакали, да и рассудили…

Тургенев в «Вешних водах» описывает ситуацию, в которой маменька сговаривается не с дочерью, а с претендентом, то есть она непосредственно регулирует их отношения и даже то, как проходит само объяснение:

Вы знаете, какой совет я взял на себя преподать вам, вы знаете, чего желает ваша матушка и о чем она меня просила, – но чего вы не знаете и что я обязан вам теперь сказать, – это то, что я люблю вас, люблю со всею страстью сердца, полюбившего в первый раз!

<…>

– Ваша матушка, – заговорил Санин, как только стук тяжелых ног затих, – сказала мне, что ваш отказ произведет скандал (Джемма чуть-чуть нахмурилась); что я отчасти сам подал повод к неблаговидным толкам и что… следовательно… на мне – до некоторой степени – лежала обязанность уговорить вас не отказывать вашему жениху, господину Клюберу…

И далее везде, уже в советской литературе, фигура матери, изжитая новой советской идеей семьи и брака, воскресает и воскресает как рудимент, родимое пятно:

У Грековой, в «Хозяйке гостиницы»:

– Мама, это мой жених.

Анна Савишна несказанно удивилась: господи помилуй, жених – какой-то военный, да почти пожилой… Откуда? Александр Иванович поцеловал руку будущей теще (она все прятала ее под фартук), но вообще был скован, неразговорчив.