Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2004) Страница 16

Давайте посмотрим. История начинается с того, что Ной после садовых работ выпил вина, опьянел и “лежал обнаженным в шатре своем” (Быт. 9:21). “И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и вышедши рассказал двум братьям своим” (Быт. 9:22). Вот, собственно, и все преступление Хама. Принято считать, что он посмеялся над наготой спящего отца, но, как видите, это прямо не сказано. Хотя, конечно, можно предположить, что рассказ Хама братьям вряд ли был очень лестным для Ноя. Скорее всего, он содержал какую-то критику, быть может, насмешку, но никаких подробностей нам не сообщается. Следовательно, они не имеют значения. Значим сам факт.

Братья Хама, напротив, являют нам образец правильного поведения. “Сим же и Иафет взяли одежду, и, положив ее на плечи свои, пошли задом, и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего” (Быт. 9:23). То есть они не только не критиковали, не только не смеялись, но даже не дерзнули посмотреть на Ноя, который, опьянев, спал в ненадлежащем виде.

Большинству современных людей, в том числе юным исполнителям и старшим вдохновителям того школьного капустника, с которого мы начали свой рассказ, наверное, поведение братьев покажется странным, а наказание, постигшее Хама, несправедливым.

“Разве он не по делу критиковал отца? — возмутятся они. — За что его вообще наказывать? Мало того, что отец подавал сыну дурной пример, так еще и проклял его!”.

Но, во-первых, если бы проклятие Ноя было несправедливым, то он не назывался бы в Библии “праведным и непорочным в роде своем” (Быт. 6:9). А во-вторых, его проклятие не было бы утверждено Богом, не сбылось бы в стольких поколениях. Нимрод, внук Хама, царствовал в Вавилоне, и это, как пишет в книге “Библия и наука о сотворении мира” протоиерей Стефан (Ляшевский), “наложило отпечаток на всю идею государственности в виде того зла, которое всегда является неотъемлемой принадлежностью государства: насилие, тюрьма, казни и очень часто гнет”. Согласно Библии, среди более отдаленных потомков Хама были жители Ниневии, так раздражившей Господа своими грехами, что он послал к ним пророка Иону с грозным предупреждением. Были филистимляне, из среды которых вышел, кстати, великан Голиаф, побежденный будущим царем Давидом и сделавшийся с тех пор олицетворением какого-то огромного и с виду неодолимого зла. Населяли хамиты и города Содом и Гоморру, тоже ставшие впоследствии именами нарицательными, обозначающими крайние степени порока. Так что отеческое проклятие Хама оказалось весьма долговечным. Что толку восставать против духовных законов? Ведь наша антипатия их не отменит. Кому-то может показаться жестоким и несправедливым закон всемирного тяготения: дескать, он так мешает нашей самости, реализации нашей мечты летать. Но если такой бунтарь-свободомысл в знак протеста выпорхнет из окна, закон не отменится, а будет лишь трагически подтверж­ден.

Спасите взрослых!

Насколько же наши предки были духовно взрослее нас! Особенно в глубокой древности, когда люди были гораздо ближе к Богу, чем сейчас. Боговидцу Моисею Господь, наряду с заповедью о почитании родителей, повелел: “Кто ударит отца своего или свою мать, того должно предать смерти” (Исх. 21:15) и “Кто злословит отца своего и свою мать, того должно предать смерти” (Исх. 21:17). Вот как сурово! За другие, с нашей сегодняшней точки зрения, более тяжкие преступления смертная казнь не полагалась, а за посягательство на авторитет родителей, за несоблюдение семейной иерархии — высшая мера, перешедшая в Новый завет (“Ибо Бог заповедал: “почитай отца и мать” и “злословящий отца или мать смертью да умрет” — Мф. 15:4).

Сейчас же сплошь и рядом видишь: маленький ребенок бьет родителей (в том числе по лицу!), а им и в голову не приходит наказать его хотя бы шлепком по попе. Как же! Это ведь жестокое обращение с ребенком! Пусть самовыражается, отважный малыш! А в некоторых глянцевых журналах договариваются до того, что родители не должны даже мимикой показывать свое неодобрение — это якобы нарушает детское право на спонтанность реакций.

Злословие же родителей стало теперь настолько обыденным, что непо­нят­но, кто остался бы в живых, если бы вдруг начали действовать былые законы...

Причем запрет злословить родителей абсолютно безоговорочный. Как бы ни напивался и ни оголялся Ной, что бы ни делали отец с матерью, дети не смеют их осуждать и насмехаться. Известен такой случай. Однажды к препо­добному Серафиму Саровскому пришел человек, который начал жаловаться на свою мать, страдавшую грехом винопития. Но преподобный Серафим закрыл ему рот своей рукой, считая недопустимым, чтобы сын критиковал мать даже в тех случаях, когда критика вполне справедлива и обоснованна.

Почтительным было и традиционное отношение к учителям. Первона­чально эту функцию вообще выполняло священство. Так называли духовных наставников в самых разных культурах. “Учитель” — очень частое обращение апостолов ко Христу. В процессе секуляризации жизни наряду с религиоз­ными учебными заведениями появились светские школы. Учительство выделилось в особую профессию, но благоговейное отношение к настав­никам детей и юношества сохранялось на протяжении многих веков. И лишь по мере распространения либерализма, когда чувство собственного достоин­ства стали отождествлять с непослушанием и своеволием, авторитет учителя пошатнулся. Ну а с конца 60-х годов XX века его и вовсе начали целенаправ­ленно разрушать.

Важнейшей точкой отсчета явилась так называемая “парижская весна” 1968 года, ознаменовавшаяся массовыми студенческими беспорядками. Разбушевавшаяся молодежь протестовала против “буржуазного ханжества”, требовала, чтобы на всех этажах студенческих общежитий стояли автоматы, выдающие презервативы, и возмущалась косностью преподавателей, которые дерзают поучать молодежь.

А сегодня в странах Запада авторитет учителей пал так низко, что не только в университетах, но и в школах педагоги все чаще оказываются в положении жертв: их регулярно бьют, грабят и убивают. Всего несколько фактов. 14 ноября 1995 года семнадцатилетний Джеймс Роуз, ученик школы Ричленд в г. Линквиль (штат Теннеси), застрелил учительницу и однокласс­ницу. Еще одна учительница получила ранения. 24 марта 1998 года в г. Джонс­боро (штат Арканзас) два ученика местной школы открыли стрельбу. Одна учительница была убита. Недавние исследования показывают, что 20% школ США сообщают о фактах насилия в своих стенах. Во многих американских школах администрация даже вынуждена держать полицейских — они называются “команда Стоп” — для усмирения особо энергичных учеников. Учителя же ни себя, ни детей, подвергающихся нападению одноклассников, защитить не в состоянии. Слово учителя давно ничего не значит. Эффект может возыметь только грубая сила, которой учителя, по преимуществу женщины, не обладают. Впрочем, если бы и обладали, она бы им все равно не пригодилась, так как либеральные законы лишили педагогов права даже выгонять хулиганов из класса. Вот и приходится приглашать полицию, которой пока еще дозволяют (если она, конечно, поспеет вовремя!) ограждать взрослых от насилия детей. И ведь хватает у кого-то наглости называть это осатанение демократическими нормами, правами ребенка...

Ну, чем не прообраз ада, где царствуют злоба, жестокость и право силы? Тоже иерархия, только отнюдь не Божественная, а совсем наоборот. А начиналось-то все с любви, с желания дружеских отношений с детьми. Но в угаре демократизации как-то не учли, что любовь ребенка к взрослому без уважения немыслима. Без него — или презрение, или голый страх.

По-видимому, это интуитивно почувствовали выпускники школы, где побывал журналист Рома.

— Меня поразило, — сказал он, — как грамотно был срежиссирован прощальный вечер. Сначала объяснения учителям в любви, а потом — капустник.

— Почему “грамотно”? — спросили мы.

— Как почему? — удивился Рома. — Неужели вы не понимаете? После театральных сценок, в которых ребята пародировали учителей — какие-то особенности их внешности, речи, походки, — объясняться им в любви было бы неуместным, фальшивым до неприличия. Да нет! — Просто невоз­­можным.

Михаил ЧЕРНАВСКИЙ • Первый национал-большевик (Н. В. Устрялов как политический писатель) (Наш современник N10 2004)

МИХАИЛ ЧЕРНАВСКИЙ,

кандидат философских наук

Его поиски политического идеала были неустанными и самоотвер­женными. Его путь — противоречивым и для многих неожиданным. Но за все свои просчеты и надежды он заплатил жизнью. Судьба и творчество Николая Васильевича Устрялова — может быть, наиболее яркий и драматический пример искания истины в богатом полити-