Ольга Мамонова - Последняя банда: Сталинский МУР против «черных котов» Красной Горки Страница 18

Когда осенью 1941 года все основное производство КМЗ было погружено в эшелоны и двинулось в Новосибирск, Коровины уехали вместе со всеми рабочими завода. В Новосибирске под выпуск прицельной и наблюдательной техники был отведен Институт военных инженеров. Однако помещение надо было расширять, чтобы внести станки. Пришлось долбить стены и увеличивать проемы. Сибирская зима вовсю гуляла в здании, пальцы немели. Рабочие, включая женщин и подростков, работали в продуваемых помещениях, при самодельных обогревателях: с одной стороны — железная бочка, приспособленная под печку, с другой — проволока, намотанная на два кирпича. Одна из работниц-оптиков вспоминала: «Многие кашляли, приходили на работу с температурой. Но надо было работать. Выпуск танков и самолетов стал нарастать, нужны были прицелы. Все для фронта — так и жили».

Несмотря на отчаянные условия и человеческие утраты, уже через несколько месяцев завод в полном объеме выполнял государственный заказ.

Среди прошедших через адовую работу в тылу был и Коровин — стахановец, которому не было еще и восемнадцати лет. Из Новосибирска он привез медаль «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны» и сразу устроился работать на КМЗ. Его продукция с личным клеймом шла прямо на склад, минуя ОТК. Как Лукин и Базаев, он увлекался спортом и играл за заводскую футбольную команду.

Уже во время следствия Владимир Арапов спросил Митина, зачем тот привлек к делам Коровина, несмотря на достаточно крепкий состав сообщников. Митин ответил, что ему нужен был человек для более рискованных налетов, причем человек достойный, проверенный, с правильной сущностью.

… Второго ноября 1952 года Коровин, очнувшись после ужасной ночи, когда был убит лейтенант Грошев, понял, что теперь он повязан крепко, намертво. И его семейная жизнь, только начавшаяся в январе 1953 года, оборвалась быстро. Медовый месяц закончился грубым и холодным пробуждением — арестом за участие в групповом бандитском нападении с убийством.

В 1952 году Митину исполнилось двадцать пять лет. В эту темную душу пробивался свет: уже второй год он встречался с учащейся фабрично-заводского училища Валей. Когда он увозил ее в парк или за город на своем двухцилиндровом черно-сером волке, девушка смотрела на него как на Ивана-царевича. Вероятно, тесная жизнь в коммуналке и его собственная жизнь — от пропасти к пропасти — отводили мысли о совместной с ней жизни. Но как только его отец выстроил собственный дом, Митин сказал ему, что собирается жениться.

Новый, 1953 год он встречал с Валей. Гуляли весело и шумно, смеялись, строили планы на будущее. Других же он этого праздника лишил. В четырех московских семьях стыло горе. Там не зажигали елки, и только стояли в черных рамках фотографии тех, кто навсегда остался в ушедшем году.

На девятый день нового года Митин вышел на свое последнее дело — достать для Николаенко деньги влагерь. Вскоре вместе с отцом Николаенко он проводил на вокзал Базаева и Лукина, уезжавших в Мурманск. Из станционной пивной за ними спокойно наблюдали двое мужчин в штатском, но с военной выправкой. Они уже знали о них все и, вероятно, жалели отца Лукина, сотрудника милиции, которому вскоре придется провожать сына на зону.

История Лукиных непростая. В начале войны семья уехала в Новосибирск, а после эвакуации перебралась на Украину. Однако на новом месте жизнь не сложилась сразу. Старший сын, Вячеслав, попался на краже из школьного буфета и получил трехлетний срок в исправительной колонии.

В этот страшный, неурожайный 1947 год вся Украина голодала. Но несмотря на тяжелейшую продовольственную ситуацию, Никита Хрущев приказал колхозам свезти остатки хлеба на государственные заготовительные пункты. Люди ели «затеруху» — мелко протертое тесто, которое сыпали в кипящую воду. В колонии положение было еще хуже, и Славка Лукин довольно скоро понял, что если он не сбежит, то просто-напросто умрет.

После побега он вернулся в Красногорск, куда вскоре переехали его родители с его младшей сестрой. Они поселились в одном из барачных домов на Теплом Бетоне. Сегодня красногорцев уже не удивить этим необычным названием. Еще перед войной трест «Теплобетон» строил завод и временные помещения для рабочих. Теплый бетон — это также и состав материала, из которого строили в зимнее время. Так как бараки были временными, в них был минимум условий. Однако один из них все же приспособили под клуб с киноустановкой и разместили библиотеку. У въезда в Теплый Бетон, под часами, работала булочная.

Вячеслав Лукин был толковым и спортивным парнем. Ему прочили большую карьеру в хоккее. Кроме того, он работал в мастерских одного из московских НИИ и поступил в школу рабочей молодежи. Учился блестяще. Зачетная ведомость до сих пор хранит свидетельство о его высших экзаменационных баллах по геометрии, истории, географии, немецкому языку и, конечно же, по Конституции СССР. И все это, как говорилось тогда, при отличном поведении. В 1952 году он успешно сдал экзамены в престижный Московский авиационный институт. Среди своих сверстников и людей постарше он пользовался большим уважением.

Но, как известно, каждая семья несчастлива по-своему. В семье Лукиных произошел разлад, и скоро Вячеслав стал остро ощущать отсутствие отца.

Осенью 1951 года он зашел с Николаенко в пивную у стадиона «Зенит». Заметив Митина, который только что вернулся из Ялты, Николаенко окликнул его и познакомил с Лукиным. Митин, под два метра ростом, на пять лет старше, и невысокий, худощавый Лукин с поразительной легкостью нашли общий язык и стали близкими друзьями задолго до того, как их повязало первое преступление. Лукин, Лука, как его называл Митин, не скрыл от него побег из колонии. В свою очередь Митин открыл Лукину историю своей первой судимости, хотя поостерегся рассказывать о недавно совершенных налетах. В отличие от тех, кого он с легкостью брал на дело, Лукина, который был ему ближе всех, он долго не вовлекал в преступления. Несмотря на то, что Митин был старше и уже имел преступлений «на вышку», не он, а Лукин первым вызвался на совместное дело. И после трех месяцев молчания Митин наконец раскололся. Теперь Лука стал его правой рукой, в нем Митин нашел человека, который был с ним на равных. После первых же налетов он понял, что не ошибся. В свои двадцать лет Лукин умел не только пить водку, но и стрелять.

Лукин был уважителен с девушками. Серьезное чувство связало его с красавицей Зоей, которую он скоро назвал своей невестой. Оберегая и ее, и себя, Лукин избегал покупать дорогие подарки, и на день рождения подарил ей духи «Красная Москва».

До ареста ему оставалось десять дней.

Митин не ночевал дома уже два дня. Аверченков несколько раз приезжал к нему в Губайлово и не мог застать. Снова приходил и снова ждал. Митин появился глубокой ночью 13 февраля, трезвый и в хорошем расположении духа. Поговорив немного, оба легли спать в его комнате. В шесть часов утра в дом ворвались сотрудники милиции. Под подушкой у Митина был наган, но он даже не успел открыть глаза, как четверо милиционеров навалились на него и надели наручники.

Группа майора милиции Сергея Дерковского сработала чисто, без стрельбы. Накануне в коридоре МУРа он вытянул длинную спичку — ему выпало брать Митина.

География арестов не ограничилась Красногорском. Болотова задержали в Тушине, Семихатова — в Москве, Агеева — на Украине. Потрясенные родные смотрели, как арестованные шли под конвоем сквозь черно-белые зимние дворы и исчезали в милицейских машинах. В дороге Аверченков ожесточенно думал, кто мог их сдать, и в конце концов остановился на своем лучшем друге, Агееве, который уже больше года служил в военно-морской авиации. Никто из преступников не представлял, какая долгая, извилистая дорога вывела уголовный розыск на их след.

В Красногорском отделении милиции не было такого количества отдельных комнат для допросов. Обвиняемых сразу доставили на Петровку, 38, и поместили во внутреннюю тюрьму. Как раз уложились к совещанию ответственных работников МГБ, которое созвал министр госбезопасности Семен Игнатьев 14 февраля.

В операции по задержанию участвовало около пятидесяти сотрудников милиции, включая красногорский угрозыск. Владимир Арапов был в группе подполковника Игоря Скорина, бравшей Лукина.

Отец Лукина, сотрудник милиции и коммунист, от свалившегося на него потрясения и позора попал в психиатрическую больницу. На суде Лукин-младший с мстительной прямотой заявит: «Если бы отец жил с нами в последний год, ничего бы не случилось. Он был очень строгий и не допустил бы, чтобы я встал на путь преступлений».