Ольга Мамонова - Последняя банда: Сталинский МУР против «черных котов» Красной Горки Страница 19

Отец Лукина, сотрудник милиции и коммунист, от свалившегося на него потрясения и позора попал в психиатрическую больницу. На суде Лукин-младший с мстительной прямотой заявит: «Если бы отец жил с нами в последний год, ничего бы не случилось. Он был очень строгий и не допустил бы, чтобы я встал на путь преступлений».

Глава 4

Суд

Жизнь — как вода,Вел я всегдаЖизнь бесшабашную, —Все ерунда,Кроме судаСамого страшного.

Утром новость о ночных событиях облетела Красногорск. В обеденный перерыв на заводах гудел народ. Никто не мог поверить. «Банда» — было чужое, не красногорское слово. Арестованных знали все.

В результате первых же допросов стало известно, что их бандитский дебют состоялся не 1 февраля 1950 года, а парой месяцев раньше, когда вся страна готовилась к празднованию сталинского юбилея. Хотелось отгулять и отпраздновать по полной — а на что, чем? Самарин, зная физическую силу Митина, предложил ему ночью приехать в продовольственный магазин в Тушине и ломом сорвать тяжелый навесной замок. Продуктов и водки, всего на сумму свыше двух тысяч рублей, хватило достойно отметить не только 70-летие Сталина, но и наступивший 1950 год.

И только после этой преступной разминки Самарин рискнул предложить Митину открытый разбой. Невероятно, но в тот день Митин отказался — дескать, ему надо собраться с духом. Это было не так. Его наблюдательность и осторожность никогда не были помехой для дерзких нападений. Самарин отлично понимал, с кем имеет дело. Позже, на суде, он сказал, что Иван просто не доверял ему и присматривался, подозревая, что Самарин мог быть осведомителем. Но по прошествии несколько недель Митин уже не противился этой разрушительной силе, которая гнала его в темноту. Самарин достал для него пистолет, и Митин выточил гильзы на токарном станке. Молодой парень с красивым узким лицом и светлыми глазами исчез навсегда. На следственных фотографиях 1953 года Митин выглядит старше своих двадцати шести лет, с огрубевшими чертами лица и тяжелым, вызывающим взглядом.

Невольно общаясь с ним во время допросов, Владимир Арапов не видел этой перемены. По сравнению с преступниками, с которыми Арапову приходилось иметь дело, Митин выделялся самообладанием и прямотой, отсутствием страха и даже чувством юмора. Он с самого начала знал, что его ждет расстрел и тем не менее без всяких уловок и надежды на спасение давал показания и помогал восстанавливать картину преступлений в следственных экспериментах.

— Жаль, что они такое сотворили с собой и с другими, — задумчиво говорит Арапов. — Мне пришлось вести допрос невесты Лукина. Такая хорошая, красивая девушка. Да и сам Лукин неглупый был парень, держался спокойно, не скажешь, что двадцать один год… Когда я увидел Митина, то подумал — сам бы его расстрелял, вот этими самыми руками. А как стал говорить с ним — как будто другой человек передо мной.

В комнатах для допросов, как под перекрестным огнем, оказались и родственники, и невесты, и просто знакомые главных участников и соучастников. Сыщиков поразило, как мало знали об обвиняемых в их собственных семьях. Отец Митина не смог ответить, при каких обстоятельствах его сын приобрел мотоцикл (Митин владел мотоциклом четыре года), кем он работает и сколько получает. А мать Лукина, случайно обнаружив оружие в комнате сына, просто разобрала пистолет на части, выбросила и забыла об этом. Хотя ни один из членов банды не жил отдельно и каждый помогал деньгами родителям, дом для них был просто крышей на ночь, и то не всегда. О безотцовщине говорить не приходится. Отцы были у всех — и что из этого? А вот старших братьев над ними не было.

Владимир Арапов продолжает:

— На допросах все участники банды держали себя в руках и перед неопровержимыми фактами сразу стали давать показания. Только Болотов, лет на пятнадцать старше всех остальных, стал все отрицать и пытался любыми способами уйти от ответственности. Свидетелям было нелегко его опознать — во время налетов Болотов прятал лицо под маской. На предварительном следствии было недостаточно прямых улик, чтобы выдвинуть ему обвинение. Прокурор не давал санкции на арест. Нужно было его освобождать. Во время очередного допроса Болотова открылась дверь и вошел Николай Бутырин с постановлением об освобождении. И как раз в этот момент Болотов «раскололся».

Должна сказать, что для полковника Бутырина, участника следственной группы, работавшей по банде Митина, это дело до сих пор остается болезненной темой.

— Они расстреляли Грошева по-фашистски, так жестоко, бессмысленно… — подвел он жесткий итог нашему разговору. Сотрудники МУРа не могли забыть, как эта грубая, пьяная банда вырвала из жизни их молодого товарища.

Арестованных сначала приняла Таганская тюрьма, потом Бутырка. Из Петрозаводского лагеря привезли Николаенко.

— За одним из них я и майор Перцев летали в Одессу, — вспоминает генерал-майор Арапов (это мог быть только Агеев, курсант Военно-морского авиционно-торпедного училища г. Николаева). — Он находился в составе летчиков, патрулирующих морскую границу. Я предъявил ордер на арест, но возникла проблема. Во время совершения преступлений обвиняемый был гражданским лицом, а теперь находился в распоряжении военного округа. Поэтому начальник подразделения потребовал ордер военной прокуратуры. Мне пришлось лететь обратно в Москву, получить в собственные руки новый ордер и лететь обратно. На арестованного надели наручники и самолетом доставили в Москву.

Николаевское училище готовило летчиков и специалистов-механиков для бомбардировочной и минно-торпедной авиации. Уже на первом курсе курсанты осваивали самолеты Ут-2 и Ил-4, а выпускники летали на реактивном самолете Ил-28. В начале 50-х годов одним из курсантов училища был сам Александр Губарев, будущий космонавт. Арест за вооруженный бандитизм в таких рядах было событием беспрецедентным. Агеев, взлетевший выше всех, упал с большей высоты, чем остальные.

Под усиленным конвоем из Свердловского лагеря доставили Самарина. Отсидев почти три года своего пятилетнего срока, он готовился к досрочному освобождению. Мартовская амнистия по статье хранения огнестрельного оружия могла скрыть его от правосудия навсегда. Возможно, ему уже снился Божий храм — лагерная примета к освобождению. Но возмездие все-таки настигло его. Показания Митина об убийстве старшего оперуполномоченного А. Кочкина подтвердил слово в слово Агафонов. Самарин был обречен.

Агафонов порвал с бандой еще летом 1950-го, после отъезда Самарина. Но вряд ли его потряс собственный арест три года спустя. Черная тайна февральского убийства гнездилась в его сознании, несмотря на женитьбу и добросовестную службу в армии. Единственное, о чем он неоднократно просил прокурора, — это разрешить свидание с престарелыми родителями, оставшимися в деревне, которых он не видел два года и вряд ли больше увидит.

В первый день и первую ночь допросов также решалась судьба девятнадцатилетнего Федора Базаева, токаря механо-сборочных работ на КМЗ и талантливого спортсмена. Близкий друг Лукина и Николаенко, он часто проводил время в компании Митина. Я не раз встречала это имя — у Э. Хрупкого, у А. Тарасова, в воспоминаниях начальника красногорской милиции И. Спирина. Это имя мелькало в разговорах. Однако официально Федор Базаев не проходил по делу ни как участник, ни как соучастник. И после единственного допроса его отпустили домой.

Его подлинную роль во всей этой истории никто уже не сможет узнать, да и вряд ли это нужно. Но в ту февральскую ночь судьба Федора висела на волоске. Косвенные улики почти сплели свою петлю, но то ли подсудимые пощадили парня, вплотную подошедшего к омуту, то ли закон действительно был на его стороне. Ужас, пережитый молодым парнем от страшной судьбы остальных, которую он мог разделить, сделал свое дело. Блестящий футболист прожил долгую, честную жизнь, ни разу не оглянувшись в прошлое. Став капитаном футбольной команды и мастером спорта, через несколько лет он забил первый гол в истории красногорского футбола в высшей лиге. Федор Базаев воспитал не одно поколение хоккеистов, и в 2007 году многие жители Красногорска проводили его в последний путь.

Шестнадцатого февраля 1953 года Арапов начал допрашивать Митина. Постепенно материалы уголовного дела заполнили 14 томов. Военная коллегия, взявшая дело Митина, в свое время составила на наркома Николая Ежова 12 томов следственных материалов.

Расследование было тяжким, длительным процессом. Обвиняемых по очереди вывозили на места преступления. Их показания тщательно протоколировались, каждая страница должна была быть подписана подследственным. Фотограф приобщал к делу снимки, сделанные во время следственных экспериментов.